
"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
В сумме, самим битникам в книге посвящена от силы одна треть. Остальное - тщательное набрасывание контекста. Краш-курс культуры/философии ХХ века и Просвещения вдобавок.
Каждому из трёх основных битников даны свои интерпретанты: франкфуртцы (Маркузе, Адорно, Хоркхаймер) и Батай для Гинзберга, дзэн-буддизм для Керуака (самая ленивая часть книги, потому что ссылается только на Сонрю Судзуки) и Фуко с Бодрийяром для Берроуза. Делёз, Деррида и ещё несколько знакомых парней в основном представлении не участвуют, но удачно отыгрывают деревья на заднем плане.
Значительная часть историко-философских страниц - выдержки из лекций самого Хаустова о философии постмодерна. Иногда дословно. А с текстами битников всё скупо: "Вопль", "На дороге" и "Голый завтрак". По мелочи затрагиваются и другие, но невсерьёз.
Электронная версия на Bookmate девственна и не тронута редактором, поэтому некоторые знаки препинания пропали, а пробелы посреди слов появились.
Обещана отдельная книжка про Берроуза в этом году. Ждём, надеемся, верим.

Непосредственно про битников тут не очень много — в основном, книга представляет просто поток из разных философских измышлений, лирических отступлений и свободных ассоциаций, которые возникают лично у Дмитрия Хаустова в связи с битниками (и которые он спешит обнародовать на публику — вроде многостраничных объяснений, почему Форрест Гамп — воплощение бродяги дхармы). Читать всё это местами занимательно, местами не очень, много интересных идей, попыток анализа предпосылок появления и наследия разбитого поколения, встраивания в разный контекст. Есть о чем подумать.
Функцию ознакомления с историей и основными героями бит-поколения книга тоже выполняет, и достаточно неплохо. Конечно, могло бы быть и подробнее, но открывающий подобное издание человек априори уже наверняка в курсе основных имен, вех и событий — а вот попытка осмысления и анализа это уже интереснее. Насколько эта попытка окажется удачна, у меня однозначного мнения сложить не получилось. Есть действительно вдохновенные и интересные места (в основном связанные с Берроузом, как ни странно — или не странно, очень уж противоречивая фигура, как ни крути; немудрено что потом Хаустов посвятил ему отдельный томик), но тут же какие-то другие фрагменты выглядят более притянутыми и формальными.
Пишет Дмитрий Хаустов неплохо, и слог его легок, несмотря на очевидную страсть покрасоваться знанием различных философских концепций и свободным владением терминологией. Ну и оперирует всеми этими штуками достаточно ловко. Так что, в целом, мне книга скорее понравилась, как будто с умным и эрудированным человеком поговорила за бокалом портвейна, которого местами, конечно, немного куда-то несет, но удовольствия от общения это не портит.

Хаустов пишет книгу с той страстью, какая сейчас в моде в философии. Каждому хочется быть хотя бы Славоем Жижеком — самой большой поп-звездой среди философов. Но страсть Хаустова в изложении исторического материала выглядит неподдельной. В ней слышится скорее влияние тех, о ком он пишет, — битников, с их почти тотальным отрицанием культурных основ западной цивилизации.
В «Битниках» он высказывает несколько радикальных идей. Например, что Америка в двадцатые годы была склонна к нацизму ничуть не меньше Германии и только Великая депрессия остановила американцев от создания четвертого рейха. Маккартизм, накрывший Америку пятидесятых, еще один его всполох, который мог бы кончиться неизвестно чем, и к этому неизвестно чему как раз все располагало: к тому времени Америка уже обрела свое экономическое могущество, а вместе с ним и политическое. И тогда пришли битники: Джек Керуак, Уильям Берроуз, Аллен Гинзберг. Все с чудовищной репутацией: Керуак — алкоголик, спаливший себе печень декалитрами алкоголя и умерший в 47 лет от цирроза, Берроуз — наркоман и убийца собственной жены, всеобщий любимец гомосексуал Гинзберг, который водил, кстати, знакомство с Евтушенко и разбирался в русской поэзии. В его стихах легко угадывается влияние Маяковского.
Хаустов сложно и красиво описывает суть движения битников, не вдаваясь в излишние исторические подробности, вместо этого попутно оснащая читателя множеством соображений: что, собственно, произошло, как битники повлияли на американскую культуру, а через нее и на мировую культуру в целом. Им удалось перешибить хребет веку-волкодаву и сокрушить остатки классической культуры, но в итоге она приобрела вид музея, в который мы однажды вошли из любопытства, но покинуть его уже не можем.

Писатель рождается тогда, когда человек умирает перед лицом своего внутреннего кошмара, приносит себя себе же в жертву, чтобы родится вновь. Там, на самом дне самости, его ожидает сокровище - чистый прообраз его языка, то есть язык обретенный.

Битники заворожены любыми элементами опыта, которые, с точки зрения обывателя, а также с позиции вчерашнего интеллектуала, сегодня выглядящего как обывателя, представляются маргинальными и опасными. Поэтому нет ничего странного в том, что обыватель и его придворный интеллектуал пытаются повернуть дело так, будто бы маргинальный опыт битника и хипстера есть что-то вроде ужасающего клубка из одних преступлений и извращений, без всякого намека на позитивное содержание. В таком манихействе читается страх перед новым, попытка отчаянно удержаться за трещащий по швам status quo, попеременно взывая к жандармам.
стр. 134

Разум насилует, он творит нормы, он исключает и репрессирует. Разум и есть главное чудовище, а Просвещение – его камера пыток, построенная на Земле как филиал невидимого ада.
















Другие издания
