
!!! Новые мини-биографии на ЛЛ
AlexWolkow
- 1 865 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
Не секрет, что за псевдонимом И.Грекова «скрывается» Елена Вентцель, которая по образованию и профессии была математиком. И в этом небольшом эссе она вспоминает годы своей учебы на физмате в Ленинградском университете, где она была одной из пяти девушек:
Тот курс – математический, – к которому я принадлежала, был по своему составу почти сплошь мужским (из 280 человек было у нас всего пять девушек).<…> Математика считалась "сухим" предметом, а девушка, занявшаяся ею, – этаким выродком.
Я люблю книги И.Грековой и люблю читать разные воспоминания, которые «оживляют» для меня тот или иной период, позволяют взглянуть на него глазами современников из разных слоев общества, поэтому эта вещица тоже давно ожидала меня в више.
В какие-то моменты впечатления Вентцель неожиданно стали перекликаться у меня в голове с тем, что рассказывала о своих молодых годах актриса Рина Зеленая, книгу которой я читала в начале этого года. Они из абсолютно разных, непересекающихся сфер – одна из науки, другая из театра – но при этом почти ровесницы, молодые годы обоих пришлись на 20-е годы. И для обеих это было «голодное и счастливое» время, полное неразберихи, но и какого-то безудержного веселья и отсутствия страха перед будущим.
Так и помню наше человеческое стадо, перебегающее по Дворцовому мосту на другой берег Невы, наши шутки, наши анекдоты, наш непрекращающийся смех. Все почему-то казалось тогда смешным до уморы.
Молодость ли тому «виной» или само время, но что сходство есть, это точно. Елена Вентцель (тогда еще – Долгинцева) вспоминает об этом периоде, когда все они, студенты, были голодными или полуголодными, плохо одетыми, но неизменно радовались жизни. На жизнь зарабатывали кто как. Мужчины – чаще грузчиками, сама Елена давала уроки математики.
Были же у вас стипендиаты? - могут меня спросить. Да, были, но в резко ограниченном количестве. Стипендиатами были "комсомольцы сверху", собиравшиеся где-то на третьем этаже и решавшие какие-то мировые вопросы. Их в нашей среде почему-то не было. Их дела были “общественными”, нас не касались.
Эссе короткое, так что какого-то обширного описания университетской жизни, конечно же, ожидать не стоит, но впечатление автор сумела создать очень живое. Она описывает и само здание, и огромный коридор, где постоянно бурлила жизнь, делится портретами своих преподавателей, многие из которых были весьма колоритными личностями. Среди них были как по-настоящему выдающиеся ученые (что не мешало им быть, к примеру, рассеянными до комизма), так и такие, кто был вообще ни в зуб ногой в собственном предмете и попал в преподавание за политические заслуги.
Лейферт, среднего роста, полноватый субъект. Явившись первый раз в нашу аудиторию, он сказал: "Довольно, товарищи! Я вам буду читать курс красных интегралов".
В зале засмеялись. "Ничего тут смешного лет! – закричал Лейферт – Интегралы, как и другие веши, бывают "красные" и "не – красные”. Я вам буду читать ярко-красные интегралы. Забудьте все, чему вас учили до сих пор. Все вопросы мы будем решать не доказательствами, а голосованием. А единственная книга, которая вам будет нужна – это справочник Хютте для инженеров (была тогда такая универсальная книга, содержавшая все математические формулы, разумеется, без доказательств). Читая свои лекции, Лейферт не выпускал из рук справочника Хютте. Оттуда он брал формулы. А кроме формул, вставлял еще собственные “философские" размышления, вроде, например, такого:
"Единица - это число буржуазное (палец кверху; "один царь, один!"). "Два" объявлялось числом "переходным" ("единство противоположностей"), а вот три - это было число "пролетарское", ибо "трое – это уже коллектив!". Выписывал из справочника Хютте то одну формулу, то другую. Выписав, он кричал : "А ну-ка, товарищи, голоснем!!. Кто за то, что эта формула верна? Поднимите руку! Кто против? Ничтожное меньшинство. Кто воздержался? Еще меньше! Итак, большинством голосов формула утверждена. Запишите ее в своих тетрадях!"
Автор так же описывает, как хаотично менялась программа (фактически, ее не было совсем), так что каждый год были разные курсы (в зависимости от того, чем увлекался профессор) или одни и те же курсы каждый преподаватель мог назвать, как ему заблагорассудится, что создавало путаницу. А кроме того, вносила свою долю сумятицы и всеобщая тенденция того времени: перестроить все на новый лад, пусть даже это касается переименования терминов или курсов.
