Словарный запас автора - невероятно высокий
Loreen
- 885 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
А из-за многоцветья лесов, вспыхивающих вдалеке разрывами радужных аневризм, из-за полых изнутри сопок, на изнанке которых записаны имена всех будущих русских царей, грозил топором большерукий, краснорожий петрович; и не просто грозил! а, прихомутав оный к мужеской своей дубине, явился на горизонте воплощением приапической мощи, распугивающей пугливых наяд и воспитанниц смольного института.
Ладно, а если серьезно:
если бы Янев чуть-чуть недожал - получился бы дистиллят purple prose, которую любят авторы фанфиков и непризнанные писатели в кризисе среднего возраста с прозы.ру. Вместо этого он выкрутил все показатели на максимум, и получилось ни на что не похожее, но достаточно обаятельное нечто, по несуразности (и сюжетной, и языковой) сравнимое со, скажем, творениями Пимена Карпова (хотя место подтекста явно предназначалось Белому). Главная удача Янева, пожалуй - образы не людей, а городов: полувымышленной Южной Мангазеи (alias Алматы), высыхающей до хрупкости под огромным небом, и непривычно воздушной, бродящей и пузырящейся, вихрящейся Москвы (которую чаще рисуют хтонически-тяжеловесной, как царь-колокол). Все это не отменяет того, что Янев - писатель не самого хорошего вкуса, склонный к красивостям (наиболее употребимые эпитеты на страницах "Мангазеи" - радужный и перламутровый) и дурному литературному эзотеризму (бесчисленные вечноженственные софии, ангелы, алхимические термины etc.) Синефилию склонна считать отягчающим обстоятельством, хотя цикл сюрреалистических "рецензий" (на самом деле - то ли пересказы киноклассики, сделанные прочитавшим Юнга шизофреником, то ли стихотворения в прозе "по мотивам") получился тоньше и изящнее, чем заглавная повесть.













