
Странная, страшная, взрослая сказка
Mavka_lisova
- 272 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Что я могу сказать про "Пограничную зону"? Для поклонников литературы сна, фантасмагории, путешествия ко внутреннему "ты", "оно" и "ого" - или из всего вышеперечисленного - это самое то.
Для любителей странных аниме с невероятными героями, кислотными картинками, запутанными сюжетами - можно.
Это милота с крипотой, это детский сон, который плавно перетекает во взрослый кошмар с выходом (но это - не точно), но ни на что не претендует, кроме вашего внимания.
Для тех, кому за каждым поворотом кажется, что он шагнул куда-то в другое измерение - тоже можно. Можно еще словить мурашки и некоторую нездоровую паранойю.
Для тех, кто устал от привычных рамок городского фентези, кому надоели эльфы и вариации на тему фейри - вел, как говорится, кам. Тут вам не здесь! Ни одного эльфа! Ну, если только не натягивать улитку на бульдозер. (нет же, я надеюсь, а то автор кааак посмотрит на меня с укоризной, кааак скажет, что я плохо читаю... и что улитка уже на бульдозере и помахивает рожками... отвлеклась!)
Ах, да, 18+ (это значит, что автору - плевать на некоторые типичные представления о контенте, виртуальном и реальном, но кровищи и кишок нет, сцен неистовой любви - тоже нет, ну, есть, но за кадром)
Может, ее даже автор написал...
Цитата
Касаемо выпавшего нам дома.
На первый взгляд теория Нил подтверждалась: таинственный созидатель опирался на привычку Джулиана присваивать и перекраивать отрезки пространства.
Миртовый заслон, в коем потонула изгородь, был, по видимости, сочтён насущной необходимостью, как и древесно-терновая чаща вместо палисадника, хотя с тем же успехом можно заподозрить
Высокий берег в синдроме сороки: "Что там за душой у этого дёрганного типа, который изо всех сил прикидывается приличным, степенным и рассудительным человеком? О, хороший кусок ландшафта, в нетленном хозяйстве пригодится: тут ужмём, тут посадим не то, тут вбросим амбивалентный намёк, эк вас шатнуло, очень вкусно, а вообще это вам, угощайтесь".
Кредит детализации был израсходован на сад, к слову, заметно уступающий в размерах дачному участку в Холодных маяках.
Дом — компактный, двухэтажный, с плоской крышей — являл собой эталон безликости что внутри, что снаружи, и никаких чувств не вызывал — ни дурных, ни приятных.
— Это карт-бланш, — сказал я Джулиану после первого осмотра владений.
Он равнодушно пожал плечами:
— Да. Отчего не поиграть в демократию, когда место уже навязано?
Нет, он не пренебрегал новой гаванью, упрямство ради упрямства никогда не было его фишкой, как и систематическое сопротивление собственной натуре.
Через месяц дом изменился до неузнаваемости: куда ни плюнь — последствие эстетического выбора, печать индивидуальности, дотошное вмешательство в декорации.
Через два месяца к невыразительному фасаду пристроили портик. Оказалось, что для цельной картины только его и не хватало.
Однако ни с какой точки обзора я не заявил бы, что Джулиан разошёлся во всю мощь, развернулся на полную катушку, потерял чувство меры, не утратив изощрённости вкуса.
Вряд ли причина крылась в скромных масштабах жилища. Ты лучше меня знаешь: при желании он мог на тридцати метрах учинить вольную фантазию в духе Беневентано дель Боско, причём без курьёзов типа дворцовых люстр, пожирающих комнаты и звенящих хрусталём по ёлочке паркета.
Да, при желании он бы шокировал избалованный, но неиспорченный, не склонный впадать в крайности Анквеллен. Однако желания не было. Он находил дом удобным, податливым. "Заманчивым благодаря саду". Последнее — цитата. Но он не собирался присваивать вверенный отрезок суши. Так же, как я.
(с)Пограничная зона. Узел 7. Пристань
Кому не советую? Любящим классическую литературу и героев, похожих на взрослых людей, литературу про нормальную жизнь (проще она от этого не становится) и нормальные отношения (которые, конечно, могут быть очень и очень интересными, если автор умеет в них копаться и хотя бы немного умеет в осознанность).
Кому нравятся книги о спасении мира, а не о разрушении каких-то там границ, нравится наблюдать за подвигами и прочим эпосом космического и космогонического масштаба, а не заглядывать в замочную скважину чужого внутреннего мира.
Кому хочется почитать книгу о простом человеческом счастье, желательно - достижимом в пределах этого мира или личного духовного роста.
Почему не советую - ну, просто понимаю, что не стоит пихать апельсинку тому, у кого аллергия.
И внимательно читайте аннотацию, она обо всем предупреждает

Нужны веские причины или редкая смелость (а иногда и то, и другое), чтобы читать книгу автора, с которым живёшь в одно время. Может быть — в одном городе. Может быть — в одном слое реальности. (Множественное число допустимо).
Нужна буйная самоуверенность, чтобы ошмёток за ошмётком, узел за узлом, без всякого скептицизма, влюбляться в текст, не облепленный премиями и рекомендациями литературных авторитетов.
Или не нужно ничего, кроме "— Некогда объяснять, рассказываю как было".
"Пограничную зону" нельзя пробежать глазами один раз. Запустившись с любой страницы, чтение этого романа не заканчивается никогда. Просто однажды, посреди мистического захолустья Анквеллена (на здешних картах отсутствующего), притона на разомкнутом кольце бульваров (также отсутствующего на картах, но по другим причинам), древних плавней (развернувшихся на дачной веранде) или терпкой весны пограничной зоны вы обнаруживаете, что проснулись не тем персонажем, которым были неделю, месяц, полгода назад, а самим собой.
Не все готовы к таким поворотам. Но попробовать стоит.

