
Топ-623
Brrrrampo
- 623 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Это было страшно.
Нет. Даже слово "страшно" не передаст в полной мере той бури чувств и мыслей, которая обрушилась на меня после прочтения. При описании ТАКОГО все слова покажутся какими-то безликими...
Каждое слово, употребленное автором, даже самое обыкновенное, пропитано разнообразными чувствами, наполнено жизненной энергией.
Казалось, все повторяется. Вечное перемещение с места на место. Люди, все ещё борющиеся за свою жизнь. Люди, которые уже потеряли надежду и опустили руки.
Эти описания невероятной жажды жизни, борьбы, отчаяния:
В конечном итоге надежда покидает даже самых стойких.
Эти душевные метания мальчика — рассказчика, потеря истинной дороги и обретение её вновь.
Боль, которую пронесли с собой до конца эти люди — наша боль, читателей, прочувствовавших все это.
Эта книга, безусловно, тяжелая. Смерть и жизнь, две противоположности, которые слились воедино. Образ дряхлой старухи, которая давно потеряла вкус к "жизни" и ждет своего скорейшего ухода. Герои же пытаются побороть это отчаяние: и это у кого-то получается, а у кого-то нет. Они как фениксы, возрожденные из пепла.

Сколько боли прожито или так и не пережито людьми, ставшими узниками концлагерей. Сколько слов сказано и написано о них. Но каждая история, передаваемая от первого лица, как я заметила, всегда написана сухо, по факту, как хроника, стенограмма. И понятно почему - просто невозможно пропустить еще хотя бы раз через себя все те круги ада, перепрожить их, описывая с писательским мастерством, с чувством и расстановкой изуверства, измывательства и их последствия - мучения, бред в болезнях, жизнь в грязи и холоде, работа с отмерзающими конечностями и почти для каждого уготовленный стандартный финал - смерть.
Я где-то наткнулась на информацию, что "Ночь" - это сокращенный вариант 800-страничного романа о пребывании в концлагерях сына и отца - наверное, именно этим я и объясню свое ощущение недоработанности истории и большого ее сходства с другими произведениями на эту тему. Пока читала создалось впечатление, что "Ночь" будто компиляция событий, произошедших с другими людьми, приписанная проживанию Элиэзера и его отца. Естественно, это не так, и я не имею права забирать воспоминания, тем более настолько болезненнные у людей, но от ощущения никуда не деться - поэтому исключительно за неправдоподобность, вызванную неудачным сокращением, снизила оценку (т.е. больше оценила литературность, чем сами переживания, пребывание в концлагере, борьбу на войне вообще, по-моему, нельзя оценивать, только передачу их на бумаге, раз уж авторы решились запечатлеть в тексте и издать свою судьбу книгой).
Вообще же, помимо ужасных историй что главных героев, что тех, кто был встречен ими в этом аду, неслабо зацепило самое начало истории, когда герои не поверили человеку, рассказывавшему, что может случиться, тому, кто пережил подобное еще до 44-го года, когда происходят описываемые в рассказе события. Кажется, старик - не мальчик с волком из притчи, но вера в то, что плохое случается со всеми, но не с нами, все равно победила и евреи упустили возможность избежать ужаса именно, с какой-то стороны, из-за беспечности. А услышь они старика, поверь ему, будь они бдительнее, возможно, смогли бы спастись - тот же случай со стуком в окно или тем, чтобы остаться в больнице одного из концлагерей, который освободили русские спустя пару дней, все не дают покоя. Всегда стоит прислушиваться к интуиции, присматриваться к знакам - в особенности в том аду, где логика не играет никакой роли, где властвуют зверства, при которых эта логика просто растворяется... И тут я вспоминаю госпожу Шехтер, измучавшую всех своими галлюцинациями о пожаре и огне, а ведь она в своем безумстве предчувствовала появление в их жизни газовых камер и крик ее был своеобразным предупреждением, но ее затыкали, чтобы не беспокоиться еще сильнее, чтобы спрятать головы в песок перед неминуемой участью...
Я ничего о них не знал. С 1940 года мама не получила от них ни одного письма. Но я солгал: - Да, мама получала вести от ваших. У Рейзел всё в порядке, у детей тоже. ... Он ушел. Нам не суждено было снова его увидеть. Он узнал новости. Настоящие.
Он потерял сына в толпе. Он безуспешно искал его среди умирающих. Тогда он стал разгребать снег, чтобы найти его труп. Всё напрасно. ... - Это случилось по дороге. Мы потеряли друг друга из виду. Я немного отстал от колонны. Больше не было сил бежать. А сын не заметил. Больше я ничего не знаю. Куда он исчез? Где мне его искать? Может, вы его где-нибудь видели? - Нет, рабби Элиягу, я его не видел. Тогда он ушел так же, как и пришел, - словно дрожащая на ветру тень. Он уже был за дверью, когда я вдруг вспомнил, что видел, как его сын бежал рядом со мной. Я забыл об этом и не сказал рабби Элиягу! Потом я вспомнил еще кое-что: его сын заметил, как отец стал, хромая, отступать к хвосту колонны. Он это видел. И продолжал бежать вперед, увеличивая разделявшее их расстояние. Меня вдруг поразила страшная мысль: он же хотел отделаться от отца! Он чувствовал, что отец слабеет, решил, что приближается конец, и стал искать способа отделаться от этого бремени, освободиться от обузы, которая уменьшала его собственные шансы на спасение.
Неподалеку я заметил старика, двигавшегося на четвереньках. Он пытался выбраться из этой свалки. Он прижимал руку к сердцу. Сначала я подумал, что его ударили в грудь. Потом понял, что он прячет под курткой кусок хлеба. Он стремительно достал его и поднес ко рту. Его глаза загорелись, улыбка, больше похожая на гримасу, осветила полумертвое лицо. И тут же погасла. Над ним нависла тень. И эта тень бросилась на него. Избитый, обезумевший от ударов старик кричал: - Меир, мой маленький Меир! Ты не узнаешь меня? Я твой отец... Ты делаешь мне больно... Ты убиваешь отца... У меня есть хлеб... и для тебя... для тебя тоже... Он повалился на пол, всё еще сжимая в кулаке кусочек хлеба. Он хотел положить его в рот. Но противник бросился и отнял его. Старик еще что-то пробормотал, захрипел и умер при всеобщем безразличии. Сын обыскал его, схватил кусок и стал его пожирать. Но и он не преуспел. Его заметили двое и поспешили к нему. Присоединились и другие. Когда они отошли, рядом со мной остались два мертвеца - отец и сын. Мне было пятнадцать лет.

