Исследование догматического богословия

Вниманию читателей предлагается книга великого русского писателя Л.Н.Толстого, посвященная критическому исследованию учения о вере православной церкви. Книга представляет собой своего рода исповедь мыслителя, рожденную в мучительной внутренней борьбе с самим собой. В своем сочинении Толстой исследует христианское вероучение через анализ символа веры православной церкви, изучение катехизисов, богословии Иоанна Дамаскина и Макария, а также других изложений православной веры. В результате сопоставл...

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,1

9 оценок

5
22%
4
67%
3
11%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 10Хотят прочитать 21

Рецензии

Аноним16 апреля 2021 г.
Толстой vs Церковь
Помню, как поразил меня в юности тот факт, что в одной из церквей был изображен Л.Н. Толстой, горящий в аду, ведь нам, школьникам, не рассказывали на уроках о противостоянии знаменитого писателя и церкви, более того, казалось очень странным, что такой правдолюбивый моралист, как граф Толстой, может оказаться среди грешников. Поэтому можно сказать, что я давно задавалась вопросом, в чем именно разошлись взгляды Льва Николаевича с учениями православия, но только сейчас решила более подробно изучить эту тему.
Честно говоря, данная книга не является обязательной к прочтению для тех, кто хочет понять суть претензий графа к церковном догматам, произведение Лев Толстой - В чем моя вера? более живо, динамично освещает этот вопрос. Но при этом читать данное исследование богословия было очень познавательно и мнение Толстого выглядит весьма логичным. Думаю, что некоторых верующих могут задеть его высказывания, ведь в книге много вопросов к составителю Богословия Макарию, недоумения, отчасти даже насмешки над общепринятыми в православии трактовками тех или иных мест из Евангелий. Лев Николаевич пытается с точки зрения разума разобраться в богословских учениях, ставит все под сомнение и ищет доказательств. Видно, что писатель досконально разбирается в теме, сравнивает между собой различные катехизисы, Евангелия, их переводы, толкования.
Даже в наше весьма атеистическое время многие моменты выглядят «игрой с огнем», в утверждениях графа мало почтения к «чувствам верующих», которые принято сейчас оберегать, что уж говорить про время написания этой книги, так что смелость суждений Льва Николаевича не может не восхищать. Тем более, цель его изучения вовсе не в насмешках или в отрицании всеми принятого учения, искренне верующий в Бога Толстой пытается найти истину, правила праведной жизни не только для себя, но и для всего народа. Видя, как мало благочестивости и истинной веры среди его поколения, граф задается вопросом о том, почему люди лишь формально следуют правилам религиозной жизни, при этом на деле постоянно нарушают все заповеди Христа. Анализируя текст Богословия Макария, Толстой видит, что слишком много внимания уделяется метафизическим смыслам бытия, тем моментам, которые никак не связаны с реальной жизнью людей, не помогают осознать учение Христа и удержаться от греха. Толстой подробно, главу за главой изучает богословскую книгу, при этом особо уделяя внимание идее грехопадения Адама, искуплению Христа, а также изучая в целом причины возникновения догматов церкви, проявляет повышенный интерес к тому, что есть Церковь и Вера по православной трактовке.
Писатель приходит к выводу, что Церковь - это иерархия, которая прежде всего призывает к послушанию, безоговорочной вере в ее догматы и которая все иные учения и толкования Евангелий считает еретическими, без логических доказательств их неправоты, при этом сама подтасовывает древние тексты или цитирует весьма туманные высказывания (часто используя одни и те же для подтверждения различных идей). Церковь, по мнению автора, превыше всего ставит свои жреческие обряды, свою материальную выгоду и оправдывает совершенно чуждые христианству вещи, он же надеялся в вере найти ответы на извечные вопросы: ради чего мы живем, как жить правильно, как найти верный путь для самосовершенствования.
Подводя итог, это весьма интересная книга, которая позволяет не только больше узнать о богословии, но и изучить взгляды графа Толстого на религию.Она весьма неспешная, но в этой ее обстоятельности есть свои плюсы, тем более для тех, кому нравится писательский стиль Льва Николаевича и близки его взгляды.
Ниже я приведу цитаты, которые мне понравились и которые хотелось бы сохранить на память.

