Русская классика, которую хочу прочитать
Anastasia246
- 542 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Трогательная весьма история получилась у Фёдора Михайловича, особенно с учетом того, что написана она была им в Петропавловской крепости, где писатель находился, будучи в заключении перед судом над «Петрашевцами», к коим его и причислили тогда, было дело (что, впрочем, весьма (интуитивно) правильно с психологической точки зрения – это я про тему текста).
Нда-а.. Что здесь (ещё) надо сказать (в первую очередь)? Как по мне, анализировать (и давать оценку) подобным произведениям интересно прежде всего с точки зрения (расширенного) контекста (вернее, даже контекстов).
По сюжету-то - ну да, чувствительный любвеобильный одиннадцатилетний мальчик находится в состоянии смутного томления (я правда, так и не понимал почти до самого конца, по кому больше - по «блондинке», или по «m-me M*», но это и не особо важно, скорее всего по обеим, но чуть больше всё-таки по второй) и даже успевает получить вполне заслуженный поцелуй от предмета своего обожания в самом конце. Есть здесь и весьма интересные и важные отвлечения-размышления, например, о типажах, у которых «вместо сердца кусок жира» и у которых «на всё.. припасена готовая.. самая модная фраза».. Или наоборот, «что сердце, которое много любит, много грустит»..
Так вот, возвращаясь к «контекстам». Первый контекст –«место и ситуацию» написания мы уже частично раскрыли в самом начале. Идём далее.
Описанные «воспоминания» главного героя наверняка навеяны сценами жизни самого писателя в возрасте героя, когда он периодически приезжал и жил (среди всех прочих гостей) в загородной усадьбе своей обожавшей его тётки Куманиной Александры Фёдоровны. Вообще, интересно то (как-то я всё больше убеждаюсь в этом со временем), что, как мне кажется, не будь этой тётки, по сути, не было бы и такого писателя, как ФМ. Достоевский, и в первую очередь, потому не было бы, что это именно она (или, говоря точнее, её купеческо-дворянское семейство) финансово обеспечивало и поддерживало писателя практически на всех этапах его жизненного пути –начиная с платы за обучение и возможности жить-тусоваться и, таким образом, вливаться в литературную тусовку Санкт-Петербурга того времени, и далее, продолжая помогать братьям издавать свои литературные журналы и вплоть до самой смерти писателя (именно после тяжёлых разговоров с сестрой по поводу оставленного ему тёткой части рязанского наследства, через два дня он и умер).. Вот такая вот тётка.. (а ведь он, между тем, в том же «Игроке» ненавязчиво простебал её в образе московской генеральши) и вот такие вот.. замкнутые круги (получаются в итоге)..

Впечатление: честно, ожидала чего то большего, это ведь великий и ужасный ФедЫр Михалыч. И вот прямо разочарование.
Да, эмоции, да первое влечение к женщине, но не в 11 лет? Или я что-то не понимаю?
Для меня рассказ слишком нудный, слишком затянутый, и мысли мальчика и его диалоги ну прямо вот разрозненные.
Не удивлюсь если в рассказе есть какой-то тайный смысл, типа борьба большевиков против царской власти (утрирую), но суть понятна.
Так, что прямо нет.
О чем книга: Короткий рассказ о мальчике 11 лет, который живя в гостях у дядюшки «влюбляется» в даму старше себя. С такой первой любовью он начинает испытывать чувства, которые раньше не испытывал, иногда прямо захлебываясь в них. А у дамы свой романчика стороне и свои переживания.
Читать/ не читать: нет

"Маленький герой" был написан Достоевским уже после ареста, в Петропавловской крепости. Этот рассказ кажется слишком светлым и веселым для Достоевского. Но это только на первый взгляд. За шаловливостью и беззаботностью происходящего скрываются печальные и горестные сердечные события, хотя они и прикрыты светлым чувством ностальгии по детству.
Рассказчик вспоминает один из эпизодов своего детства. Когда ему было 11 лет, он гостил в деревне у родственника. Это было лето, полное гостей, приемов, развлечений и веселья. Юный герой повествует о первых своих движениях сердца, о первой влюбленности, чистой, наивной и благородной, на которую способно только детское сердце. Наш герой с одной стороны очарован некой мадам М. - красивой, задумчивой и печальной девушкой. А с другой - подвергается постоянным шалостям и насмешкам другой белокурой и превеселой красавицы. Эта "прекрасная тиранка" не упускает любой возможности посмеяться над мальчиком, возбуждая в нем одновременно и восхищение, и ненависть. Выходки этой проказницы доводят юношу до отчаяния и до безумного поступка, который и сделал из него маленького героя в глазах собравшегося общества.
Но на самом деле героизм мальчика, на мой взгляд, не в его опрометчивой выходке, а в его роли в драме мадам М. Невольно мальчик становится свидетелем тайны этой молодой женщины. Он узнает причину ее слез, ее странных отношений с мужем и играет очень важную роль в ее истории. Несомненно, в этом рассказе чувствуются сюжетные линии незаконченной "Неточки Незвановой", где между Александрой Михайловной и ее мужем была некая тайна, в которую случайно проникла и Неточка. Но в "Маленьком герое" стоят другие акценты.
Здесь перед нами беззащитная влюбленная женщина, живущая рядом с ревнивым мужем-тираном и рискующая быть осужденной обществом, этими поверхностными и насмешливыми людьми. И вот она видит перед собой еще совсем юного мальчика, который обнаруживает куда больше благородства, сочувствия и понимания, чем кто-либо. Она находит верного и безмолвного сообщника, с кем хоть и не может разделить свою тайну и страдания прямо, но с кем не так одинока. Узнав секрет мадам М., мальчик безусловно попадает в очень щекотливое положение. Но его первая любовь (или что-то похожее на любовь, только зарождающееся в неопытном, но благородном сердце) помогает ему поступить правильно и и очень милым и трогательным способом принести несчастной женщине так необходимое ей утешение.

