
"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Жалко, что вместо рецензии нельзя написать только "Ы-ы-ы" и множество восклицательных знаков, но так, чтобы все всё поняли. Хотя такую пометку "для себя" я обязательно сделаю.
К такой прекрасной книге даже не знаешь, как подступиться. Сделать намёк на сюжет? Да и так все знают: исследователь с Земли будущего отправляется на планету, похожую на нашу, только отставшую во времени, где он должен наблюдать за аборигенами, а вмешиваться нельзя. Времена там смутные, мрачные, страшные, близкие к нашему Средневековью. Некий дон Рэба пытается захватить власть и уничтожить все светлые умы государства, благородный дон Румата, он же Антон, пытается ему противодействовать, но, напоминаем, вмешиваться нельзя, только наблюдение. Ерунда какая: слова-слова-слова, сухие факты сюжета, не то совсем. Главное как и зачем это написано, хотя сюжет тоже интересный.
Попробую тогда пробежаться по несвязанным друг с другом пунктам, раз уж не получается написать более-менее связный текст из-за зашкаливающих эмоций.
1. Как всегда, придуманный мир у Стругацких бесподобен. Продуман до мелочей, но показаны только осколки, чтобы раздразнить. Теперь я точно уверена, что и не придумывали эти миры Стругацкие, подсмотрели где-то. Воровской жаргон Ваги и Рэбы потрясающ. Или, например, всего два упоминания о вепре Ы, но он уже никуда из твоего воображения не денется, завязнет, будешь вынужден додумывать его.
Говорили, что по ночам с Отца-дерева кричит птица Сиу, которую никто не видел и которую видеть нельзя, поскольку это не простая птица. Говорили, что большие мохнатые пауки прыгают с ветвей на шеи лошадям и мигом прогрызают жилы, захлёбываясь кровью. Говорили, что по лесу бродит огромный древний зверь Пэх, который покрыт чешуёй, даёт потомство раз в двенадцать лет и волочит за собой двенадцать хвостов, потеющих ядовитым потом. А кое-кто видел, как среди бела дня дорогу пересекал, бормоча свои жалобы, голый вепрь Ы, проклятый святым Микой, — свирепое животное, неуязвимое для железа, но легко пробиваемое костью.
Сказочное что-то, но сказка жуткая, страшная. Атмосфера фэнтезийного мира, но не того, где полуголые дамочки в бронелифчиках порхают на шпильках по лесу в окружении прекрасных эльфов, а какого-то сурового, страшного, настоящего.
2. Сатира на общество. Тут досталось всем и каждому, даже не буду приводить примеры, прочтите — и прекрасно узнаете всё сами. И смешно смотреть на всех этих пьяных идиотов, трусящих благородных донов и бюрократов с предписаниями вместо мозгов, и грустно.
3. Боги. Трудно быть богом, совсем нелегко. На Земле исследователей проверяют тысячи раз, но в реальных условиях никакие тренировки не помогают этим самым богам взирать на происходящее. И помогать плохо, и не помогать плохо. В этом мире богам труднее, чем обычным людям, у тех хотя бы есть ещё в кого верить. "Здесь нужно быть боровом, а не богом" — говорит Румата. Тогда ты будешь счастлив.
А ведь на самом деле, никакие они не боги. Неужели только тот факт, что у них лучше развита наука, техника, а мораль продвинулась на другой уровень, делает их настолько отличными от обычных людей? Чушь. Несколько лет среди этих "зверей", и ты сам становишься зверем, потому что иначе ты не сможешь с ними бороться. Страшно потерять человеческий облик в такой обстановке. Приходится изливать ненависть в драках, а вот ты уже и начинаешь получать от этого удовольствие, потихоньку становясь таким же чудовищем, только более умелым и жутким.
Бог — это творец. Творит ли что-нибудь Антон и другие наблюдатели? Ничего. Настоящие боги, которым в этом времени ой как трудно, — это творцы, артисты, учёные, на которых сейчас идут гонения. Эти боги слабы телом, но сильны душой, они делают всё не для себя, а для человечества, невзирая на то, что таким богам живётся совсем не сладко. И дон Рэба, уничтожающий их в своей непонятной злобе, не оттого ли он так лютует, что сам не может принадлежать к ним, что он, человек далеко неглупый, понимает, кто настоящий бог, а кто жалкая песчинка в истории? Уничтожь разум и искусство, "Умные нам ненадобны. Надобны верные". Отупевшая толпа будет плясать под чью угодно дудку.
