Книги, которые заинтересовали.
AlexAndrews
- 3 776 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
Сборник статей автора, чей подход когда-то если не создал, то выкристаллизовал «ревизионизм» в исследовании советской истории. Статьи теперь, после появления довольно объемной историографии, порой кажется неполными и неглубокими, но в начале-середине 70-х должны были казаться (и судя по реакции, казались) настоящим прорывом, ведь они открыто постулировали отказ от взгляда сверху, от концепции монолитного аппарата, подмявшего под себя всю жизнь в государстве, и заменяли эти представления, порожденные холодной войной, на картину взаимодействия, взаимосвязи власти и интеллигенции.
Статьи разные, порой сильно разные, и дело не только во времени написания, но в теме, интересовавшей автора в каждый отдельный момент. На меня самое большое впечатление произвела статья о моделях сексуального поведения советских студентов середины-конца 20-х, о которых мы можем судить по довольно крупным анкетным опросам, проводившимся как в столичных городах, так и в Одессе. Автор пытается подтвердить или опровергнуть картину, нарисованную авторами-моралистами (в первую очередь в «Луне с правой стороны», в которой, если верить синопсису от Фицпатрик, речь идет об оргиях как норме студенческой жизни), которые считали, что снятие ограничений после революции зашло слишком далеко. Опросы показывают (как откровенно люди-то отвечали) и уровень измен в браке, и сторонников свободной любви, и походы к проституткам, и количество импотентов (из-за последствий войны и нервного перенапряжение, в том числе из-за учебы), даже некоторое число гомосексуальных контактов (в основном лесбийских). Кроме собственного полового вопроса и меня, и Фицпатрик поразили ответы, которые говорят о наличии культуры употребления наркотиков в Одессе в конце 20-х, о которой также открыто писали в анкетах. Теперь «Человека с киноаппаратом» (1929) буду пересматривать с большим любопытством – вдруг эти люди, мелькающие в кадрах Вертова, те самые, из опросов?
Сразу несколько статей показались мне предшественниками книг других авторов, Добренко, например, в особенно большом долгу перед Фицпатрик. Так, в статье о попытках партийного руководства привить музыкальному сообществу свои, довольно консервативные вкусы, Фицпатрик пишет то же самое, что и Добренко в «Позднем сталинизме» , показывая, что сами музыканты довольно умело уводили дискуссию от обсуждения их личных «грехов» куда угодно, начиная забалтывать основную тему. Шостакович привычно и рутинно каялся, обещал исправиться, а остальные начинали свистеть про что угодно, только не про то, о чем хотели говорить власти, лишая, что в 1936, что в 1948, дискуссию остроты и накала. В другой статье Фицпатрик очевидно предвосхищает книгу Добренко «Политэкономия соцреализма» , расширяя понятие литературного жанра до всеохватной советской идеологии, предписывавшей видеть признаки будущего в настоящем, сколь угодно убогом.
Лено в своей книге о советской печати писал, что «общественность» надо переводить как ‘official society’. Фицпатрик с ним заочно несогласна, пытаясь перевести «Общественница» (журнал для жен партийной и интеллигентской элиты во второй половине 30-х) как ‘civic-minded woman’.
Самое интересно в этом сборнике статей – утверждение, которое с тех пор развивали многие авторы, что старая интеллигенция сумела победить власть и навязать ей свою культурную гегемонию. Красные энтузиасты (без особой партийной поддержки) попробовали устранить старую интеллигенцию в кавалерийском наскоке Культурной революции во времена Первой пятилетки, но в результате только погрязли во взаимной грызне мелких и крупных фракций. Сталин подумал, не впечатлился и сделал ставку на проверенную временем, войнами и революцией старую интеллигенцию, отменив почти увольнения и ссылки. Несмотря на несколько попыток (довольно вялых) навязать интеллигенции марксистскую ортодоксию, в итоге в каждой отрасли знания были созданы аккуратные культы основополагающих фигур (Павлов, Макаренко, Станиславский, Горький). Никто из них не был марксистом, все они стали пунктом согласия между партией и интеллигенцией – про них писать можно и нужно. Для интеллигенции они были шаблоном лояльности, для партийных чиновников (в том числе цензоров) мерилом этой самой лояльности – с их работами можно было сравнивать новые вещи, создаваемые интеллигенцией.
Возьму на заметку «Луну с правой стороны», любопытно, по описанию настоящие «ревущие двадцатые». Также постараюсь запомнить ‘brouhaha’ и ‘Tin Pan Alley’ (хотя последнее уже где-то встречал).

Книга составлена из разных частей, написанных Шейлой Фитцпатрик в разное время - в течение двух десятков лет в 70-80-е годы. Некоторые главы являются переработанными статьями, другие взяты из ее ранних книг - например, из Education and Social Mobility . Автор основательно поработала напильником, многое дополнила и дописала, так что книга выглядит вполне органично, а ее части вроде как вполне однотемны и дополняют друг друга, но учитывать ее некоторую франкенштейность все-таки стоит - швы-то все равно видны. Стоит отметить также, что то, что многие идеи и мысли Фитцаптрик, которые сейчас кажутся само собой разумеющимися и вполне естественными, в семидесятые были откровенной ересью и воспринимались чуть ли не как оправдание режима и репрессий.
Основная идея книги заключается в том, что Фитцпатрик рассматривает интеллигенцию и партию как две конкурирующие элиты Союза, находившиеся в постоянном (действительном или потенциальном) конфликте друг с другом. Внутри обеих элит были те, кто сотрудничал с "врагом" - например, РАПП в интеллигенции или Луначарский в партии. Отдельных членов и даже группы внутри этих элит репрессировали и уничтожали, но сами элиты никогда не теряли своего статуса и преференций. Фитцпатрик как раз и пишет об определении и самоопределении "интеллигенции" и "рабочих", о борьбе за гегемонию в культуре и о том, кто же все-таки победил - не самый простой вопрос, как выясняется, учитывая, что значительная часть партийного руководства была далеко не из рабочего класса, а культурная революция завершилась реабилитацией "буржуазной" интеллигенции. Конфликты между элитами закончились в конце тридцатых, когда старые специалисты, пролетарские выдвиженцы и партаппарат сформировали новую советскую интеллигенцию.
Понятно, что тема сложная, местами спорная (я сам не согласен с утверждением автора, что фракционная борьба в партии закончилась в 1921), она активно оспаривалась коллегами-историками, но написана книга увлекательно и со знанием дела. Фитцпатрик с удовольствием потрошит механизмы взаимодействия партии и народа, рабочих и специалистов, рассматривает психологию масс и отдельных групп, выявляя подноготную различных явлений и тенденций двадцатых-тридцатых годов - спецеедства, индустриализации, реформ в образовании и внутрипартийной борьбы. Хорошая книга для лучшего понимания особенностей сталинской эпохи, повлиявшей на всю последующую историю Союза, и ее формирования в сердцах и умах советских граждан.