Набат (комплект из 2 книг)

Михаил Шевердин

Предлагаем вашему вниманию роман М.Шавердина НАБАТ в двух книгах - "Паутина" и "Агатовый перстень".

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,6

6 оценок

5
83%
4
17%
3
0%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 6Хотят прочитать 17

Рецензии

ilya687 декабря 2021 г.
Превосходный роман и один из наиболее мною любимых. Несмотря на внушительный объем, книга, действие которой разворачивается в Туркестане в начале 20-х годов прошлого века, читается на одном дыхании. Фундаментальность описания исторических событий, сравнимая с романами Генрика Сенкевича, интриги, которые не уступят книгам Александра Дюма и все это в атмосфере "Белого солнца пустыни", возведенной в десятую степень, делают этот роман, который вправе претендовать на звание Opus magnum писателя Михаила Шевердина, одним из лучших историко-приключенческих произведений советского времени. Хотя, если задуматься, это для нас происходящее в романе - уже давняя история, для автора же многие отраженные в книге исторические события были тесно связаны с его биографией, которая сама по себе примечательна.
В 1899 году будущий писатель Михаил Иванович Шевердин, когда ему было всего пять месяцев от роду, переехал вместе с родителями Иваном Петровичем и Ольгой Алексеевной Шевердиными, а также старшим братом - на тот момент трехлетним - Алексеем в столицу Туркестана Ташкент. С тех пор вся его жизнь, а со временем и литературное творчество неразрывно связано со Средней Азией. Здесь пару слов нужно сказать о причинах, подвигших чету Шевердиных на этот переезд. Иван Петрович - военный врач, по специальности - офтальмолог, после выхода в отставку решил посвятить себя подвижнической деятельности, а именно - борьбе с болезнями в том регионе, где ситуация с медициной на тот момент была наихудшей. С этой целью, предварительно выучив узбекский язык, он создает медицинский пункт в расположенном в 100 километрах от Ташкента кишлаке Тилляу в Ахангаранской долине, положение в которой было особенной бедственным, не зря же ее в то время называли "долиной смерти".
Михаил, впрочем как и его брат, после окончания гимназии в Самарканде получил высшее образование в Петрограде, после чего, вернувшись домой, вступил в Красную армию и в составе её боевых частей участвовал в борьбе за установление советской власти на территории Туркестана. В дальнейшем, прекрасно владея узбекским и таджикским языками, он возглавлял многочисленные экспедиции по Узбекистану, Туркмении и Таджикистану.
Роман "Набат" представляет из себя масштабное эпическое полотно, где автор сплетая многочисленные сюжетные линии в замысловатый восточный орнамент, рисует монументальную картину происходящих исторических процессов через судьбы отдельных героев романа. А они в книге весьма многочисленны: это и красный командир Гриневич, и сбежавшая от навязанного ей мужа дочь угольщика Жаннат, и после демобилизации вернувшийся домой с Закаспийского фронта Юнус, и Файзи Сами по прозвищу "Искусные руки", один из сыновей которого - Рустам был заживо закопан по приказу эмира Бухарского Сеида Алимхана, а другой - Иргаш - оказался на стороне басмачей, и многие другие персонажи, в том числе и отрицательные.
Но главных линий в книге три. Одна из них историческая. Героем ее является зять Халифа, один из палачей армянского и других христианских народов на территории Османской империи Энвер-Паша, он же Энвер-бей, который после поражения во внутритурецкой политической борьбе, будучи одержимым идеями пантюркизма, грезил о создании Великого Турана, объединяющего все тюркские народы.