Кульминация темы бога — два разговора. С Будахом и с Аратой. После них хочется выть в бессилии, но при этом понятно, что они оба правы, пусть и правда у них у каждого своя. Это лучший момент в романе, не просто блестящий, гениальный.
4. Персонажи. Они тут — один колоритнее другого. Ворчливый мальчик-прислуга, вроде и маленький ещё, но уже рассуждает, как умудрённый жизнью старик. Чистая и невинная Кира, прекрасная девушка, которые рождаются во все времена. О, как я её полюбила в тот момент, когда она одной только фразой разрушила все сомнения, мучения и терзания Руматы из-за своего поведения. Вага Колесо, властолюбивый паук, который по-своему гениален, отлично знает человеческую психологию. В пару ему — сам дон Рэба, тоже изрядный властолюбец, но не серый кардинал, которому хватает теневой власти, а требующий восхищения и признания. Арата, который когда-то носил прозвище Красивый, а теперь он одноглазый и калечный, прирождённый бунтарь, мятежник, горящая душа. Мой обожаемый барон Пампа, грузовой вертолёт на холостом ходу, широкая простая душа, настоящий друг, хотя и изрядная дубина, как утверждает Румата. Но это он бежит искать и спасать его сквозь полчища врагов, и он же безумно любит свою жёнушку. Фееричный товарищ. Даже все характеры, показанные мельком, потрясают продуманностью. Присказка "Почему бы трём благородным донам не (любое действие)" приклеилась ко мне уже довольно прочно.
5. Хочется больше. Хочется узнать, что там было ещё и как. Как Антон только прилетел туда, как учился, как познакомился с бароном Пампой, как поссорились Арата Красивый и Вага Колесо, как проводит дни постельничий Гуг, который на самом деле друг Антона Пашка, что за звери водятся в Икающем лесу, откуда пошёл этот святой Мика, что будет потом, в конце концов? Ещё! Ещё! Ну почему вы, жестокие братья, показываете нам так мало? Двести страничек, какие-то жалкие двести страничек...
6. Финал. Осторожно, частичный спойлер! Тут одни эмоции. В том издании "Трудно быть богом", которое я сейчас прочитала, есть предисловие, которое я раньше не встречала. И в нём очень подробно рассматривается и доказывается, что Кира погибла не случайно, в неё не просто попали из арбалета, а стреляли умышленно. И виноват в этом не дон Рэба, а тот самый Арата, который предупреждал, что друг наполовину — всегда наполовину враг. От этой мысли меня просто перемкнуло.
И, само собой, финальная сцена... Не кровь, конечно, сок земляники на руках, но что же ты отшатнулась?

"Фантазия - бесценная вещь, но нельзя ей давать дорогу внутрь. Только вовне..."
"Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу - дерьмо..."
Собрать бы вещи и махнуть бы так, для восстановления нервов и сил (мир все-таки изматывает, знаете ли), на недельку-другую (а лучше, конечно, месяц) в другой город, страну, почувствовать себя легкомысленным туристом или, напротив, так проникнуться всем местным, чтобы принимали за своего, отдохнуть наконец от опостылевшей рутины, вдохнуть чего-то свежего... Да что там! Как-то мелко все это, привычно, обыденно, кого этим нынче вообще удивишь... А давайте сразу в другую реальность! Хотите? По глазам вижу, что да. Тем более, у меня на примете как раз есть такая прелестная реальность, просто чудо какое-то, - мир победившего оптимизма (с распростертыми ли объятиями и вполне ли дружелюбно так примут пессимиста вроде меня, правда, большой вопрос...), бесконечно изобильное настоящее, иллюзорное бытие, где счастье не по талонам, а каждому, гарантированное такое, 100%-ное счастье... Правда, выглядит последнее на первый взгляд не очень, странно пахнет и вызывает не менее странные последствия. Но зачем придираться: у нас, может, и такого нет? К тому же все эти волнующие воображение глянцевые картинки сытости и уверенности в завтрашнем дне, так и заманивающие простаков-туристов вроде меня, ведь врать не будут? Не будут, Иван? (Иван Жилин - наш единственный проводник в этот чудный мир, так уж доверимся бывалому человеку).
