Екатерина М рекомендует
YuliyaKozhevnikova
- 258 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
... наиболее неадекватными для анализа непосткоммунистических гибридных режимов можно считать следующие пять аксиом:
Аксиома генезиса: становление режима начинается с разрушения монополии государственной собственности. <...> во множестве стран никогда не было монополии на государственную собственность, а значит, не происходило и коммунистической национализации, ровно как и приватизации при смене режима. <...> концепция может оказаться непригодной в режимах с другим происхождением, другой отправной точкой и другой историей формирования собственности. <...> постколониальные страны.
Аксиома государственности: центром режима является государство как стабильное образование, которое способно поддерживать монополию на легитимное применение насилия. <...> мы не рассматривали гражданские войны или страны, где (a) государство настолько слабое, что оно перестает быть центром политической власти, либо где (b) нет какого бы то ни было государства, а вместо него действует ряд вооруженных групп и полевых командиров, ни один из которых не способен занять доминирующее положение и создать полноценное государство. Измерение силы государства не учитывается в нашей <...> структуре, поэтому страны, в которых это свойство является отличительной чертой системы, нельзя корректно описать <...>
Аксиома секуляризма: правящие элиты секулярны, а в государстве доминирует светская власть. В нашей структуре религия появляется (1) в контексте цивилизаций как знак разделения сфер социального действия и (2) как общинный феномен, представленный церквями как общинными акторами. <...> мы не рассматриваем религию ни как объединяющую силу общества, ни как основной принцип функционирования государства. <...> теократии и другие виды режимов, где доминирует религиозная власть, открывают новое измерение для разграничения режимов.
Партийная аксиома: высшие формальные должности занимают политики из политических партий (не военные или монарх). В рассматриваемом нами посткоммунистическом регионе <...> военные находятся в подчиненном положении по отношению к лицам, занимающим высшие формальные должности. Эти должности занимают не монархи, а законные президенты <...> формально являющиеся политиками из политических партий. <...> Для описания военных диктатур, а также королевств и наследственных монархий требуются понятия другого рода, <...> включая такие разновидности правящей элиты, как вооруженные силы и аристократия.
Аксиома опеки: де-факто сильнейший политический деятель режима является политическим актором и де-юре. Хотя фактических политических деятелей в патрональных режимах следует рассматривать через их неформальные титулы, между формальными и неформальными носителями власти всегда имеются существенные совпадения. В частности, верховным патроном является, как правило, президент или премьер-министр. Но даже когда он занимает другой пост,<...> формально он все равно является политическим актором. При этом в гибридологии существуют так называемые режимы-опекуны, в которых формальные политические акторы на деле становятся политическими подставными лицами невыборных религиозных (например, Иран) или военных (например, Пакистан) властей, и при этом не являются явными теократиями или военными хунтами. Кроме того, мы не рассматривали режимы, подвергшиеся военному вторжению или так называемые марионеточные государства, где формально суверенное правительство не имеет реальной власти в стране и подчиняется иностранному государству.
<...> мы уверены в том, что если обращать внимание только на политическую институциональную среду или предположить, что социальные сферы априори отделены друг от друга, то ни один режим в мире нельзя будет понять адекватно. В конце концов анализ, который является не всесторонним, а лишь политологическим, экономическим или социологическим, может оказаться невосприимчивым к тем элементам, которые важнейшим образом влияют на динамику этих режимов и которые сами акторы ставят во главу угла, принимая важные решения.

... популизм – это идеологический инструмент политической программы, которая представляет собой попытку заменить легально-рациональную легитимацию либеральных демократий на субстантивно-рациональную легитимацию. <...> популисту действительно удается присвоить интерпретацию общего блага. В случае пользующихся идеологией популистов присвоение превращает популистскую политическую программу в политическую программу неограниченного правления приемной политической семьи в целом и верховного патрона (популистского лидера) в частности. <...>
В ее <социально-психологической стороне популизма> основе лежит психология жертвы, порожденная кампаниями страха и ненависти в рамках процесса конструирования «их» и стигматизации «их» как врагов. Поскольку группа «мы» преподносится как жертва группы «они», общее жертвенное состояние перерастает в моральный нигилизм, то есть полное безразличие к судьбе всех, кто не входит в «мы». Вследствие этого моральные границы стираются, и люди освобождаются от бремени заботы о ближнем, то есть происходит уничтожение солидарности, которая является моральной основой либеральных демократий. Именно поэтому в посткоммунистическом регионе (и, вероятно, на Западе) популизм оказывается настолько привлекателен, особенно для тех людей, для кого порядок открытого доступа подразумевает экзистенциальную тревогу и угрозу их онтологической безопасности.
<...> аргументы о боге, нации и семье, которые по отдельности или вместе могут формировать ценностно-когерентную идеологию коллективизма, переопределяются и перемешиваются в популистском нарративе в соответствии с функциональной когерентностью, как с точки зрения идеологического спроса, так и предложения. <...> в отличие от либеральной картины мира, сообщества, образуемые вокруг идей бога, нации и семьи, носят не относительный характер, на который влияют индивидуальные или групповые права, но возводятся в абсолют, а также соединяются в одно целое как две грани двусторонне-функциональной дискурсивной сущности «мы / нас». С точки зрения идеологического спроса, воображаемое сообщество, созданное с помощью популистской политики идентичности, подталкивает к упрощению: оно делает многогранную и регулярно пересматриваемую идентичность просто «хорошей» идентичностью, которая не требует саморефлексии. Все это приводит к укреплению идентичности и упрощению картины мира, в рамках которой защита статуса приобретает легитимность, а каждая попытка его нарушить и каждое предложение принести его в жертву – делегитимируются. С точки зрения идеологического предложения, идея «бога» позволяет устранить разногласия, поскольку благодаря ей конкурирующая политика не подлежит обсуждению, идея «нации» предоставляет неограниченный простор для действий, поскольку отменяет ответственность властей перед обществом, а идея «семьи» легитимирует принцип господства, поскольку продвигает и узаконивает культурную модель патриархальной семьи...

... при анализе данных «развитый Запад» не должен автоматически становится ориентиром, а измерение одних и тех же аспектов в одинаковой структуре с одинаковыми акцентами дает ложную картину. Например, некоторые эксперты, специализирующиеся на России, ставят в центр внимания средний доход на душу населения и делают вывод, что Россия является «нормальной демократией со средним уровнем дохода» западного типа, не принимая во внимание реляционную экономику и клиентарное общество, в котором достойный средний доход не является свидетельством сильной буржуазии. Получается, что такой подход подразумевает универсальность экономических, социальных и политических процессов в мире и закрывает глаза на специфический контекст патрональных режимов.
Главный смысл альтернативной аналитической парадигмы состоит в том, чтобы взглянуть на особенности политики через призму режима. <...> различные доминирующие принципы проявляются в разных типах политики: принцип общественных интересов выражается в публичной политике (которая служит идеологии без монополизации власти), а принцип интересов элит – в патрональной политике (которая служит монополизации власти и личному обогащению). Поскольку либеральные демократии руководствуются принципом общественных интересов, а патрональные автократии – принципом интересов элит, и при этом один из этих идеальных типов служит в качестве основы для анализа какого-либо существующего государства, то из этого следует, что при анализе политики этого режима необходимо также принять во внимание принцип, лежащий в его основе. Это значит, что если при анализе режима за основу берется модель либеральной демократии, то проводимую им политику следует рассматривать как публичную; тогда как если для анализа государства больше подходит модель патрональной автократии, то такую политику следует рассматривать как патрональную. Именно это мы имеем в виду под «призмой режима».















