Автобиографии, биографии, мемуары, которые я хочу прочитать
Anastasia246
- 2 044 книги

Ваша оценка
Ваша оценка
Удивительная книга, которая не только знакомит читателей с «кухней» боевой организации эсеров, показывает жизнь низших слоев Российской империи, но и заставляет восхищаться, какие жертвенные люди были в прошлом нашей страны, ставящие интересы народа превыше своих жизней. Из трех недавно мною прочитанных мемуаров русских женщин разных эпох, которые столкнулись с судебной системой и оказались в тюрьме, история Прасковьи Ивановской получилась самой воодушевляющей, человеколюбивой, можно сказать оптимистичной. Правда, я ожидала большего внимания именно к жизни за решеткой, в ссылке, но в данной книге периоду заключения посвящены только 2 главы, большая часть воспоминаний рассказывает о годах жизни Ивановской после побега из ссылки, повседневному существованию социал-революционерки, непосредственно участвующей в деятельности боевой ячейки.
Если отрешиться от того, что автор описывает реальную деятельность террористической организации, то книга читается как увлекательный шпионский роман, в котором большая роль отведена вопросам конспирации, тайным квартирам, встречам «под прикрытием». Конечно, как и все мемуары, книга не претендует на объективность и нельзя не заметить, что все террористы тут описаны на похожий манер: грустные, задумчивые, благородные, одухотворенные лица, часто упоминаются по-детски чистые глаза, лишь Азеф кардинально отличается ото всех, но этому легко находится объяснение.
Но не только товарищи по партии вызывают симпатию писательницы, в целом у нее очень добрый, сочувствующий взгляд на окружающих, она не равнодушна к страданиям людей и благодаря ее воспоминаниям можно чуть лучше понять против чего боролись революционеры, ради чего жертвовали своими жизнями. Достаточно интересно показано описание «застенков», хотя к политическим начальство относилось с некоторым почтением, они ведь были "благородными" и, поэтому, описание условий пребывания в тюрьме, приведенное в этих мемуарах, не сравнится с аналогичными описаниями будней советских репрессированных. Но особо поражает и возмущает жизнь бедных слоев населения, о которой рассказано в этой книге.
Здесь, например, показано стандартное недорогое жилье (две комнаты и кухня), в котором ютится 25 человек, причем в одной небольшой комнате проживают 14 человек: мужчины, женщины, дети, и даже роды проходят тут же при всех.
Хотя писательница говорит, что хуже всего - это жилье извозчиков, там люди спали просто вповалку, иногда даже ложились сверху, без разбора валились после своей "смены".
Или еще примечателен рассказ о мастерских под патронажем Иоанна Кронштадтского.
Стоит отметить, что для меня в этом произведении не хватило предыстории, почему же девушка вступает на этот путь, почему именно к социал-революционерам решила примкнуть, хотя в описываемый период уже во всю активничали и социал-демократы, как большевики, так и меньшевики. Тут нет объяснений, почему именно террор был выбран как единственный вариант борьбы за справедливый мир, так что, если вы ищите ответы на эти вопросы, лучше выбрать иную книгу.
Зато примечательно, что террористы (те, что описаны в данных мемуарах) стараются уменьшить количество жертв, по крайней мере, не трогают жену и детей кн.Сергея ( хотя писательница, например, ничего не сообщает о кучере, который управляет каретой «жертвы» и который наверняка погибнет после бросания бомбы).
Вообще можно отметить, что о невинных жертвах их террора революционерка старается не думать и не упоминает, но это вновь особенность субъективных мемуаров.
Ну и, конечно, мне было очень любопытно узнать про содержание политических заключенных. Писательница описывает свою тюрьму (Дом предварительного заключения) как «курорт», видимо, из всевозможных вариантов (например, совсем иной Литовский замок) данное здание было не самим строгим учреждением. Наверное, такая мягкость еще связана также с тем, что это заключенные-женщины, которые принадлежали к более высокому классу, чем обслуживающие их уголовницы, поэтому у них весьма сносные условия: частые свидания, возможность сопротивления жандармам, ресурсы для изучения идей Маркса.
Ивановская описывает противоречие и нетерпимость между различными группами революционеров – социал-революционеры и социал-демократы редко могли прийти к соглашению и между ними пролегала пропасть, в том числе из-за молодого возраста заключенных, юношеского максимализма и догматизма веры.
В общем, подводя итог, это весьма познавательная литература, которая не отвечает на все вопросы, но приоткрывает дверь в прошлое, так что рекомендую всем интересующимся дореволюционной жизнью Российской Империи.