Братья Стругацкие вновь очаровали и запутали меня, написав просто невероятный по своей красоте, восхитительной атмосфере и философской глубине роман, с множеством подводных смыслов и оттенков, которые еще долго перетираешь в памяти после прочтения. Ты западаешь в этот мир сразу же, с первых страниц погружаясь в хитросплетение сюжетных переходов, загадок и, может быть, даже надежд (читая антиутопии, я, например, всегда отчего-то наивно надеюсь, что все окажется утопией и все у всех будет хорошо, а оказывается плохо).
...Проводнику не терпится показать нам то место, куда мы наконец прибыли. Извольте (Иван всем, кстати, представляется литератором. Ну-ну:) Досуг на любой вкус и кошелек, подозрительная дешевизна всего и вся, грезы на заказ, странная непонятица, творящаяся по ночам с приличными на вид людьми, смешные ругательства ("да вы интель, что ли?" "отправляйтесь к рыбарям"), меценаты, разворовывающие и в прямом смысле слова уничтожающие культуру, и недоверие к людям, читающим книги (в этом мире книги можно только писать, но ни в коем случае не вздумайте их читать!)...
Последнее, признаюсь, веселило меня, как заядлого книголюба, практически всю повесть, но ко второй части книги сей легкий юмор внезапно и без предупреждения сменился жесткой сатирой, острые нотки укора в политику, социальное устройство и прочее сделали произведение на порядок сильнее (давненько что-то не читала я книг братьев Стругацких, поэтому отвыкла малость от этой вот непременной дополнительной смысловой нагрузки) - так что сидишь после прочтения чуточку в прострации, вспоминая все увиденное и пережитое героями и думаешь. О многом, о разном... О смысле жизни, например, о правильном и благоразумном социальном устройстве, о саморазвитии, о том, верно ли мы вообще живем... Неудобные вопросы, а впрочем, именно такие и стимулируют умственную активность. А еще ее стимулируют книги... Вместо всех этих грезогенераторов и нейростимуляторов - так и хочется спросить героев: "А книги вы не пробовали читать?" Что еще перенесет вас в абсолютно любую реальность на заказ, как не эти привычные источники информации? Но нет, всем подавай химию, электроды...
Во вселенной Стругацких шелест бумажных страничек возбуждает, похоже, только главного героя. Он же "литератор", помните? С трудом верится: про прошлое он упорно не говорит, не намекая и не вспоминая даже про него (вы когда-нибудь видели человека без прошлого?), переписывается телеграммами с какой-то Марией, рвется на встречу с каким-то Римайером, который при встрече оказывается разве что не ходячим трупом, пытается выведать маленькие тайны жителей... Вы точно литератор, Иван?..
Стругацкие тихо посмеиваются: им опять удалось захватить в свою книгу доверчивого читателя, который не сможет оторваться от нее, даже несмотря на все кажущиеся непонятки сюжета.
5/5 Не первая моя и уж точно не последняя книга Аркадия и Бориса Стругацких, определенно одна из лучших: слог, стиль, атмосфера, искусный фантастический сюжет наверняка порадуют таких же преданных любителей жанра и качественной литературы.

Действительно, как тут не согласиться с одним из главных героев книги братьев Стругацких? Даже спорить не буду. Все однажды, бесспорно, пройдет. Все и в самом деле когда-то забудется. Рассыплется в прах, будто и не было вовсе. А зачем тогда, спрашивается, жить?..
Проживите этот один день с обитателями и гостями станции Далекая радуга - поймете, для чего и ради чего можно и точно стоит жить. Всего один (!) день - насыщенный до предела событиями, яркий, жуткий, незабываемый - и вы точно поймете, вы увидите это своими глазами...
Перелистните первую страницу удивительной книги, окунитесь в космос старой доброй советской фантастики, всегда какой-то по особому уютной и теплой, домашней и душевной (да, да, именно Аркадий и Борис Стругацкие сделали ее когда-то таковой). Вас гостеприимно встретит в этой повести пара влюбленных. Роберт и Таня не сговариваясь поведают вам, что главное в жизни - любовь. Трудно им, знаете ли, не поверить, глядя в эти горящие глаза, трудно вообще не поверить безрассудной молодости и романтике - все когда-то такими были... (Влюбилась в книгу уже после этих, первых, открывающих книгу сцен. Читая их, забывала порою, что бралась я вообще-то изначально за фантастическое произведение. Далекий космос, звездолеты, космические станции. А тут люди - обычные, вот как мы с вами. Даже на далеких незнакомых планетах или в открытом космосе думающие о любви и любимых).
