Моя книжная каша 2
Meki
- 14 841 книга

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
В два раза круче читать «Во тьму», вообще не зная, что там начинается что-то, помимо методичного сбора трав. И издательство Symposium героически поступило, не раскрыв в аннотации всех карт. Честь и хвала. Но я думаю, что обычная история про травницу всем покажется каким-то производственным романом или эзотерической виньеткой про лето и мало заинтересует потенциальных читателей. Поэтому расскажу чуть больше, без спойлеров. О том, как по мере чтения глаза на лоб полезут.
Я, конечно, филологических факультетов не кончал, но выработал для себя такой вот термин – психосоматическая проза. Это когда художественный текст действует не на голову, а сразу на весь организм. Ярчайший случай такого воздействия у меня произошёл летом во время чтения австрийского классика Томаса Бернхарда. В сборнике автобиографических повестей «Все во мне...» он рассказывает, как в юности его с грехом пополам лечили в лёгочном пансионе. Еду в метро, духота, читаю эти сцены с откачкой жидкости из лёгких и тут реально начинаю задыхаться, в глазах темнеет. Обморок на плацу, короче. Вот такие пироги. Бернхард действительно умеет выстраивать в тексте свою болезнь, духоту не прозы, но своего реального состояния. Это, наверное, и есть мастерство рассказчика. Это, наверное, и есть высшее выражение эмпатии.
У Анны Болавы та же ситуация. «Во тьму» – это роман про травницу, которая собирает травы и ничего больше от жизни ей не надо. Но тут ситуация интригующе-двояка, как в квесте из «Ведьмака» – травница в конце может обернуться вампиром, а может и пригласить ведьмака на сеновал вечерком. А может и то и другое. Патологическая история, в которой сначала вживаешься в образ травницы, потому что Болава действительно показывает это изнутри и со знанием дела, а потом – и про болезнь, которая невольно передаётся читателю. Естественно, у каждого свой порог и свои условия вхождения в эту психосоматику (кто-то от Сорокина немедля срыгивает, кто-то может без вреда сериалы по тв смотреть), но именно с Болавой я вошёл в нехилый такой резонанс. Каждая болячка её травницы неуютно сказывалась и на моих телесных ощущениях. Получается такой боди-хоррор, тем более страшный, что ничего сверхъестественного, как, скажем, в фильмах Кроненберга, с телом травницы не происходит, но то, что происходит, настолько до мурашек отторжения реально и болезненно, что невольно отражается на состоянии меня читающего. Это к вопросу о появлении стигмат, например.
Травница Аня – идеальный пример героя как ненадёжного рассказчика, недоверие к реальности рассказываемого растёт с каждой страницей, потом вроде бы всё нормализуется, потом БАХ! И снова начинается какой-то чётко фиксируемый полубред, а потом границы вообще смываются. По итоговым ощущениям это напоминает фильм «мама!» Аронофски, но если соплячка Лоуренс безбожно переигрывает, а Бардем чуть ли не улыбается, глядя в камеру, словно понимая, в каком идиотизме снимается, то все герои «Во тьму» идеально выдерживают драматический накал полубреда.
Сбор трав по-крупному – не для слабых духом.
Спасибо за великолепный перевод Анне Агаповой, ждём на русском второй роман Болавы «На дно»

