
"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Весь наш мир состоит из вранья. Оно бывает маленьким и безобидным. Бывает масштабным и убийственным. Бывает подлым и наглым. Бывает даже во благо и во спасение. Вранье изобретательно и многолико. Оно убедительно принимает вид твердых убеждений, точек зрения и взглядов на вещи. Самый популярный и распространенный вид вранья - самообман. Обман - это ширма, за которой скрыто темное нутро правды, которую можно приравнять к самому страшному оружию массового поражения. Апокалипсис настанет, когда каждый начнет говорить то, что у него на уме.
Книги - это самый прекрасный мир неправды. Мир иллюзий и врак. Изумительный мир бесконечных историй. У писателей вранье - это и не вранье даже, это производственная травма, профдеформация и, в некоторых случаях, врожденный порок, в быту известный, как талант к художественному слову и приукрашиванию действительности. Они крутят гончарный круг бытия и лепят на нем свою реальность. Майкл Шейбон написал роман-исповедь. Правдив ли он? Как знать. Но когда передо мной стоит тарелка с соблазнительным десертом, я не задумываюсь (хотя надо бы, конечно) сколько в ней жиров, белков и углеводов. Я просто наслаждаюсь вкусом.
Когда передо мной лежит роман о семейной истории под покровом тайны, процентный состав правды и лжи меня, честно говоря, мало интересует. Я просто наслаждаюсь книгой.
Шейбон рассказывает историю жизни своего деда и бабушки, услышанную им у кровати уже смертельно больного деда. Неразговорчивый и замкнутый в жизни перед своим уходом он многое рассказал внуку. Майкл даже из своих скудных воспоминаний о проведенном вместе времени в детстве знал, что семью его трудно назвать обычной. Откровенный разговор просто заполнил многочисленные белые пятна. Майкл знал, что его дед любил ракеты и мог починить всё, что угодно. Майкл знал, что его бабушка страдала мигренями и умела рассказывать ему сказки по картам Таро так, что его потом ночью мучили кошмары. Он и ждал, и боялся этих историй больше всего на свете. Майкл знал, что его дед сидел в тюрьме, а бабушка лежала в психушке. Он знал, что они родились и жили в самое страшное время ХХ века и им было, что скрывать, им было, о чем молчать, им было, о чем лгать, чтобы не впускать в свою жизнь правду, которую так долго и мучительно они пытались забыть.
То, что передо мной вещь неординарная, стало ясно с первых же страниц. К сотой странице она поднялась до уровня выдающейся. Её персонажи занимались войной, любовью, детьми, шпионажем, охотой. Звучит обычно? А если так - собирали самодельные бомбы, чтобы взорвать мост, флиртовали в синагоге, растили чужих детей, шпионили на фронте за светилами науки, чтобы их мозги не достались врагу или Советам, охотились за питоном в зарослях рядом с поселком для престарелых. Невообразимо, да? Так вот неординарность Шейбона, как рассказчика, для меня заключается в том, что все эти немыслимые вещи в его исполнении смотрятся абсолютно естественно. И еще один важный момент. Обычно принято говорить об английском юморе, о том, как он тонок. Не спорю. Но именно еврейский вызывает мое восхищение. Возможно, потому что лишен некоторого снобизма, который у англичан заложен, кажется, на генном уровне. Сарказм и самоирония еврейской прозы с одной стороны оттеняет трагизм истории, с другой - проявляет милосердие к читателю, как кислородная маска, чтобы было чем дышать, пока несешь на себе груз этих страниц.
Майкл Шейбон стал для меня настоящим открытием. Правда.