Основная истина, которую бог через пророков и апостолов благоволил открыть о себе церкви и которую церковь открывает нам, есть та, что бог один и три, три и один. Выражение этой истины таково, что не то что я не могу понять ее, но несомненно понимаю, что этого понять нельзя. Человек понимает умом. В уме человека нет более точных законов, как те, которые относятся к числам. И вот первое, что бог благоволил открыть о себе людям, он выражает в числах: Я = 3, и 3 = 1, и 1 = 3.
Да не может же быть, чтобы бог так отвечал людям, тем людям, которых он сотворил, которым он дал только разум, чтобы понимать его, не может же быть, чтоб он так отвечал. Порядочный человек, говоря с другим, не будет употреблять иностранных, непонятных собеседнику слов. Где тот, такой слабый умом человек, который на вопрос ребенка не умел бы ему ответить так, чтобы ребенок понял его? Как же бог, открывая себя мне, будет говорить так, чтобы я не понял его?

Как правосудный и благой бог казнит вечными муками за временный грех? А вы говорите, что он наказывает, как отец, для нашей нравственной пользы и что казни его суть свидетельства благости и любви. Какие же тут исправления и любовь, чтобы вечно кипеть в огне за временный грех.

Когда же говорим, что еретики и раскольники не принадлежат к церкви, разумеем не тех из них, которые держатся ереси или раскола втайне, стараясь казаться принадлежащими к церкви и наружно исполняя ее уставы; или – увлекаются еретическими и раскольническими заблуждениями по невежеству и без всякой злонамеренности и упорства; ибо очевидно, что они ни сами видимо не отлучили еще себя от общества верующих, ни отлучены властию церкви, хотя, быть может, и отлучены уже сокровенным от нас и от них судом божиим: таковых людей всего лучше предоставлять суду того, который ведает самые помышления человеческие и испытует сердца и утробы. Но разумеем еретиков и раскольников явных, которые уже отделились от церкви или отлучены ею, и, следовательно, еретиков и раскольников намеренных, упорных и потому в высочайшей степени виновных. Против них-то собственно направлены были изречения св. отцов и учителей церкви, приведенные нами выше (стр. 204).
Т. Е.: лги перед богом, тогда мы тебя не отлучим, а ищи истины и посмей не согласиться с нами, мы проклянем тебя.

Так что вера в Христа уже становится не только определением церкви, но оказывается, что вместо веры в Христа подставляется вера в церковь....
И вот поэтому богословие все силы употребляет на то, чтобы доказать невозможное – то, что Христос установил иерархию, и еще преемственную, и что иерархия такая-то, то есть наша, есть законная наследница, а иерархия такая-то, не наша, незаконная.

Я думал, что уже ничего не может удивить меня в богословии, но дерзость, с которой приведен этот стих и с которой придано ему прямо обратное значение, изумительна.
Вот стих: «И не называйтесь наставниками: ибо один у вас наставник Христос».
Этот самый стих, слова, сказанные прямо против тех, которые будут называть себя наставниками, этот стих, соединен с стихом Лк. 10, 16, совсем не имеющим ничего общего с первым, и приводится в доказательство того, что те самые учителя, которые называют себя такими против веления Христа, имеют во главе своей Христа.

