
Записки о войне
Arktika
- 249 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Командующий Северным оборонительным районом Северного флота генерал-лейтенант береговой службы Сергей Иванович Кабанов
Мы находились на арендованном участке только что воевавшей с нами страны. Мы — бельмо на глазу у правительства Маннергейма.
Вторая книга авторства Сергея Ивановича Кабанова. Снова очень много полезной и ценной информации. Службу в артиллерии он начал в Кронштадте, крепости на острове Котлин. Кабанов рассказывает о непонятных взаимоотношениях между армией и флотом, когда крепостная артиллерия флоту не подчинялась, хотя и была формированием не только родственным, но и полностью взаимодействующим. Ею управляла армия, штаб округа, и потому первые краскомы для нее были подготовлены в школе полевой артиллерии и одеты не в краснофлотскую, а в красноармейскую форму. Голодные красноармейцы могли лишь наблюдать за финскими контрабандистами, которые днем катили на тройках из Териоки в Петроград, перевозя через коридор между фортами контрабанду. За несколько часов они беспрепятственно пересекали по льду залив до Лисьего Носа. Разница между девятнадцатым годом и двадцать третьим заключалась лишь в том, что границу нарушали не днем, а ночью. С 1924 года началась проводиться в жизнь реформа Фрунзе.
Справка: Уже в 1924 году, как председатель комиссии ЦК по обследованию состояния Красной Армии, Фрунзе доложил в Политбюро, что Красная Армия в настоящем своем виде совершенно небоеспособна, представляет скорее распущенную банду разбойников, чем армию, и что ее надо всю распустить. Это и было проделано, к тому же в чрезвычайном секрете. Оставлены были только кадры - офицерские и унтер-офицерские. И новая армия была создана осенью из призванной крестьянской молодежи. Практически в течение всего 1924 года у СССР не было армии; кажется, Запад этого не знал. Второе глубокое изменение, которое произвел Фрунзе, - он добился упразднения института политических комиссаров в армии ; они были заменены помощниками командиров по политической части с функциями политической пропаганды и без права вмешиваться в командные решения. В 1925 году Фрунзе дополнил все это перемещениями и назначениями, которые привели к тому, что во главе военных округов, корпусов и дивизий оказались хорошие и способные военные, подобранные по принципу их военной квалификации, но не по принципу их коммунистической преданности.
«Реформа Фрунзе» внесла коренные изменения в организацию военного дела в соответствии с новой военной техникой. Командные кадры Красной Армии стали комплектоваться выпусками краскомов из нормальных школ — пехотных, артиллерийских, инженерных и кавалерийских. С этого времени в Кронштадтскую крепость стали регулярно приходить десятки молодых краскомов из Ленинграда, а потом и из Одессы. Но в штабе округа остались прежние люди, которые по-другому относились к крепости. «Помнится, лучшие в артиллерии приморской крепости горизонтально-базные дальномеры, дававшие ошибки в дальности не более четверти процента дистанции, были забракованы и выброшены. Почему? Да только потому, что нашлись умники, которым не нравилась громоздкость этих приборов и сложность обучения дальномерщиков. Дальномеры выбросили, но правила стрельбы из нескорострельных орудий остались прежние, рассчитанные на использование именно этих дальномеров.»
Кабанов принимает под свое начало форт Красная Горка. Два года он командовал этим фортом, а потом железнодорожной артиллерией, в которую входили орудия разных калибров, вплоть до 356-миллиметровых. Сергей Иванович честно описывает все недостатки флота того времени. «Флот растет, но ему негде плавать. Негде развернуться и тылу, все сжато на территории Котлина и на узкой пограничной полосе южного берега.
