
Нон-фикшн / научно-популярная литература
Tiamat_
- 1 266 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
1 декабря 1934 года в Ленинграде был убит член Политбюро ЦК ВКП(6) Сергей Киров, и реакция Сталина на это убийство (заказчиком которого мог он сам) положила начало эпохе Большого террора.
Жестокие репрессии, последовавшие за убийством Кирова, ознаменовали для Дос Пассоса новый драматический этап антидемократической деградации советского режима.
Уже в конце декабря Дос Пассос пишет Уилсону, что «история с Кировым [...] положила конец [его] благодушным сомнениям по отношению к сталинистам». Он отмечает, что русская революция «перешла в наполеоновскую стадию», а «прогрессивные тенденции в советском государстве» оказались уничтожены его элитой, стремящейся «сохранить себя» и удержать власть любыми средствами.
«Отныне, - сокрушается он, - события в России не представляют больше интереса для мирового социалистического движения, разве что в качестве печального примера того, чего не надо делать» 52.
В ответ на новую волну репрессий в СССР Дос Пассос решительно отрекся как от советского режима, так и от международного коммунистического движения.
В письме Уилсону Дос Пассос заявляет, что не только советский режим, но и весь Коммунистический интернационал фатально дискредитированы «порочной мерзостью» сектантства и новыми чистками в СССР.
Постановочные процессы в Советском Союзе «сталинские спектакли» в его понимании безвозвратно «отталкивают мировое рабочее движение». «Что толку избавляться от своих "цепей", - спрашивает он у Уилсона с характерной смесью печали и гнева, - если вместо них получаешь расстрел?»

«Ясно одно: ничто другое не толкает людей в рабство войны с такой силой, как национализм», - пишет он в своем дневнике в январе 1918 года, отмечая здесь же, что «патриотическое лицемерие» скрывает за собой «торгашескую жадность».
Несколько месяцев спустя он оставляет схожую по настроению запись: «Во всякой нации под королевскими мантиями, полированными имперскими шлемами и абстрактными разговорами о господстве, спрятаны коптящие небо фабричные трубы, которые и есть Бог мира сего».
По мере того как растет его отвращение перед лицом продолжающегося кровопролития, Дос Пассос все яснее осознает связь между теми экономическими силами, что разожгли эту войну, и теми, что уродуют человеческую жизнь в его родной стране.
В одном из фронтовых писем к Хосе Гинеру Пантохе он не вполне осторожно заявляет, что война ведется «в интересах алчных наций помешанного на торговле мира» и ни одна из стран-союзниц не может предложить «ни бедным, ни богатым ничего, кроме рабства промышленного, финансового, деляческого».
Здесь же он неожиданно предполагает, что только в нейтральной Испании и в большевистской России «порабощение не абсолютно».

Запись Дос Пассоса в дневнике от 31 июля 1917 года:
«Я умираю от желания писать, но все мои прежние приемы теперь вызывают у меня одно отвращение, все они ни на что не годятся.
Как чертовски смешно все это! Столько поколений трудилось, обкрадывало и истязало себя, все выше и выше возводя напряжение мысли, полируя все ярче и ярче зеркало разума, чтобы закончить этим.
Боже мой, что за время. Все это ханжество и лицемерие, все эти проклятые пережитки старых истин теперь гниют и заражают воздух, и убивают верней, чем немецкий газ
Чертовы самодовольные министры на своих трибунах, бизнесмены, рассказы о героизме, права моя страна или нет - несть им числа. О трагический мировой фарс».


















Другие издания