Но, не говоря уже о том, что для каждого человека, читавшего свящ. Писание и видевшего те доводы, которые в доказательство этого приводит богословие, ясно, что Христос никогда не устанавливал никакой иерархии, церкви в том смысле, как ее понимает богословие; не говоря о том, что для каждого, читавшего историю, очевидно, что такими истинными церквами воображали себя многие люди, оспаривая и делая зло друг другу, – невольно является вопрос: на каком основании наша иерархия считает себя истинною, а другие иерархии и собраний верующих неистинными? Почему символ Никейский есть выражение истинной святой церкви, а не символ Арианский, который оспаривала наша иерархия? На это богословие и не пытается отвечать, не пытается потому, что по своему учению не может дать никакого ответа, ибо предметы, обсуждаемые символом, не могут быть доказанными, и потому иерархия говорит только то, что она в истине потому, что она свята и непогрешима, а свята и непогрешима потому, что она – последовательница иерархии, признавшей никейский символ. Но почему иерархия, признавшая никейский символ, истинна? На это нет и не может быть ответа. Так что признание иерархией, называющей себя церковью, истинною, святою, единою, вселенскою и апостольскою, есть только выражение сильного желания того, чтобы ей верили, есть утверждение вроде того, когда человек говорит: «ей-богу, я прав». Утверждение же это особенно ослабляется тем, что всякое утверждение иерархии о том, что она свята, происходит всегда именно потому, что другая иерархия, по какому-нибудь вопросу не соглашаясь с ней, говорит прямо противоположное, утверждая, что она права, и на слова «изволися нам и св. духу» отвечает тем, что св. дух живет в ней, вроде того, как присягают двое, отрицая один другого. Все богословы, как они ни стараются скрыть это, говорят и делают только это.

В самом деле, что может быть удивительнее по своей ненужности этого удивительного учения о благодати, о том, по определению богословия, что бог дарует тварям своим без всякой с их стороны заслуги. Казалось бы, что по этому определению благодать есть вся жизнь – всё, потому что всё дано нам от бога без всякой заслуги, и что потому отношение человека к благодати есть отношение человека к жизни. Оно так и есть; но так как отношение человека к жизни богословие понимает самым превратным, грубым и безнравственным образом, то все рассуждения о благодати сводятся к тому, чтобы низвести смысл жизни к самому уродливому и грубому пониманию.
Сначала берется сказание о сотворении человека, в котором священное писание выражает в лице Адама отношение свободы человека к благодати, т. Е. к внешнему миру. Всё сказание это понимается богословием в одном историческом смысле. Адам пал, и весь род человеческий погиб, и до Христа отношения свободы человеческой к благодати, т. Е. к жизни, не было никакого: люди всегда всё делали дурно. Пришел Христос и искупил род человеческий, и тогда, строго говоря, по учению богословия, опять уничтожилось отношение свободы человека к благодати, к внешнему миру, ибо, по церковному учению, человек весь стал свят и всё делает уже хорошо. В первом случае признавалось одно зло, во втором – одно добро. Но, как мы знаем, ни того, ни другого никогда не было; а весь смысл учения и ветхозаветного, и евангельского, и всех религиозных, нравственных и философских учений только в том, чтобы найти разрешение противоречий добра и зла, борющихся в человеке. Утверждая, что человек после искупления весь стал хорош, богословие, однако, знает, что это неправда: неправда то, что люди были все злы до искупления и стали добры после него; и потому видит, что вопрос о том – как он стоял перед Адамом – есть или не есть яблоко, и так же, как он стоит перед нами: жить или не жить по учению Христа, – всё точно так же стоял и стоит перед людьми. И потому оно вынуждено придумать такое учение, при котором этот вопрос о том, что должен делать человек, заменился бы вопросом о том, что он должен исповедывать или говорить.

Учение о благодати есть, с одной стороны, неизбежное следствие ложной посылки, что Христос искуплением изменил мир, с другой стороны оно же и есть основа тех жреческих обрядов, которые нужны для верующих, чтобы отводить им глаза, а для иерархии – чтобы пользоваться выгодами жреческого звания. Учение это о благодати само в себе поразительно своей сложностью, совершенной бессодержательностью и запутанностью.

Кроме того, учение это о благодати, имеющее целью отвести глаза верующих от неисполнения обещаний искупления и приобретение доходов духовенству, носит в себе тот ужасный зачаток безнравственности, который извратил нравственность поколений, исповедывавших это учение. Обман о том, что человек может исцелиться от болезни благодатью миропомазания, если он будет верить в это, или что он будет бессмертен, если получит благодать, или умолчание о том, что земля продолжает быть неплодородной, все эти обманы были относительно безвредны. Но обман о том, что человек всегда порочен и бессилен и стремления его к добру бесполезны, если он не усвоит себе благодати, это учение под корень подсекает всё, что есть лучшего в природе человека. Безнравственность этого учения не могла не поразить всех лучших людей, живших в среде этого исповедания, и потому против этой стороны учения об отношении свободы человека к благодати восставали в самой церкви все более честные люди. И оттого вопрос этот усложнился бесконечными спорами, до сих пор разделяющими разные исповедания.