У автора воспоминаний Прасковьи Ивановской довольно богатая на события биография. Чего только стоят двадцать лет проведенные на каторге, а ведь по началу, за участие в революционной организации ее приговорили к смертной казни. Но, в этой книге, как и заявлено в названии, речь пойдет о небольшом отрезке ее жизни - деятельности Ивановской в составе боевой организации социалистов-революционеров (эсеры).
В отличие от еще одной эсерки Марии Школьник, которая, судя по ее воспоминаниям, прирожденный писатель-романист, слог у Ивановской несколько тяжеловесен и иногда приходится чуть-ли не продираться через ее рассуждения.
Хотя некоторые детали жизни революционеров, описанные автором книги любопытны.
Представьте себе, в Петербург, сбежав с каторги, приезжает Ивановская. Некоторое время она снимает угол в комнате, а затем устраивается на работу кухаркой, к респектабельной паре, живущей в меблированных комнатах. "Барин" и его содержанка "барыня", что называется, держат марку. Помимо кухарки в доме имеется лакей, а Ивановская, для поддержания имиджа богатых хозяев, тратит на еду в лавках приличные суммы.
А потом "кухарка" Ивановская раскрывает карты.
Выясняется, что "барин" - это известный член боевой организации эсеров Борис Савинков. Под маской "барыни" скрывается Дора Бриллиант, задача которой в боевой организации заключалась в оснащении... бомб. А лакеем им "прислуживал" еще один идейный революционер Егор Созонов.
И все это "семейство" было подчинено одной задаче - разработать и осуществить ликвидацию московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича и министра внутренних дел Плеве.
Не ждите от воспоминаний Ивановской тайных откровений, большая часть книги посвящена ее впечатлениям от общения с известными эсерами. Тут и провокатор Азеф. И Каляев, фигурирующий у Ивановской под кличкой "Поэт". И идейный, и в чем-то наивный эсер Егор Созонов. Автор подробно рассказывает о потемкинцах, скрывавшихся в Румынии от царского правосудия. Ивановская, что важно, упоминает об идейных разногласиях с большевиками, которые выступали против террора эсеров, считая его бесполезным и вредным, для рабочего класса, занятием.
Частенько, в тексте книги, автор заостряет внимание читателя на судьбах своих товарищей - революционерок. Может потому, что она сама женщина, варилась в этой революционной каше и многое, порой очень трагичное, пропустила, что называется, через себя.
Благодаря воспоминаниям Прасковьи Ивановской валькирии революции предстают перед нами словно живые…
Дора Бриллиант
Удивительно, - именно такое слово приходит на ум при посещении Трубецкого бастиона Петропавловской крепости, где годами в одиночных камерах-мешках томились в неволе революционеры. Читаешь таблички с краткими биографиями у камер, многие дворянского происхождения, из состоятельных семей, могли бы прекрасно жить, отдыхать в Ниццах, паразитировать на народе...
А выбрали совсем другой путь.

Война с жандармами далеко не кончилась первыми обструкциями. Наши враги начали применять новый метод. Помощник смотрителя, совсем недурной человек, с оравой надзирателей врывался в камеру, хватали требуемого на допрос за руки и волокли в охранку, впрочем, без боя и грубого насилия. Если этот дикий набег происходил в общей камере, то остальные оказывали по мере своих сил противодействие — забаррикадированием двери, заключением в круг «умыкаемой», отбиванием наладающих всеми в камере находящимися предметами. В нашей общей камере один раз только случилась подобная битва. Вслед за уводом захваченной вся тюрьма стоном стонала. Во вторую, помнится, обструкцию кому-то из наших говорили потом, что талантливому прокурору Вуичу,] часто тершемуся в Д.П.З. для пополнения недостававших ему сведений, пришла счастливая мысль — применить воду, как средство умерить пыл обструкционисток…

Громко, отчетливо звучат слова, проникнутые нежной мольбой, любовью, горячим призывом: «Братья солдаты! Не пятнайте свою совесть, не берите великий непрощаемый грех на душу, не проливайте крови ваших отцов, братьев, матерей… Каждому из вас приходилось видеть на пашне волов, впряженных в ярмо, много пар волов. Управляемые одним погонщиком-подростком, они послушно пахали землю, не смея свернуть в сторону или заупрямиться, самим дорогу выбирать для себя. Со стороны было смотреть как-то чудно и непонятно: огромные здоровые волы послушно, безропотно работали весь день не для себя, и погонщик-мальчик, направлял их куда хотел. Ваши отцы-крестьяне, откуда вы сами вышли, и братья-рабочие долго жили в положении этих послушных волов, слепо повинуясь одному погонщику. Но вот они прозрели, ярмо, надетое на них, им опостылело, им захотелось быть вольными людьми, не дохнуть с голоду, учить детей, как учат господа своих, работать на себя и для себя. Вас, товарищи, братья-солдаты, ослепленных и оглушенных вашим начальством, посылают ограждать это рабство, вас заставляют убивать отцов, братьев. Откройте глаза, прислушайтесь, за что бунтуют крестьяне, чего хотят братья-рабочие. Жизнь их и ваша одинакова, она подобна жизни скота неразумного, диких зверей. Не уподобляйтесь, не походите на Каина, убившего брата!!!».

Упрекаемые в эксплуатации труда арестанток, мы прекратили отдавать в стирку белье, требовали назначить нам день в прачечной, чтобы самим мыть белье. Понятно, начальство отказало в этом, не стесняясь в то же время указывать уголовным на наше барское положение, всею тяжестью ложившееся на их плечи, на скудно оплачиваемый нами их труд.