Две другие, на протяжении всей книги то сходящиеся, то снова расходящиеся, посвящены в большей или меньшей степени вымышленным персонажам. С одной стороны это шейх иранского племени кочевников-луров ишан кабадианский сеид Музаффар, про которого так и хочется сказать: "какая глыба, какой матерый человечище" (да простят меня Лев Николаевич и Владимир Ильич за это заимствование, но в данном случае лучше действительно не скажешь). С другой стороны это - безусловно любимые герои автора - вечно находящийся в пути глазной доктор Петр Иванович и его постоянный спутник - хитроумный Алаярбек Даниарбек. Здесь нетрудно догадаться, что прототипом медика стал отец автора - Иван Петрович Шевердин, ему же он обязан своим именем, полученным обычной инверсией. Обе эти линии найдут свое продолжение в другом - написанном пять лет спустя и значительно более известном благодаря изданию в кишиневской серии "Мир приключений" - романе Шевердина "Тени пустыни"(1963), действие которого разворачивается через десять лет после событий романа "Набат". Будет там упомянута и Жаннат - всего один-единственный раз, но зато в каком качестве! Уж не знаю, кто отнес "Тени пустыни" вместе с романом "Семь смертных грехов"(1967), где действие происходит еще позже - уже во время Великой Отечественной войны, к условному "циклу о Зуфаре", но, как по мне, "Набат" и "Тени пустыни" - это, как романы Дюма "Три мушкетера" и "20 лет спустя" - читать их можно и по отдельности, но лучше друг за другом в правильном порядке. Ну, а поскольку, Зуфар действительно присутствует во втором романе и романе "Семь смертных грехов", то было бы логично объединить все три книги в один условный цикл по аналогии со знаменитой трилогией Жюля Верна, где капитан Немо и Айртон присутствуют не во всех произведениях цикла, а связывают их попарно.
Но вернемся к доктору Петру Ивановичу и его неизменному спутнику. С прототипом первого мы уже определились. Есть все основания предполагать, что джигит Алаярбек Даниарбек - тоже унаследовал свое имя от реального человека, близкого семье Шевердиных. Во всяком случае в автобиографической тетралогии Михаила Шевердина "Джейхун"(1980), "Дервиш света"(1982), "Взвихрен красный песок"(1984) и "Вверяю сердце бурям"(1988, опубликован посмертно), где все центральные герои, не исключая доктора Ивана Петровича, названы своими именами, человек с таким именем занимает важное место. Что еще интересно, в романе "Набат" в одном из эпизодов появляется женщина, которую, как и мать писателя, зовут Ольга Алексеевна. Она берет ребенка у жены Иргаша Дильаром после их переправы на туркестанскую сторону через пограничную с Афганистаном реку Пяндж. Опять же, в романе она фигурирует не как жена доктора, а как эпизодический персонаж, наделенный по воле автора именем близкого ему человека. Таким образом, главное, что тут обязательно нужно понимать, так это то, что, в отличие от означенной автобиографической тетралогии, несмотря на сходство и даже частичное совпадение имен, написанные на два десятка лет раньше романы "Набат" и "Тени пустыни" биографическими не являются. Более того, действие последнего хронологически происходит уже после смерти отца писателя, скончавшегося в Самарканде в 1928 году.
Дух захватывает от того клубка военно-политических, национально-религиозных и социальных противоречий, который представлял из себя Туркестан в то бурное время, и который нашел обстоятельное отражение в романе "Набат". Тут вам и опирающийся на турецких офицеров, ранее оказавшихся в Средней Азии в качестве военнопленных Первой мировой войны, "Верховный Главнокомандующий войсками Ислама, зять Халифа и наместник Магомета" Энвер-паша; и Совет назиров Бухарской Народной Советской Республики(БНСР), контролируемый джадидами, многие из которых также были этническими турками; и размещенные на территории БНСР красноармейцы Туркестанского фронта, представляющие РСФСР; и курбаши бежавшего в Афганистан эмира Алимхана, самым влиятельным из которых был конокрад Ибрагимбек, коего британская пресса нарекла "Узбекским Робин Гудом"(спустя 70 лет всё та же британская пресса будет петь осанну другому борцу против Советов - Усаме бен Ладену); и просто басмаческие банды, никому не подчиняющиеся. Все эти разнонаправленные силы боролись друг с другом, одновременно создавая самые невероятные ситуативные союзы между собой. И над всем этим парила тень британской разведки, продолжающей "Большую игру", в жертву которой уже были принесены сипаи Пенджабского полка - интервенты, павшие в боях с Красной Армией и нашедшие свою могилу в песках Каракумов.