Пелагиане, явившиеся в начале V века в западной церкви, учили: «так как Адам чрез свое грехопадение нимало не повредил своей природы и, следовательно, потомки его рождаются без всякой естественной порчи и прародительского греха, то они и могут одними естественными своими силами достигать нравственного совершенства и не нуждаются для сего в сверхъестественной божией помощи и силе». Таким образом, совершенно отвергая необходимость божественной благодати для освящения человека-грешника и преспеяния его во благочестии, пелагиане, однакож, по свойственной еретикам хитрости, не хотели казаться явными противниками церковного догмата и смягчали свои мысли. Они допускали благодать, говорили об ней; но разумели под именем ее: а) естественные силы человека, разум и свободу, дарованные ему туне (gratia naturalis); б) закон, данный богом чрез Моисея (gratia legis); в) учение и пример Иисуса Христа (gratia Christi); г) отпущение грехов и какое-то внутреннее просвещение от духа святого, содействующее только к более легкому исполнению нравственного закона, который, впрочем, по их словам, человек может, хотя не с такою удобностию, исполнять и одними собственными силами (gratia Spiritus Sancti). Против Пелагия с его последователями прежде всех восстал блаженный Августин и написал, в опровержение их, весьма многие сочинения. также и другие пастыри церкви, и как на Востоке, так и на Западе
Защитники истины единогласно утверждали:
А) что человек, падший и рождающийся с прародительским грехом, не может сам собою творить духовного добра без помощи благодати божией; б) что под нею надобно разуметь не одни естественные силы человека, закон Моисеев, учение и пример Иисуса Христа – пособия внешние, но сверхъестественную силу божию, внутренно сообщаемую душе человека;
В) что эта благодать не состоит только в отпущении прежних грехов, но подает действительную помощь не творить новых грехов;
Г) не только просвещает разум и сообщает ему познание о том, что должно делать и чего уклоняться, но подает и силы к исполнению познанного и вливает в сердце любовь;
Д) не облегчает только исполнение для нас божественных заповедей, которые будто бы мы можем исполнять и сами собою, хотя с неудобством, но служит таким пособием, без которого мы вообще не в состоянии исполнять закона божия и творить добра, содействующего к нашему спасению.

Противоречие, которое здесь незаметно вносится в учение, и которое потом будет предметом разъяснения в отделе о благодати, состоит в том, что Христос бог, сойдя на землю к людям, совсем падшим, спас их своею смертью и вместе с тем дал им закон, следуя которому, они могут спастись. Противоречие состоит в том, что если люди погибли и бог сжалился над ними и послал своего сына (он же и бог) на землю, чтобы умереть за людей и вывести их из того положения, в котором они были до этого искупления, то положение это должно измениться. Но вместе с тем утверждается, что бог при этом дал еще закон людям (закон веры и дел), не следуя которому, люди погибают точно так же, как они погибали до искупления. Так что выходит то, что если следование закону есть условие спасения, то спасение людей смертью Христа излишне или вовсе не нужно. Если же спасение смертью Христа действительно, то следование закону бесполезно, и сам закон излишен. Необходимо избрать одно из двух. И церковное учение в действительности избирает последнее, т. Е. признает действительность искупления; но, признавая это, оно не смеет сделать последнего необходимого вывода, что закон излишен, – не смеет потому, что закон этот дорог и важен для всякого человека – и потому только на словах признает этот закон (и то очень неопределенно), всё же рассуждение ведет так, чтобы доказать действительность искупления и потому ненужность закона. Закон Христа в этом изложении есть что-то совершенно излишнее, не вытекающее из сущности дела, не связанного ничем с ходом рассуждения и потому само собой отпадающее. Это видно по способу выражения даже, например, заглавия: «О совершении господом нашего спасения или о таинстве искупления», и по разделению главы, в которой учение нравственное занимает только одну маленькую половину трех видов спасения, и по самому количеству страниц, посвященных этому предмету.