карта острова Котлин и крепости Кронштадт
Танкеры принадлежали Совторгфлоту, заправлять линкор или крейсер горючим с баржонки — это все равно, что черпать для него горючее ложкой.» До войны оставалось совсем немного времени. Все считали основным противником англичан, и артиллеристы даже тренировались в стрельбе по силуэтам английских кораблей. Вскоре появились сообщения о переговорах с эстонским правительством и о подписании эстоно-советского договора о взаимопомощи. Прибывший из Москвы заместитель наркома ВМФ СССР Гордей Иванович Левченко подробно рассказал о договоре с Эстонией, о таком же договоре, только что подписанном с Латвией, и о предстоящем подписании договора о взаимопомощи с Литвой. В Эстонии Советский Союз получил право размещения нескольких аэродромов для боевой авиации и создания на арендных началах военно-морских баз в порту Палдиски и на островах Моонзундского архипелага Эзеле (Сааремаа) и Даго (Хийумаа). Кроме морских и военно-воздушных сил в трех странах Прибалтики договорено разместить и сухопутные войска, чтобы предотвратить возможность ввода туда вооруженных сил какой-либо из европейских держав. Строительство военных баз в Прибалтике выпало Кабанову. Позднее, базы получили наименование БОБР — Береговая оборона Балтийского района. Условия капстраны приводят его в изумление, впрочем, как и сопровождающих его матросов. Когда в узкую и тесную гавань стали прибывать советские корабли с материалами для строительства баз, то моментально появились английские наблюдатели в форме цвета «хаки». В спешном порядке в проект строительства баз вкладывались огромные средства. Но в то же время, все помнили о том, что «пять месяцев в году залив покрывал такой лед, по которому могли спокойно передвигаться колонны танков, автомашин, орудий; зимой возникала нелепая для флота, но реальная опасность его захвата с суши, то есть опасность атаки пехотой в скованных льдом гаванях.» Кстати говоря, все хваленые учения, проводимые под руководством Ворошилова по отработке плана зимней обороны Ленинграда, происходили под надзором вражеских разведок с северного берега залива. «А когда начали строить новую военно-морскую базу, за нами пристально и нагло, почти в открытую, следили разведчики западных держав, офицеры морских и сухопутных штабов Англии и фашистской Германии, расположившиеся в каких-нибудь двух десятках километров — на островах Сейскар и Лавенсаари. Все выходы кораблей из Кронштадта и Лужской губы, походы, маневры — все становилось достоянием иностранных разведок.» Короткая, трехмесячная советско-финская война, послужила не только своеобразной разведкой сил СССР, но и позволила финским газетам голосить о блокаде Финляндии. Как не трудно догадаться, это была моральная подготовка населения Финляндии к будущей блокаде Ленинграда. Морской блокадой Финляндии руководил Алафузов В.А.
После войны, по мирному договору, СССР получила право на аренду полуострова Ханко (он же Гангут) для строительства там базы.
Но строительство было нельзя начать до тех пор, пока не будет утверждено отчуждение земли. А в договоре об этом сроки «забыли» прописать (привет от ведомства Молотова). «маленький остров Осмуссаар, известный в русской военной истории под именем Оденсхольм, забыли в свое время включить в договор о взаимопомощи, хотя на нем по плану обороны устья Финского залива следовало построить две башенные батареи калибром 305 и 180 миллиметров, чтобы в сочетании с батареями Ханко прикрыть огнем эту передовую позицию флота.» (привет от Молотова number two!) А потом вообще, открылось, что иные подрядчики, работающие для нас, не эстонцы, как они себя прежде объявляли, а германские подданные. Все были в курсе всех деталей. Советских моряков буквально готовили на убой! Периодически приезжали Н.Г. Кузнецов и его заместитель адмирал Л. М. Галлер знакомиться с новыми базами и новыми условиями дислокации флота. Кроме этой парочки, в гости к строителям «секретной» батареи, с позволения наркома иностранных дел приехали и немцы. Предлог был очень благородный. «пришла немецкая моторно-парусная шхуна под немецким военно-морским флагом со свастикой. Пришла за останками солдат и офицеров кайзеровской армии, убитых при захвате немцами этих островов в октябре 1917 года. Приход шхуны и вскрытие могил, очевидно, были разрешены нашим правительством. Мы никакого отношения к этому не имели, мы просто наблюдали, нервничая: ведь тут строились батареи! Фашисты, изымая останки немецких солдат, вроде бы показывали, что не имеют никаких притязаний на эту землю. Вот, мол, напрасны ваши сомнения в гитлеровской «искренности к миру и дружбе с Советским Союзом». План сухопутной обороны Моонзунда, как и действия береговой артиллерии, строился в расчете на противника только с запада.
Справка: Гангут, полуостров Ханко — самостоятельная зарубежная база, пожалуй, первая наша база за границей страны, далеко за ее пределами. Не по договору о взаимопомощи с профашистскими правителями, как это было в Прибалтике; не сосуществование с чуждым режимом, где надо было согласовывать каждый шаг, выторговывать каждый клочок земли, каждую скалу. Условия, на которых наша страна получила в марте 1940 года в аренду Гангут, давали преимущество в главном: на территории полуострова мы могли строить то, что нам нужно и где нам нужно, по замыслу — скрытно от всех и всяких соседей.
