
Книги бабушкиной библиотеки
Miletta
- 938 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
О, сколько таких вот псов, как Шарик, бродило раньше по России-матушке и бродит до сих пор. Бедных, несчастных, голодных, побитых, потерянных. Псов с ошпаренными боками, промерзшим нутром, истерзанными душами и ранеными сердцами. Псов, брошенных на произвол судьбы, рыскающих в подворотнях и вынужденных довольствоваться рытьем в помойках и объедками с барского стола.
Когда-то таких вот Шариков называли бобылями, когда-то люмпен-пролетариатом. Сейчас же они зовутся деклассированными элементами, или попросту безработными, попрошайками, иждивенцами, бродягами, сумасшедшими, маргиналами. И если такого голодного, ободранного Шарика поманить обещаниями сытой жизни, в которой у всех Шариков (и не только у Шариков, но и вообще у всех) якобы сразу же и в один миг всего будет поровну и в достаточном количестве, хорошенько и прочненько внедрить в его бедный, больной, слабоумный мозг эту идейку или, проще говоря, провести над ним некий эксперимент, о чем, к слову, он даже и не будет подозревать, то мы сможем понаблюдать за тем, как Шарики постепенно будут превращаться в Полиграфов Полиграфовичей Шариковых.
Однако, не стоит забывать о том, что подобного рода эксперименты чреваты тем, что Шарики, став Полиграфами Полиграфовичами, распустяться до такой степени, что начнут гадить в парадных, пачкать мраморные лестницы, воровать калоши (и не только калоши, а кое-чего и покрупнее), с завидным постоянством заливать за воротник, хамить, грубить, материться, шляться по кабакам, горланить песни под балалайку, а в перерывах этого лихого действа гордо и важно восседать в своих кабинетах, занимая посты начальников каких-нибудь подотделов и все им, конечно же, будет сходить с рук. А где-то рядом неизменно будут суетиться Швондеры, нашептывая им в уши всяческие идиотские лозунги и призывы.
И ведь ясно, как божий день, что Шариковы при покровительстве и поддержке Швондеров становятся до жути опасным народом. Охочие до халявы, они не пощадят ни тех, кто вытащил их из подворотни, ни даже самих Швондеров. Да, собственно, и поделом им - и тем, и другим. Первые не будут впредь устраивать подобных - сомнительного свойства - экспериментов, результатом которых будет выдворение их же самих из своего собственного жилища. Вторые... А что вторые? Швондеры, кажется, не умеют извлекать уроков, так что им просто поделом. Ну а Шариковы продолжат сидеть в своих кабинетах и не покинут их до тех пор, пока экспериментаторы не решатся на очередной эксперимент по созданию других Шариковых. Более стойких, более боевитых и более жизнеспособных.
Только вот бродячие дворовые псы совершенно не виноваты в том, что из них постоянно пытаются сделать Шариковых, и снова и снова превращают их в орудие революций, переворотов и путчей. Псов, как мне кажется, просто нужно кормить сытно, держать в тепле и ни в коем случае не пересаживать в их мозги чужие гипофизы, а в половые органы семенные железы и тогда Шарики будут с преданностью смотреть в глаза, довольно и сыто тявкать на пришедшего гостя и мирно подремывать в своих конурах. Но, кажется, это уже совсем другая история.
Так что, друзья, читайте Булгакова, наслаждайтесь его творчеством и помните - зачастую собачьи сердца бывают гораздо теплее, чем человеческие. И на сей раз это вовсе не метафора.

С неиссякаемым интересом и любопытством окунулась я в этот раз в крохотную повесть любимых Ильи Ильфа и Евгения Петрова, отмеченную в тегах на Лайвлибе "юмористической отечественной фантастикой", на деле же - самую настоящую утопию. До чего же здорово было помечтать вместе с авторами-сатириками о таком вот счастливом будущем, когда не будет взяточничества, коррупции, кумовства, протекции, очковтирательства, когда люди начнут поступать исключительно по совести, оглядываясь на этого незримого светлого человечка с молоточком (почти по Чехову, да), выкрикивающего в тишине пустой на вид комнаты: "А я - здесь!" Пока общество не доросло до более-менее взрослого, сознательного, самостоятельного состояния, всем нам нужен, видимо, такой. Такая светлая невидимая личность, которую бы боялись, и поступали бы оттого непременно правильно и честно, ведь она поведает всему свету о наших грешках...