Смерть его есть главная искупительная жертва за нас. Богу жертвует бог. Искупает долг у благого бога – бог. Смерть и страдания бога? Всё это внутренние противоречия. Противоречия в каждом предложении, и эти-то предложения противоречиво соединяются между собою. Опять говорю, что я говорил при догмате троицы. Я не то что не верю, но я не знаю, чему верить. Я могу верить или не верить тому, что завтра явится на небе город или вырастет трава до солнца, но не могу верить, или не верить тому, что завтра будет нынче, или что три будет один и все-таки три. Или что один бог разделился на два и все-таки один, или что благой бог казнит самого себя и искупляет пред самим собой. Я просто вижу, что тот, кто говорит, не умеет или не имеет, что сказать мне. Связи разумной нет, единственная внешняя связь – это сноски с писанием. Они только дают хоть какое-нибудь объяснение не того, что говорится, а того, почему такие ужасные бессмыслицы могут говориться.

§ 121. «Нравственное приложение догмата» (стр. 597). Кроме того, чтобы угождать богу, благодарить, смиряться, главное приложение:
Управляя царствами земными, всевышний сам поставляет над ними царей, сообщает избранным своим чрез таинственное помазание силу и власть, венчает их честью и славою для блага народов. Отсюда – обязанность каждого сына отечества: а) благоговеть пред своим монархом, как пред помазанником божиим (Пс. 104, 15; снес. Исх. 22, 28); б) любить его, как общего отца, данного всевышним для великой семьи народной и отягченного заботою о счастии всех и каждого, в) повиноваться ему, как облеченному властью свыше и как царствующему и руководимому в своих царственных распоряжениях самим богом (Притч. 8, 15; 21, 1); г) молиться за царя, да подаст ему господь для счастия его подданных, здравие и спасение, во всем благое поспешное, на враги же победу и одоление, и да сотворит ему многая лета (1 Тим. 2, 1).
Чрез царей, как помазанников своих, бог посылает народам и все низшие власти. Отсюда долг каждого гражданина: а) повиноваться «всякому начальству господа ради» (1 Петр. 2, 13), «ибо сопротивляйся власти, божию повелению сопротивляется» (Рим. 13, 2); б) «воздавать всем должная: ему же убо урок, урок; и ему же дань, дань; и ему же страх, страх; и ему же честь, честь» (—7); и в) молиться «за всех, иже во власти суть: да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте» (стр. 597 и 598).