Но вот какова выгода от этого проекта? Ведь все, вплоть до выпечки хлеба, нашим морякам надо было делать самим, своими силами, самим заготавливать или везти издалека строительные материалы, все строить своими руками. А доступ к базе не простой: морской путь — по Финскому заливу, замерзающему зимой, и путь по суше — поездом через всю Финляндию до ее юго-западной оконечности в устье Финского и Ботнического заливов. Из Ханко планировали сделать аналог проекта крепости Орешек? Проблемы не заставили себя ждать: «Работы прекратились: нет цемента, нет закладных частей, арматуры. Не везли на остров и материальной части башенных орудий. Это казалось невероятным. На острова Моонзунда материалы и закладные части для строительства приходили быстро. Шла вторая половина мая сорок первого года, почему же так плохо обеспечено сооружение столь важной в тактическом отношении батареи?!» Бедный Сергей Иванович, он был идеалистом…
«Но что будет зимой? Все эти узкие проливы между островами покроются толстенным льдом. Чтобы обойти нашу полосу обороны, которую армейцы с таким трудом и так хорошо создали, вовсе нет нужды драться за каждый остров. Зимой, когда почти три четверти суток темно, противник, тем более финны, легко пересечет залив вдали от этих островов и ударит туда, где его совсем не ждут.» Ведь границу явно отнесли к востоку, чтобы советская сторона получила этот остров!
Накануне войны, Кабанов своим приказом задерживает турбоэлектроход, собираясь отправить на нем семьи моряков в Ленинград. Этим он вызывает вспышку недовольства со стороны адмирала всея Балтфлота Трибуца. А с ним шутки были плохи. Вы только вдумайтесь в следующую фразу Кабанова: «Я срочно донес командующему, что задержал турбоэлектроход, рассчитывая отправить на нем семьи командиров, политработников и сверхсрочнослужащих. Кроме того, в базе много и гражданских лиц. Одновременно я напомнил содержание моей радиограммы от 19 июня, о сути предупреждения полпреда, его действиях и принятых мною мерах. Послал это объяснение и задумался. Что будет, если все обойдется хорошо и готовность № 2 будет отменена?.. Тогда мне придется из своего кармана платить Совторгфлоту за простой такого громадного судна. А платить-то мне нечем…»
Вот вам и готовность к войне!
Война
23 июня Трибуц приказал передислоцировать 81-ю авиаэскадрилью на южный берег в Таллин. «Нам оставили только одно звено старшего лейтенанта Игнатенко — три самолета МБР-2. Не густо. Меня, естественно, волновало: что еще могут отобрать у нас? Очевидно, катера? И я не ошибся.»
О геостратегическом положении базы на Ханко словами Сергея Ивановича:
«Финское правительство, по договоренности с Советским Союзом, определило срок аренды Ханко на 30 лет. Смысл создания базы был ясно зафиксирован в договоре: оборона от агрессии входа в Финский залив. С таким расчетом строилась и береговая артиллерия, и вся база: против угрозы с северо-запада, запада и юго-запада, то есть против угрозы с моря. Все наши сухопутные сооружения носили ясно выраженный оборонительный характер. Границы арендованной территории определены явно не в нашу пользу. Площадь базы — 115 квадратных километров при протяженности от перешейка до западной оконечности 22 километра. Артиллерия того времени, даже полевая, имела дальность огня порядка 22–25 километров. Значит, на арендованной территории не было ни одного квадратного метра, недосягаемого для артиллерийского снаряда. Финское правительство, передав нам полуостров, тотчас окружило его своими артиллерийскими батареями с востока, с северо-востока и с севера. А если учесть, что оба финских броненосца береговой обороны «Вяйнемяйнен» и «Ильмаринен», имевших на вооружении 254-миллиметровые пушки, находились западнее Ханко, то получалось, что база — не только в артиллерийском окружении, но и под перекрестным огнем береговых и корабельных орудий. Так оно и случилось в первые же недели войны. А мы не отстояли нужных для обороны географических границ, не позаботились заранее о более выгодных рубежах.»
Из интересного: как ни искали тщательно немцев наши десантники и разведчики, им попадались только финны и шведы из добровольческих отрядов. Боезапас пришлось экономить с первых дней войны. Вся суть войны между гарнизонами наших баз и финскими военными сводилась к тому, что поочередно наносились друг другу артудары. Обстреливались города, порт и лес. Лес обстреливали зажигательными снарядами. «Ответили им тем же, точно копируя их приемы: сперва — удар зажигательными снарядами, через полчаса — фугасными по тому же району.» Все делалось словно специально для того, чтобы финский народ надолго запомнил эту войну…
27 июля, в День Военно-Морского Флота СССР, мы получили поздравительную телеграмму от Главного командования северо-западного направления, подписанную двумя членами Политбюро — К. Е. Ворошиловым и А. А. Ждановым. А на полуострове уже не было места, недоступного снарядам. Немцы захватили Латвию, вторглись в Эстонию, в Белоруссию, на Псковщину, вышли на берег Финского залива, угрожали ближним подступам к Ленинграду. На Ханко тоже возникло обычное деление на тыл и фронт, но оно было, конечно, условным. Фронт — это там, куда достает автомат и пулемет врага. Тыл — там, где рвутся только снаряды и бомбы. Значит, город, порт, аэродром — все это тыл.
