Красивый альбом. Эмиль Отто Хоппе запечатлел на фотоплёнке ведущих танцовщиков Русского балета Дягилева – Тамару Карсавину и Вацлава Нижинского, Веру и Михаила Фокина, Лидию Лопухову и Адольфа Больма, Любовь Чернышову и Леонида Мясина, Лидию Соколову и Антона Долина... В студии воссозданы сцены из «Жар-птицы», «Видения розы», «Петрушки», «Женских причуд», «Спящей красавицы»… Так же Хоппе фотографировал Анну Павлову, Матильду Кшесинскую, Хьюберта Стовиттса…
Жаль, что фотографии в альбоме напечатаны не в хронологическом порядке. Я не смогла понять, чем руководствовались составители, расположив сначала фото Анны Павловой и Лаврентия Новикова на репетиции балета «Роман мумии» (1923 г.), затем идут Тамара Карсавина и Адольф Больм в «Тамар» (1912 г.), а далее Ольга Спесивцева в «Спящей красавице» (1921 г.).
Хоппе оставил не только фото, но и словесные портреты артистов:
Анна Павлова: «Её настроения были непредсказуемы, и никогда нельзя было угадать, ждать ли от неё эмоционального взрыва или безоблачного спокойствия. Сама себе хозяйка, она деспотично царила над членами своей труппы. Заряженная динамической энергией, Павлова не щадила себя, но и от других ожидала полного самопожертвования.»
Вацлав Нижинский: «Я разделил судьбу почти всех художников, которые рисовали его или делали с него наброски и которые должны были, находясь за кулисами или слоняясь в продуваемом насквозь коридоре, довольствоваться тем, что в конце концов он лишь промелькнёт у них перед глазами. Когда в конечном счёте он стал мне позировать, я увидел, что это наименее общительный член труппы.»
Тамара Карсавина: «Карсавина была очень красива и в интеллектуальном отношении стояла на голову выше других балерин.»
Ольга Спесивцева: «Обладала какой-то эфемерной красотой. Деликатно вылепленные черты лица освещала пара восхитительных серо-голубых глаз…»
Адольф Больм: «Дружелюбный, учтивый, но мужественный молодой человек. Одарённый пианист, образованный, начитанный и интересующийся не только своей профессией.»
Сергей Дягилев: «Обладал обаянием большого вельможи и безупречными манерами, хотя и не без надменности. В театре он имел репутацию диктатора, всегда настаивал на своём и не терпел никаких возражений. Не без основания полагаю, что артисты слепо повиновались ему, будучи уверены, что ничто не может заставить его отказаться от стандартов совершенства, которые он установил для своей труппы. В каждом её члене он видел самобытный талант, даже в тех, кто был занят в небольших ролях.»