
Книжные ориентиры от журнала «Psychologies»
Omiana
- 1 629 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Спасибо тебе, Иделия, за такой замечательный совет, каждой строчкой наслаждалась. Такая замечательная, полная тепла книга, хоть не всё в ней про доброту. (замечательная - это слово всей рецензии на книгу))) )
Книга и правда для людей от 8 до 80 лет. Там приключения, которые понравятся тем, кто помладше, и тепло воспоминаний детства — то, что оценят те, кто постарше. Интересно написана книга — как будто бы от лица ребёнка, но потом оказывается, что это воспоминания взрослого человека. И человек своё детство вспоминает светло, с любовью, хоть мог и озлобиться — всё же его родители в интернат отдали и сами уехали, — но там нет обид, нет враждебности, там поющее детство, защищённое, детство, где проявляешь себя, и проявляются на твоих глазах другие люди, твои первые уроки — чтобы увидеть людей и узнать самого себя.
Замечательная книжка, которая вроде бы начиналась опасливо — как так, человек оказывается вне дома, в интернате, это ведь всё равно что в детском доме, думаешь ты, потом проявляется детективный сюжет, и ты за голову хватаешься от наивности ребёнка. Да, 1990-й год, но ты себя помнишь, ты была такой же, ты выросла в стране, где доверяла взрослым, у тебя и в мыслях не было, что если он говорит «я покажу тебе собаку», что он не собаку тебе покажет, ты не боялся, ты был защищён всеми взрослыми. Это потом взрослые перестали защищать, это теперь приходится детям бояться каждого человека. Неудивительно, что теперь не все понимают, зачем объединяться и быть к кому-то добрым. И всё это, в конечном итоге, приводит читателя туда, где важно понять себя и остаться человеком.
Кратенько нырну в сюжет, чтобы было понятно, о чём я говорю. Наша главная героиня — это шестиклассница Женя Путник. Мы читаем как бы её детские воспоминания, но они рассказаны так, словно происходят сейчас, а не в когда-то. И Марина Москвина при рассказе умудряется почти лишить книгу времени — она как будто вне времени, хоть проскакивают знакомые очертания, когда ты примерно представляешь, какой год на дворе (хотя бы отсутствие мобильника у детей и работающая телефонная будка), но этого так мало и так незаметно, что читателю, в этом времени не побывавшему, вряд ли год представится. Родители нашей героини вынуждены отправить девочку в интернат — временно, потому что уезжают на заработки в Приэльбрусье, но для девочки это становится, конечно, испытанием. В чужом месте, среди новых людей, Женя учится не терять себя. Когда в интернате пропадает ушанка завхоза-трудовика, Женя, мечтающая стать инспектором уголовного розыска, берётся за расследование. Берётся серьёзно, с нарушением правил интерната, который не позволяет детям выходить за его пределы, но для дела надо. И благодаря этому расследованию она лучше узнаёт людей — и тех, что за пределами интерната, и тех, что находятся в нём самом. И себя она тоже узнаёт, и, судя по уже взрослой героине, это помогает ей в жизни сильно, потому что она и взрослая остаётся верна себе.
Марина Москвина пишет так тепло и так понятно, что ты вспоминаешь, как у тебя это было, и — бац — ты сам в детстве, с приключениями и воспоминаниями о том, как тебя тоже раз — и брали в компанию, и ты становился не одним человечком без родителей, а птицей в стае, где тебе всегда готовы были помочь (ох, сколько у нас было разъездов… и пока родители на новом месте не устроятся, мы с братом жили ну у кого придётся — я тут не совсем Женя, у меня был свой птенец-брат, а у неё брат был слишком занят, чтобы она чувствовала себя в его связке):
Эта замечательная книга. Она прикасается к тебе, и ты словно оживаешь, вспоминаешь о важных вещах — о том, почему они дороги и важны. Что справедливость — это не за тем, чтобы наказать, а чтобы понять и вернуть человека себе. Что маленькие поступки, бывают, да и есть, важнее самых громких слов. И всё это написано легко, с такими чудесными образами, с большой любовью, с тонким юмором и знанием детской психологии (иначе самого себя в книжке было бы не узнать).
