
"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Преамбула. Братья представляю собой достаточно сложный и спутанный клубок, разобраться в котором совсем не так просто, несмотря на, казалось бы, всю простоту и даже примитивность повествования. Достигается запутанность данного клубка за счет хитрого переплетения трех типов нитей, и именно за эти нити данный роман необходимо распутать. Данные нити и легли в основу структуры рецензии, и, более того, 99% романа в данную структуру укладывается. Обозначим данные нити так: Классика-Модерн; Реализм-Сатира; Китай-Запад.
Классика-Модерн
Наверное, самый легко считываемый для неподготовленного читателя пласт, это классика-модерн. Он почти не требует знания китайской классической литературы, но а с модернистскими приемами читающие люди уже давно хорошо знакомы и угадывают их без особых проблем.
Структура повествования
Начинающийся в духе совершенно классического повествования, со строгой структурой (детство, юность, первая любовь, первые поражения, первые победы) в первой части — роман потихоньку начинает приобретать модерновые нотки. Данное изменение стилистики обусловлено в т.ч. и сюжетными изменениями — даже разделение романа на две части, на первый взгляд, кажется вполне классическим (юность — взрослая жизнь), но при более внимательно рассмотрении здесь просматривается литературный прием: вторая часть — это не переход героев во взрослую жизнь, а наметившееся разделение братьев, по юности пока еще не сильно бросающееся в глаза. Перетекание классики в модернистские приемы на этом не заканчивается.
Конфликт города и деревни
Вяло обозначенный в самом начале конфликт города и деревни постепенно утрачивает свой классический заряд — деревня сама превращается в небольшой город, со всеми вытекающими последствиями. Переход в противоположность чего-то, изменения героев, причем изменения героев не в классическом стиле, а абсолютно в духе романов Сорокина — опять модернизм. Найти здесь модерновые приемы совсем не так сложно, они лежат прямо на поверхности — но в сочетании с другими нитями, сшивающими повествование, они начинают играть значительно более интересную роль.
Закольцовка
Еще один классический прием, который автор применил — закольцовка повествования. Онанизм главного героя о каждую лавку превратился в секс главного героя со всеми женщинами. Мнимая импотенция тоже нашла свое отражение в конце романа — следуя традициям литературы, где каждое ружье должно выстрелить, а вброшенное понятие сыграть — автор скрупулезно закольцовывает свой роман.
Реализм-Сатира
Данный пласт вызывает уже значительно больше проблем со считыванием. Отечественный читатель вообще не очень привык к резким переходам от реализма к жесткой сатире, и если сатира в рамках отдельного произведения воспринимается вполне нормально, то перемешиваясь с чем-то, особенно с серьезными темами типа смерти и голода, — всегда вызывает больше недоумения, а то и раздражения. Тем более странным показался для отечественного читателя самый обсуждаемый элемент — натурализм.
Натурализм
Любой, кто бывал в Азии, подтвердит, что у азиатов совершенно другое отношение к телесности. И если в городах это еще не сильно бросается в глаза — то в деревнях это чересчур заметно. Справлять естественную нужду для мужчины на берегу реки, где его может увидеть куча людей — норма. Да что там естественная нужда — достаточно посмотреть юмористические японские передачи чтоб понять, что отношения с телесностью у азиатов совершенно иные, чем у европейцев.
Автор прекрасно стилизовался под китайскую народную культуру (под народной культурой понимать не ту культуру, которую правительства презентуют под данной торговой маркой (в случае России это кокошники с самоварами), а саму что ни на есть сельскую телесную культуру, с шутками вроде высыпать ведро дрожжей в сельский туалет или овеянные веками традиции задирания юбок (или того хуже) на сельские праздники), и, надо сказать, выбил этим очень много читателей.
Кал, онанизм, вуайеризм — лишь неполный список, который, судя по всему, произвел впечатление на многих. Как по мне — весь этот деланный ужас читателей от подробностей либо наигран, либо от незнания: сама традиция литературы включает излишний натурализм уже с очень-очень давних времен, будь то Гаргантюа и Пантагрюэль или Симплициссимус . Многочисленные перечисления, чем герой подтерся — это не какое-то извращение автора, а самая что ни на есть дань культурной традиции, о которой мы еще поговорим.