Ильфо-петровская сатира как всегда бьет не в бровь, а в глаз, потому как ничего за годы, десятилетия, да что там - почти век (повесть была написана действительно почти сто лет тому назад - в далеком 1928 году) абсолютно ни-че-го не поменялось, кроме разве что названия государства. Хотя нет - масштабы взяток, правонарушений, использований служебного положения в личных целях - все это увеличилось многократно, в десятки, даже сотни раз, если верить лентам информагентств. И странным образом происходящее почти не удивляет сейчас, как не удивляло, быть может, обывателей и тогда...
И потому, читая это небольшое произведение, незаслуженно, мне кажется, обделенное читательским вниманием, по сравнению с теми же знаменитыми "12 стульями", "Золотым теленком" и "Одноэтажной Америкой", испытывала я весьма противоречивые чувства. Читаемое мною (вернее, уже, конечно, прочитанное) было одновременно смешно и столь же грустно. Читала про двадцатые годы двадцатого века, наяву же при этом чтении юрко вставали двадцатые уже двадцать первого столетия. Найди, как говорится, десять отличий - и не найдешь их вовсе...
Не могла не вспомнить при чтении этой советской книжечки о другом любимом писателе, тоже, кстати, классике, только зарубежном. Разумеется, говорю я сейчас об американском фантасте Герберте Уэллсе, тоже подарившем миру своего человека-невидимку (обожаю, кстати, эту книгу и рекомендую всем, кто пока до нее не добрался - Герберт Уэллс - Человек-невидимка (сборник) ). Не сказать чтобы проблемы у невидимых людей из разных стран были хоть сколько-нибудь похожи: нашему, мне показалось, в стократ тяжелее живется. Бюрократизм и волокита, бесконечные оргсобрания, высмеянные еще Маяковским, бесконечные взносы, бесконечные общества с труднопроизносимыми названиями-аббревиатурами, угроза увольнения, начальство, состоящее сплошь из казнокрадов и самодуров, и прочее и прочее. Еще поди докажи, что ты трудоспособный невидимка! Вмиг лишат рабочего места, ежемесячного жалования, комнаты и пособий...
Обычно читая подобные фантастические истории, имею склонность представлять себя на месте героев книги. В этот же раз воображать себя на месте скромного регистратора Егора Карловича Филюрина желания у меня особого не возникало. Не вызывал у меня симпатии и сам персонаж сатирической повести, и предлагаемые автором новые обстоятельства его бытия.
Странным образом мне вспомнился Кафка с его "Превращением" - вот это необъяснимо-навязчивое желание главного героя идти на службу, даже когда ты уже не совсем человек. Только у Франца - история трагическая, у наших соотечественников - забавно-курьезная и, главное, счастливо заканчивающаяся.
Это стремительное путешествие в изобильный приключениями и странными личностями город Пищеслав (название, как сами, наверное, понимаете, здесь тоже неслучайно) действительно хорошо оканчивается, опять же - утопией:
В мире Ильфа и Петрова вновь воцарилось благоденствие, все просто и понятно. Читаешь и диву даешься: а вдруг и в самом деле все в этом мире так же просто?

На фоне тех эпохальных произведений, что написал Булгаков, "Роковые яйца" выглядят как нечто, не то что второсортное, но как что-то тренировочное что ли, такое ощущение, что гений разминается, может быть, балуется, пробуя свою силу.
Опытному читателю, уже знакомому с романами Герберта Уэллса, сразу бросается в глаза некоторая общность повести Булгакова с романами "Пища богов" и "Война миров". К первому в самой повести есть отсылка, на роман ссылается ассистент Иванов, да и сюжетная линия схожа, там рост увеличивала чудесная пища, здесь - красный солнечный луч. "Войну миров" приходится вспомнить, когда полчища гадов подступают к Москве, только у Уэллса это были инопланетяне. А еще можно вспомнить роман чеха Чапека "Война с саламандрами", предтечей для которого наравне с книгами Уэллса, стала и булгаковская повесть.
Однако, мало кому известно, что у Булгакова и кроме Уэллса были источники, которые могли навести его на мысль о таком сюжете. В годы Гражданской войны в родном для писателя Киеве ходили слухи, что у французов есть мощный фиолетовый луч, которым они победят большевиков. А в 1923 году писатель Волошин прислал Булгакову газетную вырезку, рассказывавшую о том, как в Крымских горах объявился неизвестный гад, и на его уничтожение была отправлена целая рота красноармейцев. А уже через год была готова известная нам повесть.
