
Русская литература. Большие книги
Antigo
- 207 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
А еще страшно, когда толпа озверевших детей гонит слабую девчонку по улицам.
Страшно, когда мальчик, твоя первая любовь, оказывается предателем и вместе со всеми кричит: "Бойкот!"
Страшно, что вот отдашь ребенка в школу, и выяснится, что учительница больше занята собственной личной жизнью, чем доверенными ей детьми.
Страшно, когда ветер раздувает искры от костра во все стороны, а платье медленно тлеет.
Страшно, когда взрослые не понимают, что вырастили не людей, а зверей.
Страшно понимать, что все это - не авторская фантазия, а та правда жизни, которую мы предпочитаем не замечать. Не замечаем долгое время, а потом натыкаемся на заголовки "Пятеро семиклассниц избивали одноклассницу и снимали это на мобильный телефон" или (а это уже следующая стадия) "Ученик пятого класса покончил жизнь самоубийством".
Страшно, что наши дети вырастут такими. Все равно - загонщиками или жертвами. Не правильно и то, и другое. Не должно так быть, не должно...
А еще страшно, когда нет слов. Когда ты сидишь, смотришь в монитор и не находишь в себе ни слов, ни сил для того, чтобы рассказать, как важна и как нужна эта тоненькая детская и одновременно недетская книга. Must read.

Какое счастье... какое счастье, что вы сейчас не видите меня: с распухшим от слез лицом, всхлипывающую, как в далеком детстве, с почти не видящими заплаканными глазами...
Сейчас я перечитывала "Чучело".
Раз в пятый за свою жизнь.
И первое, что мне сразу пришло в голову - это осознание, что последний раз я ее читала ДО появления у меня детей.
Тоже плакала, да.
Но СЕЙЧАС - это просто кошмар какой-то (мамы-папы, уверена, что вы поймете, о чем я).
Страшная история о том, что не каждый родившийся в мире людей становится человеком. И не каждый может ОСТАТЬСЯ таковым. Это в принципе нелегко, да. А детям - порой еще сложнее.
И вот читаешь и думаешь: что страшнее? быть жертвой? или оказаться в толпе гонителей???
Знаю одно: не пожелаю ни своим детям, ни кому бы то ни было ни того, ни другого. Ибо оба варианта РАЗРУШИТЕЛЬНЫ.
Железников - мастер повествования. Отказавшись от линейной композиции, он с первых строк буквально сжимает нас в тиски и дает перевести дыхание только на редких вкраплениях "спокойного рассказа" о картинах, об экскурсах в прошлое... Всё остальное время - ты сжат как стальная пружина.
С ужасом ты следишь за историей детей, за историей их отношений.
И изо всех сил сдерживаешься от рыданий: ну же, к чему эти слезы? это ж как-то банально - рыдать над "Чучелом"...
...В этот раз меня накрыло в тот момент, когда Ленка пришла стричься и рассказала всё т.Клаве. Потом - когда она ворвалась в квартиру Димки Сомова и высказала смелую правду в глаза одноклассникам. Третий раз - когда эта блаженная учительница (о, а она еще и моя тезка!) наконец-то стала прозревать. Ну и на последней фразе повести я была добита.
Ох, как всё это страшно.
Я не встречала такого в реальной жизни. Намеки и наброски подобного - да. В такой степени - нет.
И спаси Бог меня, моих бликих и всех вокруг от этого ужаса.
И дай Бог нам оставаться людьми во всех ситуациях и в любом возрасте.