Роберт Скляров, возможно, не блещет умом по сравнению с коллегами, зато исполнитель он добросовестный и друга в беде уж точно не бросит, что бы ни говорили злые языки за спиной. Он будет радоваться как мальчишка, говоря о любимой, видимо до конца не веря в это: "Она!.. Меня!.. Любит!"
Вежливо попрощайтесь с влюбленными - на миг или навсегда, оставьте их пока, дайте насладиться минутами счастья, ступайте дальше. Подошедший бесшумно Камилл, местный гений и безумец (для некоторых, впрочем, это почти одно и то же) расскажет о науке - вдохновенно и ярко, с упреком тех, кто его мнения пока не разделяет. Наука тоже может зажигать сердца, делать пресное существование героическим, именно она поднимает нас к далеким звездам, показывая, каким исполином может быть человеком. Не перебивайте, слушайте молча, когда еще услышишь подобные мотивирующие на свершения речи? Восторгаешься мысленно, так же мысленно удивляешься этой кажущейся наглости, а потом понимаешь: в чем-то ведь прав этот странный человек в белом плотном костюме и в маске в эту невыносимую жару... И здесь вновь горящие глаза - только на этот раз их зажгла наука...
Так, любовь, наука, что там еще...
Наверное, служение человечеству и его общему делу. А это уже - Леонид Андреевич, легендарный командир "Тариэля", прославленный в веках звездолетчик Горбовский. Не слышали? Зря... Своим подвигом он докажет, что же все-таки самое главное в жизни... Что самое простое, а что - чертовски трудное в этом мире...
Дадим и ему минутку покоя - от суматохи дня и для подготовки к грядущему.
А сами тем временем продолжим изыскания смысла жизни.
- Дети, - тихо подсказывает высокая полная женщина...
- Работа, кто-то же должен ее выполнять, вот эти рутинные, негероические обязанности, кто-то должен заведовать/распределять/улаживать/решать на местах, - устало произнесет ее муж...
- Дружба, - выкрикнут из толпы.
Следом: знания о мире...
Технический прогресс... Хотя это тоже, наверно, в царстве науки...
Ради чего вы хотели бы прожить это краткое мгновение, которое в народе зовут жизнью? Что станет критерием того, что жизнь прожита не зря? И как бы хотели провести последний день своего существования?
Вот так меня спрашивала все время книга, тормошила своими набегающими вопросами, не давая ответов: у каждого ведь свои. Даже любовь и та - разная, неповторимая, тоже своя. Любовь к делу и профессии, мужчине, что так нежно смотрит сейчас на тебя, детям, мирно спящим в кроватке, любовь к человечеству, стране и городу, любовь к познанию и науке. Как тут решить: что важнее и правильнее?
Это одна из самых прекрасных и самых трогательных книг Стругацких. Отношения с творчеством братьев складываются у меня неровно: или совсем не мое, или же до восторгов. Так вот "Далекая радуга" точно из второй категории. Книга, вместившая сразу все, что я люблю: добротную фантастику, разумеется, элементы производственного романа (очень точно описаны будни исследователей), тонкую романтическую линию, яркие образы персонажей, захватывающие приключения (по ощущениям, это та самая "книга-катастрофа", когда на одном дыхании и с беспрестанными переживаниями о героях), обрекающие действующих лиц на непростые решения, философские размышления, на которые так и тянет после прочтения этой небольшой повести.
А где будешь ты, когда на космической скорости к тебе приблизится Волна? Волна, сжигающая все на своем пути... Не сжигающая только - ей это не под силу! - порядочность и долг, любовь и силу, преданность и верность (людям, профессии, стране и миру).
Она настигнет каждого: все ведь когда-нибудь уйдем... А пока еще живы, в состоянии найти свой личный огонек, зажигающий смысл и стремление, желание двигаться и что-то делать...
Это действительно одна из самых героических вещей у Стругацких. Как обычно, говорящая иносказательно и на языке символов. Каждый непременно найдет здесь свое. Вас точно очарует сюжет или философия, или герои. Может, все сразу.
Вы проживете вместе с книгой всего один день (кстати говоря, по объему она небольшая, поэтому ее вполне можно прочитать за день), а кажется - много жизней ее персонажей, переплетенных волею судеб и автора, перекрещенных на Далекой радуге.
Неумолимый конец приближает развязку. Грустно на душе - и вместе с тем светло и спокойно. Жизнь прожита не зря...

