
"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Кутзее умер, и молодой английский журналист прилетает в ЮАР, чтобы собрать материалы для биографии известного писателя.
Биограф ни разу не встречался с Кутзее в жизни, и он сосредотачивается на периоде в жизни писателя , когда тому было тридцать с небольшим, и он жил в ветхом домишке в Кейптаунском пригороде вместе с овдовевшим отцом.
Биограф уверен, что именно на этот период приходится становление Кутзее как писателя, и интервьюирует 5 человек, с которыми Кутзее каким-то образом был связан в тот период.
5 этих интервью и составляют уникальную по своему творческому замыслу художественную автобиографию Кутзее, одного из лучших писателей современности, лауреата Нобелевской премии, дважды лауреата Букеровской премии, одного из моих самых любимых писателей, которому я желаю долгих лет жизни.
Его идея мысленно убить себя, чтобы создать отстраненный, независимый и объективный портрет самого себя, меня просто покорила.
Своим четким, сухим, потрясающим языком "Бесчестия" и "В ожидании варваров", Кутзее создает честный портрет самого себя, без прикрас, очень правдивый, очень искренний, очень интересный.
Summertime вошла в короткий список Букеровской премии, и получила много других наград. В ней действительно очень много автобиографического материала, но нельзя забывать, что все-таки это художественное произведение.
Ну и как всегда у Кутзее, кроме потрясающего психологизма человеческой личности и человеческих отношений, обязательно присутствуют глобальные вопросы современности, ну как же без них в повествовании, которое происходит в ЮАР в семидесятые годы 20 века.
Я получила огромное удовльствие от чтения этой книги, и считаю, что все, кто любят Кутзее, должны ее прочесть, чтобы еще лучше понять этого уникального писателя.

Вот хоть убей не помню почему я добавила эту книгу в хотелки! Что-то из за автора. И в игре Дайте две мне выпала эта книга. Я честно прочитала половину, больше не смогла. Слишком пресная для меня, ни акцентом, ни интриги, все очень буднично. Как рис всухомятку есть без специй и соуса. Если ты целый день только жвачку ел, то можно съесть, но не иначе. Сорян.

Я веду достаточно странный образ жизни и фактически не в курсе того, что происходит в мире, политике, я мало интересуюсь историей и совсем не интересуюсь футболом и боксом. Мне абсолютно безразлична погода за окном, курс доллара, экономические и политические колебания в обществе и, в целом, я достаточно самодостаточный и сосредоточенный на себе молодой человек. У меня нету айфона, футболки Армани и умной стиральной машины, я не езжу на БМВ или опущенном тазе. Я плохо знаю звёзд «Камеди Клаба», участников рэп-баттлов и исполнителей современной поп-сцены, — но если бы во всём этом я был бы виртуозным знатоком я бы скорее всего не смог бы оценить творчества Кутзее и не стал бы его читать, а это была бы потеря потерь, ибо Кутзее — один из эталонов современной литературы, который перенял всё лучшее от прошлой литературной традиции, развил это и выдал на выходе продукт высочайшего класса. Поэтому, друг мой, читающий эти буквы, если ты не подходишь под описание выше, то не бери в руки трудов Кутзее, они тебе покажутся скучными, непонятными и неинтересными. Смотри футбол, слушай шутки юмористов и болей за своих рэпперов. Если же описание выше хотя бы частично про тебя, а твой грецкий орешек не превратился в фундук под действием современных медиа, то сделай себе в маст-рид списке заметку об этом интересном писателе.
Итак, перестаю себя хвалить и буду разим глаголом, как серпом по яйцам — Кутзее можно назвать синтезированной реинкарнацией Достоевского с Толстым одновременно. У него есть эта толстовская основательность и размеренность, какая-то простота и в то же время глубина, эта вот старческая брюзгливость и всё такое прочее толстовское. С другой стороны есть тонкий психологизм (на грани психоза) Достоевского, вся эта бешеная метафизика, которая просто сводит с ума героев и читателя, хватает тебя за твою эпистомологическую неуверенность и тянет в чёрную пучину экзистенциальной безвыходности.
Кутзее крайне депрессивен. Такая экзистенциальная депрессивность, безвыходность, бессилие, упадок. Не тупое подростковое и не тупое трендовое «всё плохо, мир прогнил, я не нахожу себя», а такое основательное и фундаментальное; Кутзее не симулирует и не обманывает. Он очень мрачный и честный. Писать он начал в сильно зрелом возрасте и во всех его произведениях ощущается какая-то старческая фатальность, ощущение ушедшего времени. Читать его всегда тяжело, он постоянно переходит от незамысловатого расслабляющего сюжета к тяжёлым и путанным метафизическим страданиям героя.
Мне мой коллега как-то сказал: ты не будешь никогда счастлив, потому счастливы могут быть только идиоты, которые не видят реальной картины мира. Посмотрите вокруг: кто счастлив на самом деле? Любой, хотя бы немного одарённый интеллектом человек, будет вечно сомневающимся и страдающим, в то время, как идиоты уверены в своей уникальности и правоте, не сомневаясь, колотят бабки бизнесом и отдыхают в тёплых краях на яхтах. Это не они тупые, это мы… не приспособленные. — Книга о таком вот как раз гражданине. Умный, интеллигентный, простоватый и немного неуверенный в себе. Человек, всеми силами пытающийся не быть средним классом, герой романтический, но всё больше и больше увязающей в этом самом среднем классе и обыденности.
К чему идёт средний класс? Куда катится интеллигенция? Туда же, куда катится и элита общества, и быдло, и дикие племена Амазонии — к смерти. Кто-то с рефлексией, кто-то с циррозом, кто-то со всем этим вместе.

"Однако, если он намерен заняться прозой, надо идти до конца и стать джеймсианцем. Генри Джеймс - вот пример писателя, вознёсшегося над всем национальным. По сути дела, далеко не всегда ясно, где происходит то, что он описывает, - в Лондоне, в Париже, в Нью-Йорке, - так высоко воспаряет Джеймс над механикой обыденной жизни. Его персонажам не приходится платить за жильё, они явно не имеют нужды держаться за работу, все, что им требуется, - это вести сверхъестественные по утонченности разговоры, в которых власть переходит от одного собеседника к другому шажками настолько мелкими, что они почти неуловимы, приметны лишь для хорошо натренированного взгляда. Когда же шажков набирается достаточное число, выясняется вдруг, что распределение власти между персонажами рассказа изменилось (voula!) необратимо. И все: задачу свою рассказ выполнил, можно ставить точку".

Студенты, проходящие педагогическую практику в школе, распространяют легенды о посвящении и о том, что бывает во время посвящения. Мальчики-африканеры шепчутся об этом так же взволнованно, как о порке. То, что он слышит, вызывает у него отвращение: например, при посвящении разгуливают в подгузниках или пьют мочу. Если нужно пройти через это, чтобы стать учителем, он отказывается быть учителем.

Не к тому ли и сводится взросление: ты перерастаешь томление, страсть, все порывы твоей души?










Другие издания