Остается только поражаться, как большевикам удалось в итоге разрулить ситуацию, имея столь запутанный расклад, и выйти из нее победителями. Немалая заслуга здесь пару раз упоминающегося на страницах книги Михаила Васильевича Фрунзе, принявшего командование Туркестанским фронтом в середине 1919 года. Хотя отдельные набеги басмачей с территории Афганистана продолжались до 1930-х годов и прекратились лишь со сходом на нет их британской поддержки, в том числе и вследствие гибели Лоуренса Аравийского, чей полупризрачный образ читатель встретит на страницах "Теней пустыни", но это уже были скорее предсмертные конвульсии, чем реальная борьба. Можно как угодно относиться к большевикам, но то, что именно их власть принесла в Среднюю Азию современную медицину, всеобщее образование и человеческие права для женщин - есть исторический факт, который невозможно оспорить.
Что касается романа "Набат", то в нем гармонично всё: приключения героев ни на миг не отпускают внимание читателя, язык повествования великолепен и богат на метафоры, напоминая временами стиль сказок "Тысяча и одной ночи", речь персонажей щедро пересыпана колоритными восточными пословицами и поговорками, характеры действующих лиц запоминающиеся: независимо от того, на чьей стороне герои, равнодушными они читателя не оставят. А чего стоят постоянные очень эмоциональные кулинарные экскурсы Алаярбека Даниарбека, будь то обзор всех тридцати трех способов приготовления плова или ода джизакскому барашку. Сама атмосфера Востока, когда изысканная традиционная восточная вежливость соседствует с изуверскими средневековыми казнями, а радушное гостеприимство может мгновенно обернуться неслыханным коварством, передана изумительно. Честно говоря, с такой степенью погружения в восточную атмосферу мне не приходилось сталкиваться ни у одного другого известного мне писателя последнего столетия.
Секрет наверное в том, что автор, прожив всю жизнь в Средней Азии, отдав ей часть своей души и сам став ее частью, разговаривает с читателем не прибегая к услугам посредников, как это обычно происходит. Здесь вы получаете Восток, если так можно выразиться, из первых рук, от автора, который не только досконально знает о чем пишет, но и в состоянии аутентично передать читателю это свое знание, облекая последнее в литературную форму самого высоко класса. Сразу после книг Шевердина я прочитал "Ниссо" Павла Лукницкого и "Двенадцать ворот Бухары" Джалола Икрами на схожие темы. Сомнений нет, это отличные книги, но вровень с рецензируемой книгой я их поставить при всем желании не могу. Может быть потому, что Лукницкий не прожил в Средней Азии столько, сколько Шевердин, а Джалол Икрами разговаривает с читателем языком переводчика на русский, пусть добросовестного, в советское время других практически не было, но все же не своим собственным? Еще хуже обстоит дело с современными переводными творениями. Я не буду рассматривать откровенный мусор - многочисленные поделки в жанре восточного этнотрэша от урожденных британских и американских авторов, прочно оккупировавших рынок, как не буду называть конкретных имен в этой связи, понимая что антиреклама это тоже реклама, но даже если мы возьмем книги вроде бы даже уроженцев тех краев, результат окажется немногим лучше. Классический пример, это неимоверно раскрученный автор афганского происхождения Халед Хоссейни, в одиннадцатилетнем возрасте - еще до всех революций - вывезенный из Афганистана и позднее закончивший в США двухмесячные "курсы писательского мастерства". И дело даже не в том, что он пишет о событиях, которые имели место уже после его отъезда с родины. Просто в данном случае невозможно уже понять, где заканчивается Халед Хоссейни, а начинается американский редактор, который о Востоке знает только то, что город Александрия находится в штате Кентукки, зато прекрасно знает, что должно быть в книге, чтобы ее купил американский обыватель, равно, как и где заканчивается этот американский редактор и начинается переводчик книги на русский, о Востоке скорее всего тоже имеющий минимальное представление. Вот и имеет русский читатель в этом случае на выходе не Восток, а его третью-четвертую-пятую производную, в которой очень многое из того немногого, что там было, оказывается утерянным, и мало отличающуюся от тех книг, которые пишут авторы, на Востоке никогда не бывавшие.
В общем, подводя итог, могу только рекомендовать этот и другие романы замечательного писателя Михаила Шевердина для прочтения.
Читать далее
18
1K