Повесть конечно, очень сильная. И очень "зрительная", по сути это хорошо сделанный, готовый сценарий для фильма. Ролан Быков в свое время это остро почувствовал, сняв фильм практически сразу после выхода книги.
Не буду повторяться о теме произведения, вопросах воспитания, психологии подростков, поднятых в повести. Все, уверен в этом, или читали книгу, или смотрели фильм, или и то и то, короче, все в курсе.
Хотя тема предательства и прощения иллюстрирована автором поярче, чем во многих "взрослых" произведениях. Тема - вечная, можно сказать, архетипическая, здесь и предательство Иуды, и отречение Петра, и прощение Иисуса - все это есть в маленькой "детской" повести.
А язык крайне незамысловатый, иногда даже топорный какой-то, особенно это касается диалогов, слишком много общих фраз, заезженных выражений, но, может это делает повесть более натуральной, герои разговаривают так, как это происходит в реальной жизни - слишком много общих фраз и заезженных выражений.
Автор хотел показать не каких-то особенных детей, а самых обычных. Поэтому и диалоги у них незамысловатые, и живут они в обычном русском городе, автор ради достоверности изображает город, очень похожий на Тарусу Калужской области. И этот выбор, возможно, тоже не случаен - Таруса и её окрестности воспеты русскими писателями, особенно Паустовским, русскими художниками, особенно Поленовым, это место красоты - тот же художник Бессольцев - и уродства одновременно - "детки в клетке".
Я хотел сказать о другом: повесть была написана в 1975 году, а увидела свет только в 1981. Шесть лет редакция журнала "Пионер" не решалась публиковать "Чучело".
И причины были вескими. Смелость или даже наглость автора была уже в том, что он принес свою повесть в "Пионер". Вспомните, в каком классе учится Лена Бессольцева и её одноклассники - в шестом. В семидесятые годы все ученики класса просто обязаны были быть пионерами. Где в повести хотя бы одно слово "пионер", хотя бы одно упоминание красного галстука? Ни разу!
По тем временам можно было инкриминировать очернительство советской действительности, поклеп на воспитательную работу советской школы и прочее-прочее. Однако, редакция журнала, при всей своей приверженности идеологическим клише, смогла увидеть в "Чучеле" нечто большее и не отказала в печати, а просто отложила до "лучших времен" и всё-таки, выстрелила остро заряженной повестью.
Я могу сказать как ровесник героев повести, в 1975 году мне было 10 лет, а им по 11-12, что к концу 70-х движение пионерии было полностью выхолощено и являлось никому не нужной тягомотной обязаловкой, все эти сборы, которые устраивали организаторы по внеклассной работе и пионервожатые, потому как, если бы не их возня, то нам - пионерам - это сто лет не нужно было. И галстуки мы любили "забывать" дома и носили их в карманах неделями. Так было.
По сюжету автор мог привлечь здоровые пионерские силы и с их помощью решить нравственные проблемы, поднятые в повести. Но вот это, как раз, было бы чистой фантастикой, потому что так не было. Поэтому у Железникова школьники, а не пионеры.
И всё-таки, при всех идеологических недостатках, повесть вышла в свет еще до начала перестройки. А вот тут причина, наверное, в религиозном восприятии тех, кто принимал решение.
Ведь Железников предложил читателям свой вариант евангельской истории.
Лена Бессольцева претендует на роль самого Иисуса - она принимает на себя чужие грехи, её предают, распинают (в повести - сожжение чучела), в конце она "воскресает".
Димка - Иуда, даже в предательстве использована тема поцелуя.
Васильев - апостол Петр, отрекающийся.
Рыжий, он же Толик - апостол Павел, он же Савл, из ярого преследователя Христа превратившийся в его верного последователя.
Железная кнопка - первосвященник, проповедующий закон.
Ученики класса - фарисеи, исполняющие волю первосвященника.
Валька - Варавва, истинный преступник , но прощенный.
Маргарита Ивановна - в роли Понтия Пилата, "умывшего руки".
Дедушка - аскет, питающийся акридами, креститель Иоанн.
Железная кнопка проповедует закон - "так сказано и так должно быть", Ленка вместо стального закона приносит благодать - новое учение об истине. И побеждает, её слова услышаны - фарисеи начинают переходить в новую веру. А она "возносится на небеса", но оставляет им "Машку" - свою икону, и вот уже на классной доске появляются первые слова новой молитвы "Чучело, прости нас..."

- А Шмакова подошла к нам, смерила меня презрительным взглядом и отвернулась. Конечно, она же красавица! А я? – Ленка безнадежно махнула рукой.
– Ты тоже хоть куда! – посчитал своим долгом вмешаться Николай Николаевич.
– Да брось ты меня успокаивать, – возмутилась Ленка. – Она же настоящая красавица! Платье у нее новенькое и сшито по фигуре. А у меня… какой-то маскировочный халат.
– Маскировочный халат?… – удивленно переспросил Николай Николаевич. – Это, пожалуй, моя вина. Я не учел, что платье должно быть по фигуре. Извини. – И почти выкрикнул: – Зато у тебя глаза вдохновенные! И сердце чистое. Это посильнее, чем платье по фигуре.

Николай Николаевич думал о разном, но каждый раз возвращался к своей тайной мечте. Он думал о том, что когда он умрет, то здесь поселится его сын с семьей.
И видел воочию, как сын входит в дом. И конечно, невидимые частицы прошлого пронзят и прогреют его тело, запульсируют кровью, и он уже никогда не сможет забыть родного дома. Даже если уедет в одну из своих экспедиций, где будет искать редчайшие цветы, взбираясь высоко в горы и рискуя сорваться в пропасть, только затем, чтобы посмотреть на едва заметный бледно-голубой цветок на тонком стебельке, который растет на самом краю отвесной скалы.
Нет, Николай Николаевич как раз понимал: жизнью надо рисковать непременно, иначе что же это за жизнь – это какое-то бессмысленное спанье и обжирание.