Обе подруги были одних лет, но между тем была неизмеримая разница во всем, начиная с красоты. M-me M * была тоже очень хороша собой, но в красоте ее было что-то особенное, резко отделявшее ее от толпы хорошеньких женщин; было что-то в лице ее, что тотчас же неотразимо влекло к себе все симпатии, или, лучше сказать, что пробуждало благородную, возвышенную симпатию в том, кто встречал ее. Есть такие счастливые лица. Возле нее всякому становилось как-то лучше, как-то свободнее, как-то теплее,

Называли его умным человеком. Так в иных кружках называют одну особую породу растолстевшего на чужой счет человечества, которая ровно ничего не делает, которая ровно ничего не хочет делать и у которой, от вечной лености и ничегонеделания, вместо сердца кусок жира. От них же поминутно слышишь, что им нечего делать вследствие каких-то очень запутанных, враждебных обстоятельств, которые «утомляют их гений», и что на них, поэтому, «грустно смотреть». Это уж у них такая принятая пышная фраза, их mot d'ordre, их пароль и лозунг, фраза, которую мои сытые толстяки расточают везде поминутно, что уже давно начинает надоедать, как отъявленное тартюфство и пустое слово. Впрочем, некоторые из этих забавников, никак не могущих найти, что им делать, — чего, впрочем, никогда и не искали они, —именно на то метят, чтоб все думали, что у них вместо сердца не жир, а, напротив, говоря вообще, что-то очень глубокое, но что именно — об этом не сказал бы ничего самый первейший хирург, конечно, из учтивости. Эти господа тем и пробиваются на свете, что устремляют все свои инстинкты на грубое зубоскальство, самое близорукое осуждение и безмерную гордость. Так как им нечего больше делать, как подмечать и затверживать чужие ошибки и слабости, и так как в них доброго чувства ровнешенько настолько, сколько дано его в удел устрице, то им и не трудно, при таких предохранительных средствах, прожить с людьми довольно осмотрительно. Этим они чрезмерно тщеславятся. Они, например, почти уверены, что у них чуть ли не весь мир на оброке; что он у них как устрица, которую они берут про запас; что все, кроме них, дураки; что всяк похож на апельсин или на губку, которую они нет-нет да и выжмут, пока сок надобится; что они всему хозяева и что весь этот похвальный порядок вещей происходит именно оттого, что они такие умные и характерные люди.
В своей безмерной гордости они не допускают в себе недостатков. Они похожи на ту породу житейских плутов, прирожденных Тартюфов и Фальстафов, которые до того заплутовались, что наконец и сами уверились, что так и должно тому быть, то есть чтоб жить им да плутовать; до того часто уверяли всех, что они честные люди, что наконец и сами уверились, будто они действительно честные люди и что их плутовство-то и есть честное дело. Для совестного внутреннего суда, для благородной самооценки их никогда не хватит: для иных вещей они слишком толсты. На первом плане у них всегда и во всем их собственная золотая особа, их Молох и Ваал, их великолепное я. Вся природа, весь мир для них не более как одно великолепное зеркало, которое и создано для того, чтоб мой божок беспрерывно в него на себя любовался и из-за себя никого и ничего не видел; после этого инемудрено, что всё на свете видит он в таком безобразном виде. На всё у него припасена готовая фраза, и, — что, однако ж, верх ловкости с их стороны, — самая модная фраза. Даже они-то и способствуют этой моде, голословно распространяя по всем перекресткам ту мысль, которой почуют успех. Именно у них есть чутье, чтоб пронюхать такую модную фразу и раньше других усвоить ее себе, так, что как будто она от них и пошла. Особенно же запасаются они своими фразами на изъявление своей глубочайшей симпатии к человечеству, на определение, что такое самая правильная и оправданная рассудком филантропия, и, наконец, чтоб безостановочно карать романтизм, то есть зачастую всё прекрасное и истинное, каждый атом которого дороже всей их слизняковой породы. Но грубо не узнают они истины в уклоненной, переходной и неготовой форме и отталкивают всё, что еще не поспело, не устоялось и бродит. Упитанный человек всю жизнь прожил навеселе, на всем готовом, сам ничего не сделал и не знает, как трудно всякое дело делается, а потому беда какой-нибудь шероховатостью задеть его жирные чувства: за это он никогда не простит, всегда припомнит и отомстит с наслаждением. Итог всему выйдет, что мой герой есть не более не менее как исполинский, донельзя раздутый мешок, полный сентенций, модных фраз и ярлыков всех родов и сортов.

Из ее больших открытых глаз будто искры сыпались; они сверкали, как алмазы, и никогда я не променяю таких голубых искрометных глаз ни на какие черные, будь они чернее самого черного андалузского взгляда




















Другие издания


