Зарубежная классика, давно собираюсь прочитать
Anastasia246
- 1 248 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Вам, каждому из вас, ох уж этот цирк речи, хотелось бы на минутку обвинить своих родителей во всех преступлениях, особенно тех, которые они и не совершали. Бытовой фрейдизм, напуганный антинатализм, квартирный вопрос - все предлагает оскопить, расчленить или даже присовокупиться - все это с родителями. А родители бывают только Мои.
Если вам непонятно ни одного слова в абзаце выше, вы чисты как ангелы. Как пройдет ваша встреча с Эрве - это большая загадка. Хотя вероятность того, что хоть одна современная семья не продемонстрировала своим детям собственную дисфункциональность близка к нулю. Да что там современная, Урана оскопил Кронос, который ел детей, а в еврейской Библии брат первого патриарха, Лот, был изнасилован дочерьми, ничего нового, это только начала. Свежа здесь речь Гибера, которая появляется благодаря большой любви. Даже сам Эрве раскрывает секрет трудолюбия и яркости своих текстов, которые он оттачивал на миллиардах любовных писем, из которых только тысячи были отправлены, из которых только сотни были прочитаны до конца. Любви хватает и на фильмы, и на снимки, и на мыльце, и на Моих родителей.
От этой "любовности" текст при чтении закатываются глаза и остается только завидовать, а кровь приливает к гениталиям, даже если у вас их еще не было. Как после этого не зависти дневник и не обнять свою пока живую мать? Невозможно легко.

Автобиографию Эрве Гибера, грустного и порочного, читать очень приятно. Это действительно красивая проза, тонкая, прохладная, стеклянная: абсолютная противоположность графомании. Нет ни одной причины, чтобы эту книгу не прочитать. Даже если не углубляться в дальнейшее творчество ЭГ и не быть его поклонником — перед вами великолепная история взросления и осознания себя вне родителей, своего отношения к ним, стыда, неприятностей и волнений, которые преследуют каждого человека с самого рождения.

Как-то вечером в начале августа 1971 года- когда я был в Нехайм-Хюстене, горнопромышленном поселении Рура, - минуя металлические рельсы, я выхожу из манежа, и вытоптанное лошадьми песчаное покрытие превращается в рыхлую, мягкую землю расстилающегося передо мной поля. Солнце садится. Натер ли я перед этим ноги? Или же дешевое белое вино, попав в пластиковые стаканчики, превращается вдруг в очень хорошее? Я иду босиком по вскопанной земле, ступая по растрескавшимся верхушкам больших комьев и проваливаясь во влажные глубины борозд, сухая земляная пыль покрывает ступни, и грязь счищается. Земля массирует мои ноги. Все это будто крещение, земля будто выводит меня к новой жизни, к жизни чувственной. Я поднимаю голову, красное небо втекает мне в вены.

Я иду на кровать в своей комнате, слышу, как возвращаться с пляжа родители, говорю им, убитый, что потерял ключи, говорю, что вероятно, обронил их на площадке, когда играл в шары. «В шары? - Но с кем? Ты ведь никого здесь не знаешь...» Я отвечаю ему, что с тем мальчиком. Тогда отец говорит: «Все это закончится каким-нибудь преступлением! Или сифилисом!» Мы идем искать ключи, роя мысками песок там, где я играл, и ничгео не находим; в тот момент, когда отец в замешательстве говорит, что нужно пойти к владельцу за дубликатом, я нахожу ключи в одном из карманов, который, конечно же, проверял, но почему-то не заметил. Мы возвращаемся с отцом на площадку играть в шары. Вечером мы втроем ужинаем на террасе одного из ресторанов неподалеку. К концу ужина тот мальчик уже кружит поблизости. «Сколько ему лет?» - спрашивает отец. «Шестнадцать». «Вот видишь!» - говорит мать. Тогда отец произносит: «Мальчики - это, конечно, хорошо, но девочки еще лучше!» Я подхожу к мальчику, мы в темноте направляемся к дороге на маяк.