История, которая похожа на медленное погружение. Сначала верхние теплые, нагретые летним солнцем слои воды, но постепенно становится всё холоднее, темнее, а мир уже видится сквозь мутную линзу воды искаженным и нечетким, стремительно отдаляющимся. Но это уже не кажется важным, ведь во тьме так тихо, спокойно.
История начинается со сбора трав и частей других растений, занятия, в котором Анна видит не просто отдушину, а настоящий смысл жизни. Именно сбор трав помогает Анне мириться с окружающей действительностью, которую приходится переносить, как приступы боли, как досадное препятствие на пути к травам, как чужеродную среду. Вся жизнь Анны подчинена строгому плану: до вторника собирать и сушить растения, во вторник — сдавать их в пункт приёма. Причем основным мотивом является отнюдь не финансовая составляющая, а некий азарт, желание забыться и не думать. С растениями намного проще, чем с людьми. К ним легче найти подход, обеспечить себе в этом взаимодействии безопасность и отсутствие травм.
Можно проследить, как Анна всё больше и больше отдаляется от людей. Если в самом начале люди хоть и вызывали непринятие, но уверено вклинивались в душный, наполненный ароматами трав мрак, то постепенно становились всё более редкими и тусклыми вспышками, вытеснялись на периферию. Нельзя сказать, что Анна не пыталась влиться в общество и соответствовать наставлениям о правильной жизни. У неё за спиной —высшее образование, которое она считает бесполезным для себя, попытки работы переводчиком не столько ради материальных благ, сколько ради сохранения иллюзии респектабельности в чужих глазах, и неудавшийся брак, в котором не было понимания, а родственники мужа от пассивного осуждения её образа жизни и ценностей часто переходили к активному унижению, обесцениванию, упрекам. Брак тоже кажется продолжением конформизма: потому что взрослые люди обзаводятся семьями, потому что отказать сложно, да и жалко разбивать чужие надежды. И вот эти долгие-долгие годы непонимания, осуждения, подавления окончательно подточили Анну.
До определённого момента она скрыто, почти неосознанно желала и ждала спасения. Старалась сохранить себя, выплескивала переизбыток чувств через крики, боль — через погружения в воду. А потом не осталось сил и для этого, и Анна шагнула во тьму, в бесконечное одиночество. Любые попытки вмешаться в её жизнь воспринимались как угроза, причём настолько страшная, что Анна готова была защищаться до последней капли крови — свой или чужой.
Вместе с распадом психическим начинается и распад физический. Здесь мало описаний, но наблюдать за этим изнутри очень тревожно. Нет особенно натуралистических подробностей, но даже короткие фразы про развитие воспаления на раненой руке производят довольно угнетающее впечатление. Анна на самом деле безжалостна, но в первую очередь к самой себе. Не зря она несколько раз упоминала, что собирать травы — занятие опасное и вредное для самого собирающего.

Небольшая, но тяжелая книга о медленном умирании и слиянии с природой, о наползающем безумии и оторванности от реальности и одновременно прямом, физическом соприкосновении с ней. Травница Анна живет на юге Чехии и зарабатывает на жизнь сбором лекарственных трав (как узнала из книги, во времена ЧССР все чехословацкие школьники летом привлекались к сбору трав), известно, что она замужем и авторитарный свекр имел свои планы на их дом и участок, но мужа в книге практически нет (ясно только, что его зовут Вашек и у него после несчастного случая нет руки), только Анна, ее сестры-подруги Марцела и Милушка, влюбленный в нее сосед, походы к скупщику по вторникам, велосипед, таблетки и травы, травы, травы.
Книга как спираль, изначально о замкнутом человеке, который по мере прогрессирования болезни все больше и больше уходит в свое одиночество и маниакально ищет близости с природой, тишины, отдохновения, однако в городе с этим сложно и приходится волей-неволей поддерживать какие-то коммуникации. Но привычный ритм, когда фармацевт твоя подруга, а скупщик трав - жадный барыга, может в одночасье измениться, и вот уже из аптеки ты уходишь с пустыми руками, а в лавке тебе неожиданно накручивают вес сданного материала в твою пользу и здорово переплачивают за твой труд.
Здесь хватает неких мистически-магических моментов, автор ловко ведет через всю книгу образ вилы, этакой славянской лесной нимфы, и героиня сама себя с такой вилой ассоциирует, все больше отдаляясь от людей и цивилизации и уходя к природе, во тьму. Любопытная необычная вещь, не жалею, что прочитала, но не то чтобы ах.

Прага позволяет мне делать вид, что я где-то работаю, что я приличный человек. Ведь должна же я зарабатывать деньги чем-то, помимо сбора трав. "Переводчица" - это и было то заветное слово, которое заткнуло рот моим въедливым и любопытным соседям, включая Марцелу. Они оставили меня в покое. В социальном смысле я им угодила. Предоставила свидетельство, что принадлежу кругу порядочных, ответственных и взрослых людей. Я осторожно влилась в основную массу населения и закатилась в щель одного из шаблонов. Теперь главное не высовываться, спрятаться там и жить себе тихо.

Если получается, сама для себя я собираю травы при свете дня и, конечно же, одетая. Я не верю в силу девичьей наготы в том, что касается лекарственных свойств растений. Мне важно количество собранных трав, их качество и размер вознаграждения раз в неделю по вторникам. Бабушка, ты можешь перевернуться в своем закрытом прогнившем ящике в любую сторону, но я верю в мешки, наполняемые с весны по осень, и еще в то, что мы тут не перейдем на евро.

Меня бы послали на фабрику. Не прошло бы и недели, как мне там отрезало бы обе руки, и я уже никогда в жизни не смогла бы собирать травы. И тогда бы я прыгнула в реку. С железнодорожного моста. В то неглубокое место, где в воде виден серый бетон — в детстве мы думали, что это могила нацистов. Легкая и неподвижная, я бы плавала в реке, так что даже тот несчастный рыбак без руки легко смог бы вытащить меня сачком на берег. И я была бы его. Мертвая, безрукая, принадлежала бы, наконец, только ему.












Другие издания