Ко второму акту (и здесь тоже нельзя об этом говорить в отрыве от третьего пласта повествования Китай-Запад) сам стиль меняется — телесных шуток становится гораздо меньше, а те что есть становятся более забористыми — даром что их начинают лучше камуфлировать. Тема трансексуализма, фестиваля девственниц и даже зоофилии (мужик с овчаркой в бане — тонкий намек на толстое обстоятельство) может восприняться значительно тяжелее (хотя тоже нового для литературы здесь нет, вспомнить Золотого осла ), чем бесконечный прилюдный онанизм героя — вещь, много раз описанная в т.ч. и классической литературе.
История и сатира
Сатира на историческую тему воспринимается отечественным читателем очень тяжело — даже сейчас, когда прошло уже почти 80 лет, над Великой отечественной войной шутить в России не принято вообще никак. Поэтому резкие переходы от онанизма главного героя к трагедиям семьи и обратно действительно может покоробить отечественного читателя. Списать это надо на то, что для восточного сознания смерть совсем не то же самое, что для европейского — поэтому то, что воспринимается как беспримесная трагедия в Европе, и, разумеется, в следствии этого не могущая выступать поводом для шуток, в Китае воспринимается в духе шанса на иное, лучше перерождение для хорошего человека. Это ощущение отрешенности, некоей надмирности, в сочетание с творящимся в реальности, дает действительно достаточно любопытный микс: с одной стороны, представляющий исторической полотно вроде как серьезно, тем самым невротизируя читателя, ну а с другой стороны — как-бы показывая читателю, что то, к чему он пытается отнестись серьезно — не повод для серьезного отношения даже для самих героев.
Американские горки между трагедией реальности и нарочитым фарсом представляю собой достаточно крепкий орешек, но после его раскусывания — авторская методика перестает сильно невротизировать, а читатель начинает спокойно качаться на волнах эмоций.
Китай-Запад
Самый сложный и, по совместительству, стержневой пласт для романа — первые два пласта скорее служат эдакой приправой для генеральной фабулы (поэтому разговор о них вынесен в самое начало), как бы затеняя её, но при этом позволяя ей выступить более рельефно. Не за счет яркости, а за счет выпуклости.
Переход Китая
Бритый Ли, конечно, олицетворяет собой Запад, пришедший в Китай. Сун Ган — традиционный Китай. Вся книга — история того, как со временем мир Сун Гана исчезает, а мир Бритого Ли — растет, и Китай начинает ему подчиняться. Утонувший в нужнике отец Бритого Ли (классическое отношение китайца к западной культуре), и сам Ли, которого поймали за схожим делом, над которым смеются и которого презирают, не побеждается традиционными китайскими ценностями — честью, уважением (Сун Ган такую же проверку провалит). Более того, Бритый Ли (даже то, что его знают по прозвищу, как-бы говорит о его космополитичности) даже свое презрение превращает в свою выгоду, начиная торговать секретом Линь Хун — хотя этот секрет и привел его к презрению.
Эта история могла бы выглядеть как история развращения Бритым Ли своей родной провинции — но автор не дает таких простых оценок. Нет, это меняется само время, и Бритый Ли оказывается более удачливым игроком чем его брат, казалось бы, отвечающий всем конфуцианским ценностям. Через историю того, как Бритый Ли становится все больше, а Сун Ган все меньше — автор нитью проводит историю своего родного Китая, который как Сун Ган сломался под западными ценностями, и стал царством Бритого Ли. Важно помнить, что Бритый Ли не является олицетворением зла — скорее олицетворением несколько иного качества. Его отношения с братом хоть местами и потребительские, но доброжелательные — и вовсе не Бритый Ли приводит брата к такому концу. Нет, сама атмосфера, в которой Бритый Ли становится «князем мира сего» невыносима для Сун Гана.
Китайско-Европейские аллюзии
Содержание романа в плоскости «Китай-Запад» тоже чрезвычайно любопытно — вроде бы, на словах, книга просто переполнена отсылками к классическим китайским романам: Речные заводи , Сон в красном тереме , Путешествие на запад , Троецарствие — герои этих романов вспоминаются регулярно, наряду с китайскими поэтами и философами. Не забывает автор даже про Искусство войны Сунь-Цзы . Однако на деле, если копнуть чуть глубже, становится понятно, что это очередная литературная игра. Традиция, действия, неявные отсылки в романе абсолютно европейские, лишь слегка покрашенные китайской традицией. Так, оставаясь на словах верным традициям, Китай, в понимании автора, уже давно от них отошел — не от буквы, а от сути. Европейский бэкграунд романа виден невооруженным глазом — но куда приятнее отметить духовное родство автора с русской литературой.