Читать далее
61
577
Аноним23 апреля 2021 г.
***
Критическое исследование Льва Толстого, вошедшее в эту книгу, имеет совсем не ту мотивацию, или по крайней мере, не только такую, которая движет атеистами. Ведь он создал собственное философско-религиозное учение, получившее название "толстовство" и имевшее немалое количество последователей и последствий. В найденной в итальянском архиве рукописи Марка Поповского "Куда девались толстовцы?" сообщается как жестоко и бескомпромиссно советская власть разделывалась с последователями толстовского учения. Фактически из 7 000 последователей, осталось только с полсотни на момент написания рукописи. Так что лучше бы Лев Николаевич написал ещё несколько романов и не анализировал догматы веры, чтобы создать собственное учение и, по сути, противопоставив его не столько православной вере, сколько господствующей идеологии - коммунизму - даже если сам он этого не сознавал.
Толстой НИКОГДА не был атеистом и посвятил вере немало книг.
Что касается критики догматов... Я надеюсь, что великий писатель это пишет серьезно. Точнее наоборот, я надеюсь, что он это несерьезно.
Как я уже сказала в отзыве на книгу Александра Лапина, есть люди, которые заведомо и жёстко выбирают научный язык выражения реальности, отбрасывая всё остальное, а есть люди которые ту же самую реальность выражают другим языком. Но она - ТА ЖЕ САМАЯ, разница только в ЯЗЫКЕ. Язык науки ограничен официально принятыми открытиями. Но никому ещё доподлинно не известно, как мертвая материя превратилась в живую, в чем состоит природа сознания (академик Российской академии наук В.Л.Гинзбург, атеист, в своей книге Виталий Гинзбург - Об атеизме, религии и светском гуманизме так же указывает на это). Кому нравится такой язык, пожалуйста. Образный метафорический язык понятен не всем, но для него нет никаких ограничений. А каким языком можно было говорить такие вещи, которым научного объяснения не было, но которые воспринимались интуитивно? Понятно, что литература, которую цитирует Толстой - вторична. Не без того, что камень в огород их авторов был брошен поделом, и в переводах и переложениях священные писания то и дело искажались. Тем более, что сама христианская религия вторична - яйцо от курицы, которую зовут иудаизм - что уж говорить о православной её ветви.
Что удивительного, что у Бога могут быть три ипостаси, как одно из положений православной веры, которое породило столько недоразумений? Да хоть тысячу ипостасей назови, и называть их можно как угодно, но это всего лишь ипостаси одного. И в цитируемом Толстым догмате именно так и сказано. Вывернул его наизнанку в угоду скептикам уже сам писатель. Я, например, могу и себя разложить на ипостаси, скажем, выделив отдельно мою социальную роль, профессиональную, отдельно... духовную... (почему бы не выделить и такую). Можно и с другой точки зрения - на меня внешнюю (внешность, поведение), на меня внутреннюю (моя истинная суть). Тоже испостаси. Но при этом я остаюсь одна, а не две меня и не три. И вы можете разложить себя на ипостаси. Что угодно можно разложить на ипостаси с функциональной и других точек зрения. Бог являлся в облике человека, но потом он слился с богом-отцом, в его лице предстал Единый бог, сам Иисус явился ипостасью Единого бога. И не надо тут разводить математику для дошкольного возраста.
Что удивительного, что Бог одновременно непознаваем и познаваем частично? Он реально не мог быть познаваем во всей своей полноте в своем единстве в те далёкие времена, когда на мудрецов снизошли интуитивные Откровения (которые называют свехъестественными, только это слово пора отбросить, поскольку оно - определённо "атавизм" в христианском учении, наиболее вводящий в заблуждение, на которое твердо опираются атеисты, что, однако, не отменяет самого феномена, который скрывается за этим словом и естественного ему объяснения, кроме умопомешательства и галлюцинаций, конечно). Но единый бог познаваем частично только через Иисуса, и, собственно Святого Духа, во всяком случае для тех, кто когда-либо воспринимал его правым полушарием, ощущал при посещении церкви и благоприятных "святых" мест с хорошей чистой энергетикой, для тех, кто хоть раз получал помощь от силы, называемой Богом вследствие собственного обращения к Нему своими словами или молитвой.
Теперь о первородном грехе. Ну чем эта догма противоречит научным данным о передачи информации через генетический код от родителей к детям? Ну да, грехи там записываются тоже. Что сам по себе этот первородный грех? А вот тут особенно интересно. От какого древа вкусили яблоко Адам и Ева? От древа познания. С этого момента начинается проклятие человечества познавать медленно, своим ходом, НАУЧНО то, что было просто интуитивно известно. Это как заново учиться ходить, как заново учиться говорить, хотя до этого ты умел это делать не задумываясь, но вдруг что-то происходит, и ты вынужден учиться тому же самому уже осознанно. Сами же Адам и Ева мифологически олицетворяют первых людей. Но не обязательно именно эту пару и именно с такими именами. Адам переводится как "человек" насколько я знаю.
Только один вопрос я тут ещё подниму: где Бог, когда на Земле существует столько страданий? Нужно понимать, что Бог не занимает активную позицию по отношению к нам, стремясь везде подстелить соломки. Активную позицию по отношению к целительной энергии, называемой Богом, которая действует по своим законам, должен занимать сам человек, по возможности не нарушая законов мироздания, чтобы впустить эту силу в себя. Не нравятся молитвы, с помощью медитации люди делают тоже самое, а не нравится медитация, спорт и активные виды отдыха (посещения живых концертов даёт мощный заряд энергии), всё зависит от того насколько сильной и здоровой является энергетика человека. У кого она абсолютно здорова, тому никакие молитвы бывают ни к чему. От него все негативные влияния отпружинивают и вера в Бога - тоже. Но когда аура слабовата, тогда человек становится более восприимчив к внешним влияниям. И тогда он гораздо лучше ощущает и Бога, что бы ни вкладывать в это понятие.
Я не стану разбирать каждую претензию Льва Николаевича. Считаю, что позицию свою и так выразила достаточно доходчиво.
Читать далее
21
536
Аноним28 октября 2013 г.
Летом 1909 года один из посетителей Ясной Поляны выражал свой восторг и благодарность за создание "Войны и мира" и "Анны Карениной". Толстой ответил: "Это все равно, что к Эдисону кто-нибудь пришел и сказал бы: "Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку". Я приписываю значение совсем другим своим книгам (религиозным!!)"
Так как я пока единственный читатель этой книги, то решил, что написать пару строк надо.
Прежде всего стоит сказать, что Толстой был глубоко верующим человеком, но отрекся он от православия не потому, что вдруг перестал верить в бога, а