Сложная книга, во всяком случае, для меня. Меняющая сознание, выбивающая твердую почву из под ног. Текст по конструкции сюжета из нескольких сплетенных фабул, по системе и манере подачи образов - челлендж для ума. Мне представилась возможность оказаться в новой системе координат, в иной реальности, чуждой и пугающей. Но повествование затягивает не только особым построением текста и не ординарностью персонажей. Я не сразу разобралась сколько персонажей и кто главный герой книги. Текст так построен, что один и тот же персонаж раскрывается в нескольких плоскостях. А новая для меня реальность и не знакомые пространства, пугающие отчасти, столь ощутимы, столь зримы, что читая, кажется, что погружаешься в особый, тягучий как ликерная жидкость, воздух и чувствуешь запахи. У каждого персонажа свой голос, и ты слышишь их , и можешь отличить по тембру и манере говорить. У автора не тривиальные изобразительные средства описания пространства, времени и персонажей.

— И женское имя чуть не во весь борт! — репортаж словно не прерывался. — Нет, серьёзно? Думаешь, можно прибавить к невенчанной пассии слово «святая», и будет пристойно?
— Вы там что, все как один охренели со своим пуританством? — вызревающий хохот принимает форму возгласа. — «Невенчанной пассии»... У сеньориты родословная на девять гобеленов, а характер страшней родословной!
— То есть странно, что переименованный корабль вообще слушается штурвала, — иронизирует визави. — Дальновидный выбор, ничего не скажешь.
— Развлекаешься? Посмотрел бы я на тебя...
— Смотри.
Ходок за черту, бесполезный предмет, атипичный герой-любовник распахивает глаза — беспроглядные, дикие, голодные, и в лице мученика с готического портала вдруг проступают черты безмолвной, кинематографически красивой гусеницы, словно эти двое всегда были недвусмысленно, кровно похожи, а он только что заметил. Сомневаться не приходится: таков ужасающий лик настоящей любви.
Ему становится дурно. Тело, забытое между диваном и стеной, стремится к отключке. Гаснет шафрановое солнце, тьма катится с горизонта.
(с) Пограничная зона. Ошмёток 9. Шалый и алый

Он меняет тему, верней, заходит с другого фланга. Заткнуться не получается: накатило, разверзлись хляби небесные, отворились авгиевы конюшни.
Говорит, что гусеница придерживается невысокого мнения о болотце, но публика верхних ярусов вообще не удостоена мнения. Исключения есть: их можно пересчитать по пальцам. Одной руки не хватит, но двух — более чем. Трясина расползлась и взбаламутилась сама по себе, и столь же неподконтрольно впиталась в грунт. Незабвенное шаблонное угробище, как ни странно, узрело суть: «болотце уже не то». Зато безвоздушными замками гусеница дирижирует виртуозно, лепит из них что попало, ибо месиво податливо.
Зачем он опять поминает ошмётки болотца, а следом некомплиментарно проезжается по верхним ярусам? Это садизм или беспечность? Беспечный садизм.
Лучше не смотреть на гусеничные пальцы: теперь она связывает ленты в петли. Не смотреть, не читать в ломанной пластике ужас бессилия, готовый переродиться в нападение. Не думать о ливнях нейтральной полосы: это неуместно, да и просто стрёмно. Ещё бы не стрёмно: каждый узел напоминает о царевне-лягушке, которая не лягушка и не царевна.
— Блин, — гусеница бросает агрессивное рукоделие. — Я опять похожа на ночную версию савана за авторством Пенелопы.
Он не сдерживает смешок и закуривает.
Может, пора озвучить, что если его понесёт в трясину, это будет какая-нибудь альтернативная топь — не та, что исхожена вдоль и поперёк? Произнести, что его держит обещание, не данное с особой жестокостью — своего рода последнее милосердие к страшным сказкам, расцвечивающим нейтральные полосы и сумеречные пейзажи на подступах к пограничью?
(с) Пограничная зона. Узел 1. Рифы

Виновник переглядывается с типчиками на полярных табуретах. Оценивает картину со стороны. Усмехается: грозы морей... Все как один — фрондёры, заговорщики, без пяти минут повстанцы. Все как один — позёры, «взрывоопасные пустышки», незамутнённые эгоисты. Отрицательные герои. В каждом проступает нечто от привилегированного сословия, явно за дело лишённого привилегий. Пряди азартно сдуваются с глаз, кисти жаждут эфесов и пистолетов, но попутно проверяют, красиво ли драпируется шарф. «Сюда бы ещё персонажа с нейтральной полосы, со всей характерной патетикой: что ни жест — присяга», — думает он с неожиданным весельем, без кома в горле. — «И можно реставрировать династию, которой никогда не было». Детский сад, штаны на лямках. Кровища пузырями.
(с) Пограничная зона. Узел 1. Рифы
















Другие издания