— Сущность человека, — неторопливо жуя, говорил Будах, — в удивительной способности привыкать ко всему. Нет в природе ничего такого, к чему бы человек не притерпелся. Ни лошадь, ни собака, ни мышь не обладают таким свойством. Вероятно, бог, создавая человека, догадывался, на какие муки его обрекает, и дал ему огромный запас сил и терпения. Затруднительно сказать, хорошо это или плохо. Не будь у человека такого терпения и выносливости, все добрые люди давно бы уже погибли, и на свете остались бы злые и бездушные. С другой стороны привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов, кои ничем, кроме анатомии, от животных не отличаются и даже превосходят их в беззащитности. И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия…
Румата поглядел на Киру. Она сидела напротив Будаха и слушала, не отрываясь, подперев щеку кулачком. Глаза у нее были грустные: видно, ей было очень жалко людей.
— Вероятно, вы правы, почтенный Будах, — сказал Румата. — Но возьмите меня. Вот я — простой благородный дон (у Будаха высокий лоб пошел морщинами, глаза удивленно и весело округлились), я безмерно люблю ученых людей, это дворянство духа. И мне невдомек, почему вы, хранители и единственные обладатели высокого знания, так безнадежно пассивны? Почему вы безропотно даете себя презирать, бросать в тюрьмы, сжигать на кострах? Почему вы отрываете смысл своей жизни — добывание знаний — от практических потребностей жизни борьбы против зла?
Будах отодвинул от себя опустевшее блюдо из-под пирожков.
— Вы задаете странные вопросы, дон Румата, — сказал он. — Забавно, что те же вопросы задавал мне благородный дон Гуг, постельничий нашего герцога. Вы знакомы с ним? Я так и подумал… Борьба со злом! Но что есть зло? Всякому вольно понимать это по-своему. Для нас, ученых, зло в невежестве, но церковь учит, что невежество — благо, а все зло от знания. Для землепашца зло — налоги и засухи, а для хлеботорговца засухи — добро. Для рабов зло — это пьяный и жестокий хозяин, для ремесленника — алчный ростовщик. Так что же есть зло, против которого надо бороться, дон Румата?
— Он грустно оглядел слушателей. — Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.
— Мир все время меняется, доктор Будах, — сказал Румата. — Мы знаем время, когда королей не было…
— Мир не может меняться вечно, — возразил Будах, — ибо ничто не вечно, даже перемены… Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира? Нет зданий прочнее пирамидальных, это вам скажет любой знающий архитектор. — Он поучающе поднял палец. — Зерно, высыпаемое из мешка, не ложится ровным слоем, но образует так называемую коническую пирамиду. Каждое зернышко цепляется за другое, стараясь не скатиться вниз. Так же и человечество. Если оно хочет быть неким целым, люди должны цепляться друг за друга, неизбежно образуя пирамиду.
— Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? — удивился Румата. — После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы…
— Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим… Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека.
— А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
— На это способны только высшие силы…
— Но все-таки, представьте себе, что вы бог…
Будах засмеялся.
— Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!
— Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?
— У вас богатое воображение, — с удовольствием сказал Будах. — Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами…
— Вы мне льстите… Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..
Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.
— Что ж, — сказал он, — извольте. Я сказал бы всемогущему: «Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей».
— И это все? — спросил Румата.
— Вам кажется, что этого мало?
Румата покачал головой.
— Бог ответил бы вам: «Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими».
— Я бы попросил бога оградить слабых, «Вразуми жестоких правителей», сказал бы я.
— Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
Будах перестал улыбаться.
— Накажи жестоких, — твердо сказал он, — чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
— Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
— Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
— И это не пойдет людям на пользу, — вздохнул Румата, — ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
Не давай им всего сразу! — горячо сказал Будах. — Давай понемногу, постепенно!
— Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
Будах неловко засмеялся.
— Да, я вижу, это не так просто, — сказал он. — Я как-то не думал раньше о таких вещах… Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, — он подался вперед, — есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках…
— Я мог бы сделать и это, — сказал он. — Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
— Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
— Сердце мое полно жалости, — медленно сказал Румата. — Я не могу этого сделать

Целыми неделями тратишь душу на пошлую болтовню со всяким отребьем, а когда встречаешь настоящего человека, поговорить нет времени.

В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину — это всегда наполовину враг.
















Другие издания
