Unbelievers: An Emotional History of Doubt

Рейтинг LiveLib

4,0

1 оценка

• 5
  0%
• 4
  100%
• 3
  0%
• 2
  0%
• 1
  0%

Ваша оценка

Отметить эмоции

Прочитали 1

Рецензии

• 

  nika_825 ноября 2021 г.

  Эмоции – это важно

  Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой.

  Автор изучает эволюцию веры и неверия, которые долгое время были тесно связаны. Центральный тезис связан с эмоциональным, глубинным слоем, который долгое время питал сомнения в вере. Райри уверен, что неверие или сомнения в вере были эмоциональными, прежде чем они стали интеллектуальными.
  По мнению автора, неверие, так же, как и сама вера, не являлось результатом интеллектуальной работы по осмыслению и взвешиванию рациональных аргументов. Напротив, люди в этих вопросах часто руководствовались эмоциями, и отчасти это так и сегодня. В качестве общей предпосылки это верно как для человека раннего Нового времени, так и для людей XX века.
  Можно вспомнить Д. Канемана и других современных исследователей, которые показали, что люди вовсе не есть рациональные агенты.

  Автор прослеживает эмоциональную историю неверия в историческом разрезе, начиная со времён средневековья. Фокус наведён на эпоху Реформации, с акцентом на английской Реформации. Именно англиканская «религиозная перестройка» в силу некоторых своих специфических особенностей стала наиболее благоприятной средой для развития скептицизма, который в дальнейшем внесёт существенный вклад в развитие современного сознания.
  Райри полагает, что Реформация, нацеленная на очищение веры и призывающая всех добрых христиан разобраться в своих религиозных чувствах, привела к тому, что часть искренне верующих людей начала задавать себе много вопросов.
  Их начали грызть серьёзные сомнения относительно собственного соответствия постулатам веры. Достойны ли они, будучи грешными и слабыми, божественной милости? Как им безоговорочно уверовать, что Бог простит им их прегрешения и примет их?
  Неверие раннего Нового времени питалось из двух источников - гнева и тревожности (the unbelief of anger и the unbelief of the anxiety).
  Первое течение было направлено на представителей церковной иерархии, на их стремление контролировать большинство аспектов повседневной жизни. В этом также присутствовал элемент бравады, что-то сродни смелости солдата, привыкшего бросать вызов судьбе и балансировать на грани допустимого. При этом, что важно, оно не несло в себе отрицания Бога.
  Второй источник сомнений в вере связан с тревожностью, во многом порождаемой, как мы уже отметили, чувством собственной ничтожности. Это касалось в основном людей, которые горячо желали развеять свои сомнения и уверовать без оговорок. У большинства это так или иначе получалось, но след тем не менее оставался.
  Оба типа неверия были связаны с эмоциями, отличались непоследовательностью и не несли угрозы церкви. Напротив, в некотором роде они укрепляли установленный порядок.
  Скажем, в XVI-XVII вв. слово атеист ассоциировалось с низкой социальной ответственностью. Упоминание атеистов вызывало в общественном сознании образы игроков, святотатцев и разного рода изменников. Автор приводит интересную, хотя и, на мой взгляд, не совсем уместную параллель. Райри сравнивает неверующего pre-modern эпохи с современными плоскоземельщиками. Подразумевается, что такую ересь может себе позволить только человек, не интегрированный в социум и отрицающий общепризнанные достижения в науке.
  Большинство из нас едва ли в состоянии проверить данные, полученные астрономами и другими учёными. Мы верим, что их знания правильные на почти интуитивном уровне, не пытаясь разобраться в сложных доказательствах. Согласно автору, эту веру можно сравнить с верой в учение церкви людей прошлого.
  Вроде бы логично, но что-то в таких параллелях меня слегка напрягает.
  Но на ум мне приходит другой пример, иллюстрирующий интуитивный характер некоторых знаний.

  Когда несколько лет назад я читала «Краткую историю человечества» Харари, мне показалась странной гипотеза о том, что древние охотники-собиратели жили более благополучно - лучше питались и меньше трудились, чем их оседлые потомки после аграрной революции.
  Интуитивно это казалось сомнительным и малообоснованным. Однако, как выяснилось, это вполне научная теория, основанная на данных антропологов, которые изучали и сравнивали останки.

  Более серьёзный, интеллектуальный подход к вопросам веры и неверия начал оформляться примерно во второй половине XVII века благодаря философии Баруха Спинозы, Томаса Гоббса и некоторых других. Постепенно на мировоззрение начали влиять научные достижения, позволившие лучше понять историю Земли. Райри, однако, оставляет этот существенный пласт по большей части за рамками своей эмоциональной истории сомнений.