Тема русского в романе всплывает несколько раз — от идеи полета на МКС, визита русского художника для написания портрета Бритого Ли, к вполне себе непрозрачным аллюзиям на Анну Каренину (в теме с поездом. Кстати, очень сильный эпизод — поезд и рассуждения в классическом китайском духе о красоте природы). Собственно, оно и понятно — выросший в условиях коммунистического Китая автор явно был знаком с русской литературой, причем как с классической, так и с образцами соцреализма, а-ля Как закалялась сталь Островского. Все это, хоть и в искаженном виде, но в последствии обнаружится в работах автора.
Китайская женщина
Книга, как ни странно, чрезвычайно бедна на образы китайских женщин. Либо автор не сильно понимал, зачем это надо делать, либо это просто не в традиции китайской литературы (хотя как не в традиции? Во всех классических китайских романа женщины играли очень весомую роль), либо он нарочно ограничил женские типажи тремя нарочито яркими.
Мать главного героя — Ли Лань — дань традиционной китайской матери в представлении автора. Обретшая второе счастье и потерявшее его в результате культурной революции (опять исторические аллюзии) мать будущего Китая есть сочетание всех идеальных качеств, которые традиционный Китай привык видеть в женщине и матери. Уход её знаменует резкий поворот в судьбе главных героев, и предвещает приход новой эпохи.
Тетка Су — некий промежуточный вариант, переход между традиционной китайской женщиной и новой китайской женщиной (неслучайно, она присутствует и в первой, и во второй части). Проявляя доброту китайской женщины в первой части, она позволяет своей дочери жить с человеком, который её бросил во второй части, как-бы показывая, что она, идейно, уже перешла в мир Бритого Ли (промежуточные попытки перехода — это эпизоды с её желанием вложиться в дело). Динамический персонаж, призванный проиллюстрировать саму динамику.
Линь Хун — первая красавица Лючжени, давшая окончательный переход китайской женщины от Ли Лань, через Тетку Су, но которая зашла намного дальше. Новый мир изменил и её — и то, что в начале повествования было ей невозможным и отвратительным, в середине стало нормой, а в конце просто превратилось в обыденность. Так мир Бритого Ли изменил самое твердое в китайской культуре — китайскую женщину.
Деньги и дефлорации
Данный момент романа тоже необходимо рассматривать как совокупность разных шкал — в частности шкалы реализма-сатиры и шкалы Китай-Запад. Проистекающий из традиции наивной литературы XVI-XVII веков (мы уже установили, что автор совсем не чужд ей), автор в этом же ключе расписывает жизнь в новом мире. Идеи автора относительно жизни в новом Китае явно похожи на мысли советского человека относительно жизни при капитализме, где булки растут на деревья, кофе вываливается из загадочных кофемашин, работать не надо, а за те же зарплаты в магазина можно купить значительно больше. Ну а в бизнесе достаточно один раз вложиться, и больше никогда ничего не делать, считая прибыли.
Здесь идеи западного развития явно преломляются в призме сатиры. Богатство главного героя мотивированы на уровне людей, которые никогда ничего не зарабатывали: «Купить дешевле, продать дороже, стать миллиардером». И здесь эта заведомая нереалистичность играет сразу на два фронта — с одной стороны, автор вроде как смеется над этим, но при этом описывает это как натуральную реальность, причем описывает настолько четко, что я начинаю подозревать, что автор и сам считает, что богатство создается именно так, и достаточно приехать, потрясти фотокарточкой инвалидов — и тебе насыпят заказов на сотни тысяч. По крайней мере сам автор, чуткий к традициям западной литературы, в данном случае будто проигнорировал и Великого Гэтсби Фицджеральда, и трилогию Драйзера.