Маленькая повесть, маленький рассказ о том, что иногда люди хуже животных. Ад может наступить и в реальной жизни, не надо ждать загробной. Не надо молить Бога о пощаде или задавать вопросы: почему? за что? так надо? Однажды для избранных наступила ночь и только немногие, самая малость, смогли выйти к лучам света.
Тема про концентрационные лагеря животрепещущая, а если это художественная или около художественная книга, то у читателя перехватывает дух и внутри стоит нечеловеческий крик (говорю за себя,конечно же). Кто читал Виктора Франкла "Человек в поисках смысла", тот меня поймет. Трудно поверить, что более 60 лет назад чьи-то прадеды сжигали ни в чем не повинных людей, просто потому, что был приказ сверху, что евреи, недочеловеки, подлежат истреблению. И не важно, старики это, женщины, дети или младенцы. Визель тоже внес свою лепту, написал воспоминания мальчика, который не смог понять, что он такого сделал, что Всевышний к его народу отвернулся. Не мог он понять, почему люди уподобляются скотам.
Много есть литературы по данному вопросу, но, согласитесь, такая тема не может оставить равнодушным человека (я не имею ввиду мемуары сотрудников СС и людей, продолжающих следовать идее "арийской нации"). Каждый гражданин планеты Земля имеет право на жизнь. Каждый человек имеет право на свое мнение. И я свое маленькое мнение высказала.

Стояла кромешная тьма. Я слышал только эту скрипку, и казалось, что смычком была душа Юлека. Он играл свою жизнь. Она целиком перешла в струны. Утраченные надежды. Ставшее пеплом прошлое, загубленное будущее. Больше никогда он не будет так играть.

Стрелка нашего внутреннего барометра резко качнулась в сторону надежды.

Трое приговоренных со связанными руками, и среди них - мальчик, ангел с печальными глазами...
Трое приговоренных вместе встали на табуреты. На три шеи одновременно накинули петли.
И голос внут










Другие издания


