Русская классика, которую хочу прочитать
Anastasia246
- 543 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Константин Дмитриевич БАЛЬМОНТ – «Горящие здания» (книга стихов, 1899 г.)
«Горящие здания» - пятая книга стихов Константина Бальмонта, увидевшая свет на исходе второго тысячелетия – в 1899 году.
Бальмонту здесь надоело быть мотыльком, он попробовал стать огнём и яростью, но … он остался всё тем же Бальмонтом, которого мы знаем по первым книгам.
«Эта книга почти целиком написана под властью одного настроения, на долгие недели превратившего мою жизнь в сказку», - пишет автор в предисловии.
То есть, мы опять видим СЧАСТЛИВОГО человека, которому НРАВИТСЯ его жизнь и нравится то, чем он ЗАНИМАЕТСЯ.
Приятно, чёрт возьми, что такие люди есть! Всё же устаёшь видеть скорбные лица (скорей, унылые морды) тех, кто постоянно ноет на своё недовольство жизнью и жалуется, что ему не дают осуществить его заветные мечты.
У Бальмонта – всё отлично! У него сплошное довольство и осуществление всех мечт! Мечтов. Мечтух. В общем, всё замечательно.
Я хочу порвать лазурь
Успокоенных мечтаний.
Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!
(из стихотворения «Кинжальные слова»).
Итак, поэт возмечтал стать огнём. Может быть, ему надоело, что его хвалят за грёзы и розы.
Кроме того, он вдруг обращается к дотоле не бывшей у него тематике – к Российской истории. Здесь и «глухие дни Бориса Годунова», и опричнина, и смерть Димитрия Красного. И всё же… к каким бы РУССКИМ темам не обращался Бальмонт, и каким бы замечательным РУССКИМ языком он не писал о них, мы всё же не видим в его стихах НИЧЕГО РУССКОГО. Ещё одна особенность поэзии Бальмонта в том, что в своём стихе он очень НЕРУССКИЙ поэт. Об этом говорила ещё Марина Цветаева, замечая, что все стихи Бальмонта производят впечатления ПЕРЕВОДОВ с какого-нибудь западно-европейского. И я говорю не о том, что это минус (или, наоборот, плюс), я просто хочу отметить этот важный факт.
Я люблю далёкий след – от весла,
Мне отрадно подойти – вплоть до зла,
И его не совершив – посмотреть,
Как костёр, вдали, за мной – будет тлеть.
Если я в мечте поджёг – города,
Пламя зарева за мной – навсегда.
О мой брат! Поэт и царь – сжёгший Рим!
Мы сжигаем, как и ты, - и горим!
(Стихотворение «Я люблю далёкий след – от весла…»).
Здесь поэт называет себя братом самого страшного злодея, о котором знали в то время, - братом Нерона. Но в стихах его нет никакой злобы. Мы чувствуем, что К.Д. не только не стал бы жечь Рим, но даже убивать бабочку не стал бы, - он не находит удовольствия в разрушении, он весь ЖИЗНЬ, в нём нет ничего от смерти, тем более, от убийства.
Поэт видит радость в любви и верит в то, что его любовь и радость будут бессмертны.
… Но на крутом внезапном склоне,
Среди камней, я понял вновь,
Что дышит жизнь в немом затоне,
Что есть бессмертная любовь.
(из стихотворения «Среди камней»).
Поэт живёт только в себе самом и только своей собственной душой, - он считает, что в ней есть вся полнота жизни.
В душах есть всё, что есть в небе, и много иного,
В этой душе создалось первозданное Слово!..
(из цикла «В душах есть всё»).
Понятие «Слово» (с большой буквы), напомню, обозначает Христа, Спасителя. И если даже Христа находит Бальмонт в своей душе, так стоит ли судить его за то, что кроме своей души ему ничего не нужно?
…Всё в ней слилось в бесконечную цельность,
Только душе я молитвы пою,
Только одну я люблю беспредельность –
Душу мою!
(из цикла «В душах есть всё»).
Душа поэта добра настолько, что не принимает деления на «овец и козлищ», на спасённых и потерянных, на рай и ад. «Мир должен быть оправдан весь, чтоб можно было жить!» - восклицает поэт.
Его беспокоит и то, что он ежедневно, ежечасно совершает НЕВОЛЬНЫЕ грехи, приносящие гибель живым существам.
Едва в лесу я сделал шаг –
Раздавлен муравей.
Я в мире всем невольный враг,
Всей жизнию своей,
И не могу не быть – никак –
Вплоть до исхода дней.
(из цикла «В душах есть всё»).
Бальмонта нельзя представить солдатом, бойцом. Уж если его так беспокоит судьба погубленного им муравья, то ясно, что никогда он не ляжет за пулемёт и не откроет прицельный огонь по врагу. Хорошо это или плохо – другой разговор, но Бальмонт именно таков.
Он не воин – он царь и Бог.
О да, я Избранный, я Мудрый, Посвящённый,
Сын Солнца, я – поэт, сын разума, я – царь…
(из стихотворения «Избранный»).
Поэт никогда не признает убожество земной жизни. Он символист до мозга костей. Здешняя жизнь для него лишь отражения той красоты и того величия, которые царят в мире идей и поэтических образов.
Я чувствую, что эта жизнь есть сон.
(из стихотворения «Раненый»).
Но любя муравьёв, людей, Нерона, всё живое и всё существующее, поэт всё же кое-кого НЕ любит – он не любит дураков.
…Люблю я в мире скрип всемирных осей,
Крик коршуна на сумрачном откосе,
Дорог житейских рытвины и гать.
Но всем своя – для взора – позолота.
Но мерзок сердцу облик идиота,
И глупости я не могу понять!
(из стихотворения «Проклятие глупости»).
Что ж, трудно осуждать поэта за такое несочувствие глупости…
Ощущает Бальмонт и свою единственность в этом мире, свою значимость.
Я не из тех, чьё имя легион,
Я не из царства духов безымянных…
(из стихотворения «Хвала сонету»).
И он прав! Даже если бы поэт не подписал свои очередные стихи, решив стать «духом безымянным», мы бы всё равно его узнали, - ведь он такой ЕДИНСТВЕННЫЙ и имя ему НЕПОВТОРИМЫЙ.
Но эта единственность имеет и обратную сторону – она делает автора одиноким.
Есть люди, присуждённые к скитаньям,
Где б ни был я, - я всем чужой, всегда.
Я предан переменчивым мечтаньям,
Подвижным, как текучая вода…
(из стихотворения «Разлука»).
…Оттого-то в словах у меня
Так загадочно много огней:
Я закат непогасшего дня,
Я потомок могучих царей.
(из стихотворения «Я в глазах у себя затаил…»).
Читая «Горящие здания», мы видим перед собой яркую, полную жизни поэзию сильного, гордого, независимого, единственного в своём роде царя, который не нуждается ни в царстве, ни в подданных. Того властелина, о котором Пушкин писал: «Ты царь – живи один!»
И заканчивает поэт книгу такими строками:
О, блаженство быть сильным, и гордым, и вечно свободным!
Одиночество! Мир тебе! Море, покой, тишина!
Горящие здания догорели и погасли, а неизменный и лишь ещё более воссиявший Бальмонт остался с нами.

Слова любви, несказанные мною,
В моей душе горят и жгут меня.
О, если б ты была речной волною,
О, если б я был первой вспышкой дня!

Можно только раз любить,
Только раз блаженным быть,
Впить в себя восторг и свет,—
Только раз, а больше — нет.

Мы от всех путей далеки,
Мы везде найдем печали.
Мы — запутанные строки,
Раздробленные скрижали.








Другие издания