  Заслуживает внимания ремарка автора о том, что не следует переоценивать идеи. Такой соблазн возникает у людей, привыкших к работе с информацией в текстовом виде. Идеи – это важно, но эмоции тоже. За тем, что мы можем увидеть как сухой текст, часто стоят эмоции.

  В заключительной части автор пытается разобраться, что глобально изменилось во второй половине прошлого столетия.
  Почему в послевоенном мире произошло смещение установок относительно того «что такое хорошо и что такое плохо»?
  Автор ссылается на современное исследование, в котором участвовала случайная выборка людей с разными характеристиками и жизненным опытом.
  Оказалось, что все эти люди разделяют единые ценности, такие как уважение физической и духовной свободы членов общества, независимо от их расы, сексуальных предпочтений или вероисповедания, свободы самовыражения (в рамках правового поля, естественно), равенство перед законом и т.д.
  Эта система ценностей, которую иногда называют новой гуманистической этикой, отсылает нас к 1945 году. Автор пишет, что распространение и господство этих этических норм в разных обществах стало возможным главным образом по двум причинам, корни которых гнездятся в шокирующем и травмирующем опыте Второй мировой.
  Во-первых, испытанный многими ужас привёл к пониманию на коллективном уровне, что такое не должно повториться.
  Во-вторых, старая этика, основанная на религиозных доктринах и продолжавшая доминировать на протяжении XIX - начала XX веков, несмотря на ослабление роли церкви, показала свою слабость во время войны. Она не смогла противостоять насилию и громко осудить моральное зло, воплощённое в идеологии нацизма.

  Если приблизительно до середины прошлого столетия абсолютным моральным ориентиром, как для верующих, так и для атеистов, в условно христианском мире оставалась фигура Иисуса Христа, во второй половине произошла своего рода культурно-этическая перестройка.
  Появилась точка отсчёта, олицетворяющая абсолютное зло - Гитлер.
  Вы, возможно, слышали о законе Годвина? Последнее слово в споре, которое показывает, что аргументы исчерпаны и дискуссия окончена, - обозвать кого-то нацистом или фашистом.
  Т.е. существует компромисс, когда почти никому, особенно если он или она дорожат своей репутацией, не придёт в голову оспаривать принятый эталон нравственного зла или требовать от вас каких-либо доказательств этого.

  В разные эпохи в ходу свои моральные валюты, которые кажутся интуитивно правильными большинству. Попытка их опровергнуть приведёт в лучшем случае к приобретению ярлыка маргинала. Разные этики могут пересекаться в определённых точках.
  Так, разделяемая многими этика гуманизма уважает и практикует религиозный нравственный принцип «поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой». Особенность господствующего мировоззрения в том, что его основные постулаты кажутся самоочевидными большинству. Определённые этические реперы необходимы, чтобы не потеряться в дебрях релятивизма. К примеру, сегодня нам, независимо от личных предпочтений, не придёт в голову (надеюсь) открывать дискуссию по поводу того, что жестокость или убийство намного хуже, чем богохульство или распутство. Но то, что это кажется интуитивно верным сегодня, не значит, что так было всегда.

  В конце автор напоминает, что нет ничего постоянного в этических ценностях и моральных валютах.
  Они менялись раньше и будут мутировать в будущем.
  Сложно предугадать, в каком направлении будет двигаться гуманистическая этика, которая сегодня вынуждена выдерживать нападки с разных фронтов.

  
  The intuitions which make it [the humanist surge] possible will not flow peacefully, steadily and indefinitely. Our cultures’ moral frameworks have shifted before and they will do so again. Our beliefs will, inevitably, follow. Believers and unbelievers alike share an interest in where that story goes next.

  Читать далее

  115

  1K

Цитаты

• 

  nika_85 ноября 2021 г.

  The Reformation, by choosing scepticism as its key religious weapon, in effect required believers to transition to a different kind of post-sceptical faith, a journey many of them struggled to complete. Protestants expected their faith to be settled and assured, but their intense self-reflectiveness sometimes made this desperately difficult to achieve.

  14

  93
• 

  nika_85 ноября 2021 г.

  In the seventeenth century, arguments tended to end with someone calling someone else ‘atheist’, marking the point at which the discussion hit a brick wall. In our own times, as Godwin’s Law notes, the final, absolute and conversation-ending insult is to call someone a Nazi. This is neither an accident nor a marker of mental laziness.

  12

  93

Подборки с этой книгой

• • 
  • 
  • 

  000 Заинтересовало

  • milenat
  • 1 840 книг