Что-то не везет мне последнее время с современной американской литературой. Или ей со мной...Распиаренные получившие различные премии романы зачастую не находят никакого отклика в душе, чаще вызывая раздражение от внутренней пустоты (имхо), обилия естественных отправлений, незамысловатых сюжетов или невнятных финалов. Не обязательно все из перечисленного будет в каждой книге, но частично вполне себе для того, чтобы испортить впечатление. Исключение на данный момент составили две: Сын Ф. Майера и Нёкк Н. Хилла
Данный роман представляет собой такой незамысловатый пересказ наподобие школьного сочинения "Как я провел лето". Только тут будут зарисовки из целой жизни. Дед главного героя (читай самого писателя ) практически на смертном одре что называется открывает душу внуку, уделяя внимание наиболее значимым событиям в собственной жизни, имеющим далеко идущие последствия, порой отсроченные во времени, для всей семьи, а значит, и для Майкла тоже.
Уже как обязательный пункт наличие секса бабушки с дедушкой, без кровосмесительных мучительных отношений сюжет тоже не сюжет, для полноты картины наличие Второй мировой и участие Америки в ней, чуточку банального психоанализа, чтобы придать сложность, глубину литературному сюжету, показать драматизм ситуации и одновременно с этим, наверное, пролить свет на то, как и в каких условиях рос будущий писатель.
В очередной раз задаюсь немым вопросом: за что и какими мотивами руководствуются, когда присуждают литературные премии ? Для меня книга не оставила по себе каких-либо значимых впечатлений, абсолютно нейтральное отношение и проходной вариант. Автор просто пересказал рассказ родственника, не предпринимая попыток к осмыслению его пути и не стремясь придать ему более литературный характер.

Это воспоминания умирающего старого человека, по формулировке деда автора. Из настоящего мы постоянно переносимся в прошлое, большую часть книги буквально живём там, вместе с пожилым евреем погружаясь в невероятные приключения. От военных событий Второй мировой до поимки огромного питона в наши дни.
История жизни неординарного человека. Всю жизнь он увлекался ракетостроением, был просто помешан на этом. Даже на фронте ему «свезло» встреть светило науки нациста-учёного Вернера фон Брауна. Дедушка знал, какой ценой собиралась и испытывалась ракета ФАУ-2, прототип той, которая полетела на луну.
Только на смертном одре признаётся он внуку в своей причастности к судьбе этого ракетостроителя, ведь он ненавидел его почти всю жизнь, а при встрече, вдуг почувствовал, что не чувствует ничего, всё прошло, осталось опустошение и безразличие.
Годы стирают многие чувства, прибавляют только морщинок. Многие, кроме любви. Женитьба на французской еврейке, прошедшей круги ада в концлагере, добавила ему морщинок и обогатила его чувственный мир. Его жена, чуточку ведьма, слегка (ну ладно, преуменьшаю) сумасшедшая, повелительница карт Таро и несчастная жертва Коня Без Кожи, внесла в его жизнь сумятицу, радость и боль одновременно, и ввела за руку маленькую девочку, которая стала его дочерью, единственной и любимой девочкой. «Она вечно пугала непогодой; он родился с зонтиком в руке» - но им хватало этого для счастья.
Дед многое успел в жизни. Минировал мост в Вашингтоне, побывал в тюрьме за нападение на начальника. Вёл себя прилично, поэтому и был выпущен досрочно, а то, что гулял там по крыше и однажды в одной из камер, где проживал обидчик его почти друга, произошёл взрыв, так это большое недоразумение, и доказать обратное никто не сможет.
Выдумщик и озорник, даже будучи при смерти, этот человек умудряется нести свет, и оберегает свою приёмную дочь от правды, которая ей не нужна. Пусть так, пусть красивая ложь, пусть грех на душу, но это лучше печальной истины. Так хотела его жена, он не может нарушить волю любимой женщины. Как в свою очередь его внук не нарушит его.
Родным останется память. Фотографии и письма, воспоминания. И макет лунной станции с садом - «там вместо первых обитателей-любовников жила теперь семья. На подвесной койке и двух подвесных креслах его собственного изготовления, вдыхая увлажненный, обогащенный кислородом воздух, сидели он сам, бабушка, мама, мой брат и я. Позы у них были напряженные (даже для полистироловых человечков), как на парадной фотографии. Все живы-здоровы.»
Как в добрые старые времена.
Лампомоб 2020
1/6

– Она сошла с ума. Он потерял свою фирму. У них не было общих детей. Он попал в тюрьму. У нее из-за гормонотерапии начался рак. Я выбила его брату глаз, а потом вышла за человека, который стоил ему фирмы. Когда они были счастливы?
– В промежутках? – предположил я.

Мне подумалось, что в природе человека первую половину жизни высмеивать условности и клише старых, а в последнюю - условности и клише молодых.

Рассудок, опыт и житейская сметка посовещались и пришли к огорчительному выводу, что все принимает хреновый оборот.














Другие издания