Из хроники перестрелок:
«Противник перенес огонь снова на город. Там часть домов уже выгорела, часть была разрушена, в городе остались госпиталь, управление железной дороги, отдел тыла, политотдел, редакция и типография. Шюцкоровцы, наверно, не предполагали, что город опустел, иначе трудно объяснить настойчивое и варварское его разрушение. 27 июля после жесточайшего налета на город я приказал начальнику нашей артиллерии в случае новых обстрелов бить из 305-миллиметровых орудий 9-й железнодорожной батареи по огневым точкам неприятеля в Таммисаари. Днем противник возобновил обстрел города. Почти полутонные снаряды 9-й батареи полетели в Таммисаари. Там вспыхнули пожары. Неужели враги не поймут, что их обстрелы города Ганге вызвали ответные удары по Таммисаари?! Не поймут сразу, буду вынужден разрушать Таммисаари, как противник вот уже второй месяц разрушает Ганге.»
С Трибуцом Кабанов не мог найти общий язык. Да это и не удивительно – слишком разные люди. «24 августа я запросил разрешения командующего флотом лично прибыть в Таллин для доклада. Я считал необходимым во что бы то ни стало узнать, почему мне не дают ответа, любого. От командующего я узнал, что наше предложение отклонено. Я спросил командующего:
— Зачем вы здесь сидите, чего ждете?
Он сказал:
— Есть приказ оборонять Таллин.»
Без немецких войск финны не решились штурмовать Ханко. Положение войск БОБРа к концу августа стало еще тяжелее, после приказа командующего флотом — направить 5000 человек и полевую артиллерию в Таллин. С первого сентября мы урезали норму выдачи мяса до 33 граммов в день на человека, а масло стали выдавать только в госпиталь и донорам. Кровь с Большой земли не доставляли, требовалось ее немало, и доноров у нас много нашлось. Но масло мы им выдавали по очень скудной норме. В октябре противник перешел к блокаде, к настойчивой агитации, угрозам. Ежедневно противник выпускал по полуострову от 5 до 7 тысяч снарядов и мин. 18 октября на Ханко вторично сократили нормы пайков. Они ничего не знали про блокаду Ленинграда и про голод там. «Враги по радио и в листовках твердили об окружении Ленинграда. Но мы им не верили. И не только сами не верили, мы убеждали защитников Ханко, Осмуссаара и Хийумаа, что все это — брехня, просто нас хотят запугать, сломить. Конечно, враг нас запугивал.»
Боезапас заканчивался. В конце концов командование приняло решение вывозить весь гарнизон Ханко и гарнизон Осмуссаара на Ленинградский фронт. «Личному составу сообщили, что, уходя с Ханко, мы возьмем с собой все, что только сможем увезти. Остальное — уничтожим. Вот некоторые горячие головы и решили: город, хоть он и полуразрушен, оставлять противнику нельзя. И начали поджигать дома.»
Итог этой странной операции: «можно считать чудом, что из 27 809 человек, погруженных на корабли флота, в Кронштадт и Ленинград пришло 22 822 человека.» Гарнизон полуострова Ханко героически сражался пять с половиной месяцев.

Вот мы и в Ленинграде.
И тут я увидел людей, с трудом везущих на саночках какие-то длинные свертки. Пригляделся — везут трупы…

Столицу фашистской Германии с первых дней августа бомбили летчики полковника Евгения Николаевича Преображенского с аэродромов Кагул и Асте на острове Сааремаа, за что уже 13 августа 1941 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил Е. Н. Преображенскому, капитанам В. А. Гречишникову, А. Я. Ефремову, М. Н. Плотникову и штурману группы капитану П. И. Хохлову звание Героя Советского Союза. Группа полковника Е. Н. Преображенского была усилена пятнадцатью самолетами ДБ-3Ф дальнебомбардировочной авиации ВВС, которые также принимали участие в налетах на Берлин.

Он, оказывается, ночью послал группу краснофлотцев с трактором, чтобы свалили тот обелиск с благодарственной надписью маннергеймовцев палачу фон дер Гольцу. Хорошо сделали, надо этот гранит использовать для строительства дота на пляже.
Другие издания