"Роковые яйца" очень созвучны "Собачьему сердцу", в обоих случаях мы имеем дело с профессорами-энтузиастами своего направления, совершающими глобальные открытия, и не способными контролировать выпущенные ими на волю природные силы. И в обеих повестях исследователи находят пародию на современную писателю советскую власть. Я не хочу спорить с такими аналитиками, тем более, что во многом они правы, но мне кажется, Булгаков был выше привычного им либерального брюзжания, если уж в его произведениях есть критика власти, то любой власти в принципе, не зависимо от её политического содержания. А то, что детали соответствуют совдеповской действительности, так это издержки реализма, которого мастер придерживался даже в своих фантастических и мистических произведениях.
Пересказывать сюжет не стану, кто читал помнит, кто не читал - им же во благо - скажи нет спойлерам!, но в основе завязавшихся событий лежит случайность - посылки с яйцами перепутали, профессору Персикову для опытов прислали яйца кур, а заказанные им яйца крокодилов и страусов отправили в совхоз товарища Рокка (отсюда и название яиц - роковые, хотя и более явного смысла отвергать не стоит).
Далее следует эпических размеров экологическая катастрофа, разыгрывающаяся в СССР на 11 год советской власти. В первой редакции повести гигантские гады захватили Москву, в окончательной их сгубил лютый мороз, ударивший в конце августа. Булгаков спасет Москву от падения, но делает это не за счёт Красной Армии, которая не смогла остановить полчища монстров, а волею Господа Бога, пославшего страшные морозы. Тут просматривается аллюзия на войну 1812 года, когда французов сгубили русские холода. Булгаков мог только предчувствовать, но Всевышний придет на помощь России и в 1941 тоже, снова послав ранние и суровые морозы.
Но, если уж говорить об аллюзиях, нельзя умолчать о той, на которую обратил внимание Борис Соколов, автор Булгаковской энциклопедии. Он считает, что образ профессора Персикова, придумавшего новую технологию, контроль над которой потерял, списан с... Владимира Ильича Ленина. Что заставляет Соколова так думать? Действительно, есть ряд интересных деталей, которые вряд ли могут быть совпалениями; так профессор был лысоват, любил сгибать палец крючком, что-то доказывая, и частенько хитро щурился. Похоже, но не более того. Но... нам известна точная дата рождения профессорв Персикова - 16 апреля 1870 года, очень близко к дню рождения Ленина - 22 апреля того же года, а если мы вспомним, что по старому стилю Ильич родился 10 апреля, то 16 будет ровно посередине двух календарных дат. И еще одна деталь, раз уж мы назвали Ленина любовно Ильичем, Ленин - Владимир Ильич, Персиков - Владимир Ипатьич.
Но, оказывается, ряд аллюзий на этом не истощается, фамилия Персиков пародирует фамилию Абрикосов - это реальный крупный советский паталогоанатом, который бальзамировал тело вождя пролетариата. Право, не знаю, насколько такое совпадение значимо, но внимание на себя оно обращает.
Но красная цензура ничего такого в повести не увидела и она свободно издавалась и продавалась, принеся Булгакову неплохой доход. А вот на Западе её даже восприняли как некую агитацию за социализм, по крайней мере Черчилль в одной из своих речей заявил, "мы не желаем видеть на нашем столе московские крокодиловые яйца". Булгаков хранил вырезку с этой статьей, а слова о крокодиловых яйцах даже подчеркнул.

– Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стёкла, потушила все лампы? Да её вовсе и не существует. Что вы подразумеваете под этим словом? – яростно спросил Филипп Филиппович у несчастной картонной утки, висящей кверху ногами рядом с буфетом, и сам же ответил за неё. – Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнётся разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат «бей разруху!» – я смеюсь. (Лицо Филиппа Филипповича перекосило так, что тяпнутый открыл рот). Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займётся чисткой сараев – прямым своим делом, – разруха исчезнет сама собой. Двум богам служить нельзя! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удаётся, доктор, и тем более – людям, которые, вообще отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор ещё не совсем уверенно застёгивают свои собственные штаны!

- Почему же вы отказываетесь?