Фальшивость окружающего мира и окружающего богатства заставляет главного героя искать настоящего — и ищет он его через самые первобытные и примитивные инстинкты — секс и дефлорацию. Вся эта история с фестивалем девственниц будто призвана показать, что в мире где все — фальшивка, девственность тоже не может быть настоящей, просто фальшивка будет или чуть подороже, и сделана в клинике, или чуть подешевле. И даже финальный катарсис оказывается фальшивым — только главный герой уже соглашается на эту фальшивку. И когда главный герой соглашается принять фальшивку за настоящее — наступает реальный катарсис, смерть Сун Гана. Еще одна злая шутка нового мира над старым.
НИИ Экономразвития
Трагедию умирания старого Китая автор не может не описать в своей любимой кислотной стилистике — превращение артели инвалидов в НИИ Экономразвития, назначение идиотов ведущими научными сотрудникам по экономике, которые бурно радуются и аплодируют всем изменениям — вероятно, одна из самых колких шуток автора. Экономисты-идиоты аплодируют, как новый мир приходит и пожирает старый. Вместе с ними глухие, слепые и хромые. Эта шутка в книге у экономиста вызывает особую улыбку.
О романе в целом
Любое действие, описание или умолчание в романе надо рассматривать как точку в трехмерном пространстве, где первое измерение: Классика-Модерн; второе измерение — Реализм-Сатира; третье — Китай-Запад. Ну и четвертое, понятное дело, это время, когда точки событий смещаются все ближе к Модерну, все ближе к Сатире, и все ближе к Западу. Однако есть еще вопрос характеристики этих точек — и если с системой координат мы разобрались, то с объектами в этой системе еще нет.
Система координат романа «Братья».
И если с самой расстановкой, по крайней мере в плане идеи, все отлично, то вот реализация местами начинает подволакивать ноги:

Я всегда считал, что революция 1917 года навечно разрушила общество и имперский уклад. Пусть наивно, но кажется, будто люди были добрее и настроены на веру в общество в целом. Бывает ли так, и что приобретает и теряет государство в эпоху перемен, пытается выяснить автор для себя, соотнося личный опыт с историей культурной китайской революции в водевильно-гротескно-натуралистическом романе.
Наклеиваем эпикантусы и учимся смотреть узкими глазами на события полувековой давности. Безусловно, уважение вызывает скорость, с которой страна оправлялась от потрясений. Представьте на минуточку, что подобная вещь выходит в 70-х годах в СССР. Вот и я не могу. Потрёпанная революцией китайская национальная психика кажется мне почти стальной. Ведь большая часть богатейших людей Китая - как раз и есть это выросшее без образования "потерянное поколение". Это не выглядит алогично: после того, как ослабили гайки и предоставили некий уровень личной свободы, закалённые лишениями люди смогли подняться после смерти Мао. Кто творит историю? Герои или рабы? Даже сам великий кормчий не мог изменить мир без армии рабов, готовых выполнить его приказ. Ничто не иллюстрирует этот факт лучше, чем хаос, который начал и замкнул культурную революцию.
Начальную агонию того периода читатель видит глазами двух маленьких мальчиков, проживающих в небольшом городке под Шанхаем, в разгар "культурных" беспорядков и идеологического рвения. Сын крестьянки Бритый Ли изначально показан как парнишка, которому суждено вырваться из тисков нищеты и неблагополучного места. Он напоминает солнечный луч, но не своим внутренним светом, а отсутствием терзаний и моральных препонов - он просто не может не светить, вот и всё. Пришёл из самого горнила революции, чтобы заработать миллионы долларов в бизнесе, неважно, коррумпированном или нет. Университетов не кончал, классику не знает, зато цитирует председателя Мао, обычно к месту. Я почти уверен, что "Красная книжица", которой пронизано произведение, звучит в 85% случаях его устами. Его сводный брат Сун Ган, помещичий сын, олицетворяет моральный стержень китайского общества, ушедший в историю. У него за плечами лишь добродетель против эгоизма Ли; его смирение, противостоящее раскованности Ли; его честность против мастерства преувеличений Ли. Этот список, кажется, можно продолжать бесконечно. Для романа характерна дихотомия во всём: от кардинально различающихся по характеру сводных братьев до конфликта деревни