
Книги строго "18+"
jump-jump
- 2 369 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Немного семейной саги; немного курортной неги; много счастливого советского детства - вот источники и составные части "Единоличницы", аннотация которой предлагала задержать дыхание и приготовиться к прыжку в кроличью нору, смутно намекая на некую страну чудес, готовую нам тут открыться. Забегая вперед: нет, ничего кэрролловского не будет. Как, в общем, не будет и магического реализма, и вообще никаких элементов фэнтезятины - что скорее хорошо. Не знаю, как вы, а у меня уже род ментальной изжоги от непременной магии и мистики, которыми всякий автор считает необходимым приправить свои сочинения.
Майя Кононенко пишет крепкий реализм с, разве что, чуть измененной оптикой детскости. По субъективным читательским ощущениям это ближе всего к прозе Геннадия Гора - такое спокойное, уверенное письмо со взглядом сочувственным и чуть свысока. Истории в пяти частях, где первые две в основном про бабушек-дедушек, третья про советское детство героини: в Алма-Ате, в Риге, в Германии, где служил особист-папа; четвертая - иллюстрацией к ее достигаторству, привычный зимний отдых на Бали и Гоа обеспеченной богемной семьи, остро ощущающей собственное отличие от немытых масс, скорее в конце десятых, чем в наши дни; пятая - снова в Союзе, в Москве и немного на черноморском побережье в ведомственном лагере "Дзержинец".
Анна - Айка, как сама она звала себя в детстве, из племени удачников. Сильных красивых успешных людей, чуть сильнее. красивее и успешнее (крепче, здоровее, способнее к наукам и ремеслам и в целом более приспособленных), чем средний член социума. Не ее заслуга, и, тем более, не ее вина, что родиться довелось в полной и любящей, интеллигентной и обеспеченной семье, начать жизнь в столицах союзных республик, а продолжить за границей, что автоматически повышало рейтинг советского ребенка в среде сверстников. Даже развод родителей, всегда болезненный и понижающий статус, ей подарил лучшего на свете папу и еще одну пару любящих бабушек-дедушек.
В условно наш дни Анна с семилетним сыном и мужем - модным художником и галеристом, проводит зиму в тропическом раю, ей 36, ему 55, она его звезда, модель и муза, он ею гордится, она им гордится, вилла заранее арендована, прислуга к своих сахибам с любовью и почтением. В друзьях у них пара таких же цифровых номадов, владеющая собственным замком, светские развлечения для местной элитной тусовки включают концерт польского виртуоза ("поляк, значит будет играть Шопена") Все они выпендрежники и снобы, что внезапно созвучно фамилии: "...Снов, одетый в широкие, черного льна штаны и белую рубашку из матового шелка с подвернутым рукавом, упругой походкой проследовал к бару, где подавали шампанское, как он любил — в бокалах шале. Других цветов в одежде он не признавал..."
И все было бы замечательно, но Сашу, милого сына, пугает возможность попасть в ад из-за украденных у приятеля цепочки от лего и двух иностранных монеток. Чтобы утешить его, Аня, напрягши память, вспоминает два случая из своего детства, в одном она присвоила "ничейные" монетки, но вернула их государству, в другом ее несправедливо обвинили в краже килограмма рафинада. И это все? В общем да. Милое бессюжетное письмо, роман из собранных на живую нитку семейных хроник, автобиографии и кундероподобной истории о жизни "на богатом".
Не ищите здесь сколько-нибудь внятной фабулы, не ищите обещанных аннотацией Кафки и Джойса, но поностальгировать об СССР, который мы потеряли и, чуть менее явно - о потерянной России - с "Единоличницей" удастся

Мшистая лестница, пряча в карманах тронутых ржавчиной уховёрток, дразнит щекоткой пятки — и тычется носом в колени чёрная с рыжим подпалом такса соседа Яниса, одноногого латышского стрелка.

Могучее чешуекрылое стряхивает в траву зеркальный шарик росы, успевающий перед
тем, как разбиться вдребезги, отразить и его самого, бьющегося в паутине, и худенькую зеленоглазую девочку в лаковых босоножках, и полусферу доступного зрению мира в его уникальной, лишь данной секунде свойственной комбинации. Этот кадр, несомненно заёмный, стал одним из тех первых узлов, вокруг которых нить Айкиной жизни начала сплетаться в единственно возможную композицию индивидуальной судьбы — судя по многим приметам, кем-то заранее предусмотренной.