напротив, только потому, что всеми силами души желал служить Ему. Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я, по некоторым признакам усомнившись в правоте Церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение церкви: теоретически — я перечитал всё, что мог, об учении Церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же — строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям Церкви, соблюдая все посты и посещая все церковные службы.
Эти теоретические исследования и привели к написанию данной книги. Итог вы сами знаете каков - анафема.
Книга в полной мере соответствует названию "Исследование..." - здесь проводится подробнейший анализ Богословия Макария (на тот момент "самая позднейшая и полнейшая и пользующаяся наибольшим распространением"), а также упоминаются катехизисы Филарета, Платона, труды Ионна Дамаскина и др. Все претензии, которые Толстой адресовал церкви, очень подробно описаны и разобраны, а именно: троичность бога, его непостижимость или постижимость "отчасти", обожествление Иисуса, иерархия церкви, искупление грехов Иисусом и т.д. Толстой параграф за параграфом разбирает богословие, текст самого автора постоянно чередуется с цитатами из самого богословия, Евангелие (а это значит, что многие выводы Вы можете сделать сами), и в них он находит выражения

"умышленно неточные и запутанные. Слова все не имеют того смысла, который они имеют обыкновенно в языке, а какой-то особенный, но такой, определение которого не дано."
Да и действительно, часто ситуация доходит до абсурда. Как, например: "Предание и писание признаются истинными потому, что церковь признает их таковыми. Церковь же признается истинной потому, что она признает эти самые предание и писание."
или
"На вопрос мой о том, какой смысл имеет моя жизнь в этом мире, ответ такой:
Бог какой-то странный, дикий, получеловек, получудовище, по прихоти сотворил мир такой, какой ему хотелось, и человека такого, какого ему хотелось, и все приговаривал, что хорошо, все хорошо, и человек хорошо. Но вышло все очень нехорошо. Человек подпал под проклятие и все потомство его. И бог благой все продолжал творить людей в утробах матерей, зная, что они все или многие погибнут..."
При этом Толстой не говорит, что бога нет и не насмехается над верующими и верой, а просто и педантично излагает факты. Соглашаться или нет - никто не навязывает ))
Но для чтения книга не проста (но и не сложна), требует внимания и вдумчивости в то, что читаешь; порой приходилось перечитывать предложения, абзацы; при всем при этом она очень познавательна и интересна. Если хотите прокачаться по теме православия за короткий срок - это ваш выбор. Если хотите укрепиться в вере православной - ... хотя, тоже прочитайте. Противоположенное мнение тоже, порой, полезно ;)
Читать далее
2
173

Все рецензии

Цитаты

Аноним4 сентября 2021 г.
Поразительное явление: у нас в России христианство уже 1000 лет скоро. Тысячу лет пастыри учат паству основам веры. Основа веры есть догмат троицы. Спросите у мужиков, у баб, что такое троица - из десяти едва ли ответит один... А догмат троицы не сложен и не длинен. Отчего же никто не знает его? Оттого, что нельзя знать того, что не имеет смысла.
20
1K
Аноним31 августа 2021 г.
Но, может быть, мне только кажется, что это бессмысленно, потому что я не понимаю всего значения этого. Ведь это не выдумка одного; это то, во что верили и верят миллиарды. Один и троичен? Что это значит?
19
929
Аноним25 сентября 2021 г.
При всяком же прикосновении к делам мира Иисус учит нас примером полного равнодушия...
18
227