и городов и традиционно-конфуцианских ценностей в противовес западно-европейскому богу денег. Мы читаем не рассказ о двух людях, которые пытаются выжить и победить. Это история Китая, и опыт Бритого Ли и Сун Гана можно рассматривать как современную и старую идеологии, которые прямо сейчас сражаются, чтобы собрать побольше приверженцев в современном Китае. Как и в любой истории о восхождении на небосклон новой звезды и о падении старой, мы читаем, как Ли становится всё богаче и влиятельнее. Следующая стадия - коррупция. Он спонсирует национальный конкурс красоты для девственниц (которые ими не являются, конечно же), где процветают всем знакомые атрибуты капиталистического успеха: многомиллионное спонсорство, наглое взяточничество, маркетинговые стратегии, использующие сексуальную тематику, а также сексуальные услуги в обмен на призовые места. Юй Хуа открыто издевается над идолами современного общества, частенько доводя до абсурда. Гротескно и одновременно пугающе убедительно выглядит эпизод, когда Сун Ган путешествует вместе с Остапом Бендером китайского разлива по сельской местности, пытаясь продать искусственные гимены, чтобы восстановить иллюзорную девственность женщин нации. Только капитализм может помочь, выводя китайцев из феодального прошлого в сексуальное будущее. Сун Ган борется за выживание в непонятном ему обществе, где
его архаичная мораль и добродушная учтивость теряют актуальность и забываются. Его судьба предрешена, и он превращается в феминизированную марионетку с имплантами, а потом и в прах, развеянный братом-миллионером, на орбите Земли. Рассматривать ли этот конец с фаталистической точки зрения, как будто бы старое вытеснено за пределы мира нового, но парит над ним? Вряд ли, хотя...
Если говорить совсем откровенно, то книга немного страдает от женоненавистничества, не знаю, кстати, это тренд современной китайской литературы или всё же автора. Женщины в романе довольствуются лишь горсткой неприятных жизненных перипетий: чтобы подглядывать за их задами; быть ощупанными по или против воли; быть брошенными, чтобы однажды было к кому вернуться; умереть. Если они получают прибыль, сопоставимую с заработком любого из мужчин-предпринимателей города, как Линь Хун за счёт борделя, то это всего лишь эксплуатация других женских тел, не более.
Именно благодаря женским образам я понял, что Юй Хуа не преуспел в создании полноцветных трехмерных персонажей. Скорее, его целью всегда было рассказать историю Китая, поэтому каждый из героев - лишь лакмусовая бумажка, окрашенная нужным цветом. Они заслуживают внимания как идеологические, а не реалистические. Любая часть этой истории аллегорична, в чем легко убедиться, если читал классические китайские романы, ссылками на которые пестрит текст. Любовный треугольник подозрительно напоминает ситуацию в "Сне в красном тереме", Бритый Ли - вылитый Сунь Укун, а Сун Ган в некоторых эпизодах цитирует Лю Бэя. Всё это прекрасно и удивительно, но подводит к проблеме культурного кода. Если б у нас главного героя романа звали Ванёк, то китайский читатель в переводе, полагаю, не понял намёка. Так что все мы немного ВанькИ, видящие лишь понятные и доступные пласты социальной сартиры. Трудно найти иные толкования в романе, где всего через край, с избытком: слишком похотливы, слишком очевидны, слишком несгибаемы... Герои должны напоминать читателю людей, которых мы знаем или видели, нас самих. Парадоксально, но если по отдельности персонажи распадаются на молекулы, то вместе - вполне достоверная толпа в базарный день. Притиснет к стене, сшибёт с ног, порвёт рубаху, поделится вкусными ароматами подмышек, да ещё и кошель куда-то денет.
Юй Хуа показывает нам Китай разрушенным, испорченным, коррумпированным, непристойным, но юморным, чёрт возьми. И я не знаю, верить ли ему в этом или нет.
OH, East is East, and West is West, and never the twain shall meet,
Till Earth and Sky stand presently at God’s great Judgment Seat.

Ух - что это была за книга! Будто целую жизнь с героями книги прожила. При том, что с автором я знакома - и просто обожаю его книгу Юй Хуа - Жить . В ней целая жизнь одного человека - будто упакована в резную шкатулку. Здесь - жизнь уже целого поселка под названием Лючжень - которая раскрывается, как веер (или разрастается, как опара).