Все рецензии

Цитаты

ilya686 декабря 2021 г.
Принеси тридцать три котла, поставь на тридцать три очага, разведи тридцать три огня, и я тебе, деревенщина, сготовлю за один раз тридцать три плова, и каждый плов я сварю не похожий один на другой, как не похож слон...э...э... на муху. А каждому плову я придам такой вкус, что, начав есть, никто не остановится, пока не поскоблит донышко казана и ... не лопнет.
4
386
ilya686 декабря 2021 г.
- Ха, джизакский барашек - песчаный барашек,настоящий барашек. О, он бродит по барханам,пьет соленую воду,ест колючую траву, преет летом в своей шубе, мерзнет в зимний буран, бегает и скачет, точно джейран... Вот почему мясо джизакского барана хоть и чуть жестковато, чуть жиловато, но сочно, пронизано прослойками сладкого сала и горьковатым запахом степной полыни, тает во рту и в то же время дает работу зубам и челюстям.
- О!- только мог протянуть Латип.
- А если такое мясо поджарить немножечко с едким наманганским луком, доведя до покраснения, а потом подбросить немножечко чесночку, самую малость, да подбавить туда в меру зиры и еще кое-чего, да положить желтой ургутской моркови, нашинкованной тонко-тонко... И, смотри! -вдруг закричал Алаярбек Даниарбек. - Да будешь ты гореть тысячу лет в аду в неугасимом огне, если ты, простофиля, пережаришь морковку и она потеряет свой прелестный оттенок - желтый, подобный цвету молодого месяца, опускающегося медленно за тополя садов Самарканда... Кто ест плов с перепревшей морковью, похожей на серые волосы старой колдуньи Алмауз Кампыр?! А рис! Рис надо взять пенджикентский, крупный ячменный рис, прозрачный, розовый, точно щечки прелестной таджикской девочки. Да-да, чтобы рис не имел никаких примесей и сора. Ибо одно зернышко сорняка в казане плова подобно одному грязному,похабному словечку в возвышенной газелле, посвященной любимой... Да-да, а рис надо вымыть в двенадцати чистых водах проточного арыка. И насыпать рис надо осторожно, не потревожив морковку и мясо, а потом залить водой ровно настолько, чтобы один сустав указательного пальца покрылся водой! Вода выпарится, и когда рис выступит, закопай в него айву. Одну только айву. Да-да, и смотри за огнем, чтобы не пережарить, чтобы, не дай аллах, и не переварить...
Алаярбек Даниарбек вытер шею платком.
- Ф-фу, а затем подать на уралтюбинском голубом блюде, чтобы от запаха душа радовалась... во рту горело...
Читать далее
4
323
ilya686 декабря 2021 г.
Любит восточный человек поесть. И не столько его привлекают разносолы всякие или гастрономические тонкости. Нет, протолкавшийся в толпе с восхода солнца до середины дня на базаре,он, конечно, выберет не персидский кебаб из рубленого мяса, а потребует у сидящего на улице ошпаза кусок бараньего курдюка, сваренного на пару, посыплет его красным жгучим перцем, заправит солью и пахучими травками да попросит в придачу подать мелко нарезанного репчатого, слезу вышибающего лука и залитого уксусом, чтобы в носу засвербило. Или съест он кусок прозрачного, в ладонь сала с добрыми,хрустящими корочкой лепешками из серой пшеничной муки крупного размола и потребует еще фунт жаренной с луком баранины. Все запьет миской холодного кумыса, крякнет, шлепнет себя по животу и пойдет опять толкаться по базару.
Тот, кто победнее, отправится к каля-фурушу -продавцу вареных бараньх голов и поест досыта.
Кровожадным криком "Поча хур" ("Ножки ешь") его останоит у своих подносов продавец холодца из бараньих ножек. Попробует и этого блюда бедняков, благо стоит оно гроши.
Прихватит он тут же из тазика у сидящего прямо на земле такого же бедняка, как он сам, вареного гороха на два гроша и, поев,пойдет в чайхану выпить два-три чайника чая, погреть тело и душу, послушать базарные новости. Хорошо после жирного поесть вареной сладковатой кукурузы.
А иной любитель заглянет в харчевню и заказывает сочные, брызгающие жиром манты -большие пельмени или миску машхурды, а то и бараньей похлебки из мелких зеленых бобов или бешбармака из тонко раскатанных кусочков теста с мясом.
Есть, конечно, любители более изысканной пищи. Те идут в персидскую ошхану заказать себе "пити-пити" - янтарный суп , сваренный в духовке в наглухо закрытых горшочках из красной обожженной глины. Все кушанья у перса-повара ароматны и остры. И плов он готовит иначе, чем бухарцы, которые кладут в него изюм, и урюк, и айву, чтобы приглушить запах бараньего сала.
А перс - тот сначала поджарит со всякими пряными специями и травами мясо, сварит отдельно рис и только перед тем, как подать, сложит все вместе на блюдо. Умеют покушать персы. От них не отстают и приезжие из далекой Кашгарии уйгуры. У тех блюдо всех блюд - лагман (лапша со всякими приправами), а потом самые разнообразные бюда на китайский манер.
После жирного обеда сластена найдет у кандалят-фурушей - продавцов конфет и лакомств и золотистую ореховую халву, которая вязнет приятно в зубах, и сухую - с миндалем или урюковыми косточками , и белую кунжутную, и маковую, и такую,которая рассыпается, и такую, которая похожа на тянучку. Поразительно вкусен пашмак -белые волокнистые кирпичики, одновременно сладкие и жгучие, вязкие и рассыпчатые.
"Оби дондони (зубная вода)" - зазывает владелец подноса кристально-прозрачных, ядовито-зеленых и красных леденцов с таким азартом, как будто он владелец по меньшей мере целой кондитерской. Никакой "зубной воды" у него нет,но так называются конфеты, которые тают во рту. "А вот мед с фисташками! Мед с фисташками!" -усердствует сидящий рядом, предлагая палочку халвы-хуфта с зелеными зернами фисташек.
"Нохут(горох)" ! Но это не горох, а гороховая халва, ибо объявлять о вареном горохе, в силу обычая, надо криком : "Вареный,пареный! Вареный, пареный!"
Читать далее
4
125