А что это был за аттестат об окончании вуза! Слепо и тускло напечатанный на полудохлом листе ватмана, с ошибками в названиях предметов... Оканчивая Университет, я довольно много времени провела с каким-то свиномордым "проверяющим", который, как и большинство "проверяющих", понятия не имел о том предмете, который "проверял". Я долго и тщетно пыталась втолковать ему, что в таком- то году такой-то предмет звался так-то, он только нюхал воздух и "не доверял".
Касается автор мимоходом и общих настроений. Безусловно, она не может говорить за всех и не пытается делать этого, но тут интересен именно личный взгляд, то, как ощущали свою жизнь она сама и ее окружение.
Как мы тогда относились к "правящей верхушке"? Отношение было скорее снисходительное, юмористическое. Страна шла вверх – и, естественно, "мы", созерцавшие все это снизу, не могли не ощущать этого восходящего движения. Сквозь все курьезы, все "новшества".
Мы входили в эпоху НЭПа из таких дебрей военного коммунизма, что внезапное "воскрешение" страны воспринималось как чудо. Пусть дорого, но можно было купить почти все, что хочешь.
Смеяться было принято надо всем – и над курьезами Университетской жизни, и над полуофициальной кличкой "белогвардейская профессура", и над отъединенностью от нас "верхних" студентов, творивших там свою полупонятную "общественную работу"... Голод и смех.
Поделится она и некоторыми интересными фактами, как, например: если надо что-то изучить, то неважно, на каком языке книга. На немецком? Значит, выучи немецкий, в чем проблема. На русском нужных книг было не так много, так что студенты-технари часто заодно еще и выучивали 2-3 языка.
При этом автор отмечает атмосферу большей свободы, «вольности» в высшем образовании, чем стало позже. Со временем появились четкие программы, планы, регламенты, стало больше формализма и меньше свободы. Она немного жалеет современных ей взрослой студентов, потому что они уже учатся в жестко сформированной системе, где, чтобы получить диплом, выучить то-то и то-то, сделать это и это, в общем, соблюсти ряд формальных требований. В ее время, по мнению Вентцель, было хоть и сложнее, но интереснее, разнообразнее и гибче.
Будет зарисовка и про работу в некоем закрытом «бюро», куда она попала после получения диплом и где, как предполагалось, должна была бы вестись научная работа, но вот только никто толком не знал, какая именно, руководитель не мог дать никакой определенной задачи, потому что и сам, видимо, не представлял, что они тут должны делать, поэтому сотрудники тупо высиживали весь день по кабинетам (каждый в отдельном).
Чем я должна буду заниматься? – спросила я у своего начальника? "Придумаете что-нибудь!" - отвечал он.
Зато бумага выдавалась под расчет и в конце дня нужно было сдать обратно все до единого листочка. Елена выдержала там недолго, но потом сбежала в поисках чего-то более осмысленного.
Что мне немного не понравилось: впечатления как будто немного хаотичные и «скачущие» с одного на другое, а заканчивается эссе внезапно знакомством автора с будущим мужем Димитрием Вентцелем. Довольно странная концовка, как мне показалось, и к университету имеющая очень косвенное отношение. Но, видимо, Елена Сергеевна собиралась написать продолжение, только по какой-то причине не сделала этого. Поэтому то, что есть, выглядит несколько «оборванным». Хотя, безусловно, познакомиться было интересно.

Пытаясь собрать наиболее полную библиографию И.Грековой, я очень обрадовалась, когда набрела в Сети на ее мемуары. - Редкая возможность для поклонников творчества писательницы увидеть ее саму, настоящую, а не вымышленных [пусть и любимых читателем] персонажей. Елена Сергеевна одновременно так похожа и так непохожа на своих героев! Она сильна, временами резка и бескомпромиссна, но безгранично эрудированна и утонченна.
В книге(?) она рассказывает о своих студенческих годах, проведенных в Ленинградском университете во времена НЭПа, и о неординарных личностях, с которыми ей довелось там столкнуться.
Получилось потрясающе интересно, весело и познавательно! Единственный недостаток – очень мало :(

«В вас что-то есть, — говорил Григорий Михайлович, — только не возьму в толк, что именно. А, может быть, и вообще ничего нет».

Единица — это число буржуазное (палец кверху; «один царь, один!»). «Два» объявлялось числом «переходным» («единство противоположностей»), а вот три — это было число «пролетарское», ибо «трое — это уже коллектив!»

Видимо так, кажется мне и сейчас, надо лекцию строить отдельным самостоятельным литературным произведением, чтобы она минимально цеплялась за все, раньше изложенное.