Первое, что стоит сказать об этой книге - это стиль повествования. Крайне необычный и изобретательный - и хорошо переданный даже в переводе. Легче всего представить - что рассказ ведет деревенский сплетник в стиле "Щас я тебе расскажу" Буквально персонажем этой сцены я себя чувствовала. Рассказчик - за словом в карман не лезет, и может сдобрить свою речь (помимо очень к месту выглядящих в тексте "ихний" и "щас") и бодрым матерком. Об этом надо упомянуть отдельно - что подача у книги такая - искренне-агрессивная, и - ничто человеческое ей не чуждо. Но...
Братья - это Сун Ган и Бритый Ли. Братья они сводные - сошлись мама Ли и папа Сун. При том при таких обстоятельствах - практически трагикомичных. Да - я так обозвала рецензию - "трагикомедия", потому что иногда описываемые события были настолько смешными - что я хохотала в ночи гиеной. А иногда были события настолько трагические - что перехватывало дыхание.
Забыла - что началась книга немного не с этого. А с того - как Бритый Ли подглядывает в нужнике - за женскими попами... Ну класс, здрасьте - что 500 страниц мне предстоит читать?! Но это была такой - панчлайн - а дальше история полилась линейно. Как сошлись папаня и маманя, как мальчики - они был еще маленькими - стали братьями... И так красиво, так сочно, так ярко автор описывает своих персонажей - папаня Сун у него такой мужик, огромный и сильный, но добрый и оптимистичный. И - абсолютно низменные и житейские эпизоды вроде того, как Ли научился... мастурбировать (и подобного будет немало) с просто невероятной красоты описанием и каким-то художественным любованием. Маманя Ли в лунном свете - это была просто картина какая-то...
Я уже было подумала - что автор задумал книгу о культурной/"красной" революции в Китае, фоном пустив жизнь отдельных людей. Я читала у него Юй Хуа - Десять слов про Китай - и знала, что эта тема автора волнует. Но - все оказалось совсем наоборот: как повлияла революция на жизнь людей. Знаете, какие ко мне пришли образы? Волны, шторм, который бьет, хлещет, накрывает - а плыть надо. И получилось такое развитие - интеллигент/пролетарий. Совершенно непредсказуемо развивается жизнь героев - и я редко могла предугадать, как отзовется то или иное событие. Казалось бы, Бритый Ли, который подглядывал в начале - и жизнь его так накрыла, и мордой - и смотри... Или Сун Ган - бойкий пацан, который пристрастился к чтению, пробовал что-то писать - и...
Здесь будет все - вообще-то тут целая жизнь - и не одного человека. Любовь во всех видах и формах, падания, успехи... Помимо упомянутых братьев требует внимания персонаж Чжоу - ох уж это такой мелко-поместный китайский Остап Бендер. Лучшая сцена в романе - как Бритый Ли отбивался от целого батальона баб, которые - кто-то был его любовницами, а кто-то даже и не был - но все пихали ему детей разного возраста и требовали - признать кровинушек (ну и денег дать). Как Бритый Ли вышел из положения - это было просто шоу!!! Худшая сцена - конкурс девственниц. Ну понятно - мужики с жиру бесятся - но шутка затянулась уж слишком - словно Петросян подкирнул и пошел вразнос...
Удивительная на самом деле книга. Читается совершенно как большой классический роман - может, немного тяготеющий к латино-американским страстям. Охватывает целую жизнь от китайской революции до времен - как остроумно говорила одна команда КВН - "давным-давно - но уже при Путине".
*Путин и Ельцин там тоже упоминаются - неожиданно - и в стиле "русский с китайцем - братья навек")))
Не знаю даже - можно ли рекомендовать. Впечатляющая книга, я втянулась - но: ее прям слишком много, можно было и поменьше. Ну и подача - лихая, конечно - но может и оттолкнуть. За "Жить" - могу поручиться больше.

Лица у них так вытянулись, словно пятеро голодных чертей пучили глаза на улетающую прочь вареную утку.

Чтение - хорошая штука. Сутки не читать - хуже, чем целый день не срать.

В бизнесе оно ведь как выходит: посадишь нарочно цветок — так он цвести не будет; а случайно куда воткнешь черенок — разрастется в дерево, еще и тень тебе даст.
















Другие издания