Женя, да и все дети в книге, вышли живыми, думающими, чувствующими — нет картонности, нет замыленности. За всем текстом — ощущение света и бережности. Иллюстрации Леонида Тишкова интересные, хоть это не совсем то, что я люблю, но они тоже приоткрывают книгу — то, что в ней есть и причудливость, и нечто тёмное, и при этом есть сказочность. Я повторюсь, но книжка замечательная. Мне кажется, она как история про жука, когда автор, как тот самый парень лет семи, встала над воспоминаниями из детства и предупреждает взрослых — не раздавить их, ведь там они сами, и они никуда не пропали:

Если невнимательно, что называется, мимоходом, прочесть аннотацию этой книги, то можно сделать крупную ошибку. Потому что эта книга лишь притворяется так называемым подростковым детективом — то есть той самой продукцией, что буквально заполонила полки книжных магазинов, отведенные под юношескую литературу. Подобные творения соседствуют там с современными переизданиями классики и модными опусами в жанре фэнтези, бывают разной степени успешности и вычурности. Нет, повесть Москвиной, повторюсь, не является детективом. Тогда что же это? Ну, я думаю, что это рассказ о взрослении, когда повествование о школьнице вдруг превращается в воспоминание, которое автор ведет от первого лица. И ты думаешь — так что же это, воспоминание о советском детстве или фантазия о том, как бы всё могло сложиться у персонажей? Выдумка, рассказанная образным языком, или реальность, облеченная в художественную форму? Я думаю, что компромисс между двумя этими версиями состоит в том, что все верные, хорошие слова, или, даже можно выразиться так — заветы для совсем юных (да-да, и фраза про жука), высказаны от лица взрослого человека, уложены в талантливо смастеренную для этого случая форму; а вся, если можно так выразиться, «наглядность» — те повседневные и красочные образы да события, которые предстают в повести, то, что видишь каждый день, и не можешь высказать, потому что обыденное быстро затирается и его вообще трудно поймать на кончик писательского пера — так вот, всё это и есть взгляд юности.
Потому-то и приводит в восхищение эта книга, что житейские наблюдения полны мудрости — той, что прячется до поры до времени за маской ироничного пересказа будничных происшествий. Хотя... Что же может быть будничного, спросите вы, в похищении личного имущества персонала интерната? Ну да, была украдена шапка, а потом выяснилось, что вещь эта не совсем обычная, вернее, не совсем рядовым является способ её создания, а ещё в повести есть опрос свидетелей, сидение в засаде, погоня за преступниками... Хм, кажется, я ошиблась, это всё-таки детектив. Только не того рода, когда главной целью является торжественное запирание тщательно отловленных преступников под замок — вот с этим в повести напряжёнка. Может, кого-то это и может расстроить, но меня — нет. Потому что это особая разновидность жанра — неспешный детектив. Когда главное и самое интересное — не поиск улик и свидетелей детективом-любителем, которым и стала Женя с говорящей фамилией Путник (та, что мечтает в будущем стать милиционером), а то, что этот юный дилетант в области сыска видит и слышит во время своих небольших путешествий в стенах интерната, на улицах города, в музее и в электричке, что чувствует этот человек. Кстати, преступники, может, и будут изобличены и отловлены, да вот только к каким-то последствиям это приведёт? Спасением становится финал — такой обычно называют открытым. Да ещё фраза, которую можно считать и предостережением, и напоминанием — для тех, кто шествует мимо и не смотрит внимательно под ноги — и просто находкой автора и читателей: «Не наступите на жука».

Чтобы понять эту книгу, наверное, надо было бы пожить в советское время. Ну или хотя бы в реальности, когда родители могут отдать ребёнка в интернат, чтобы обжиться на новом месте. В моей реальности есть только история, как моя бабушка отправляла моего папу на всё лето в лагерь. И вот он там все три смены маялся и придумывал, что бы учинить, чтобы родители его забрали домой. Он не мог смириться с тем, что нужно три месяца жить в неродном месте. А вот героиня как-то быстро приняла обстоятельства, даже с пониманием отнеслась к маме. То есть пропасть в понимании у нас здесь колоссальная.
Или, чтобы понять эту книгу, надо как-то проникнуться слогом автора, понять её переходы с первого лица на третье. Тут я правда не особо поняла замысел этих переходов. Писательница вспоминает своё детство и то отстранённо, то очень лично повествует? Или это стиль? Если стиль, то мне не хочется такое читать, если задумка, то для меня она как-то не органично вплетена.
А может, чтобы понять юмор этого произведения, нужно пережить подобное одиночество в подростковом возрасте? Пережить это единение с детьми, которые отвергнуты родителями? Тут я тоже не нашла точек соприкосновения. Хотя подростковый возраст у меня не гладко прошёл, что-то я об этом знаю.
Может нужно что-то ещё понять, чтобы книга вызвала добрые чувства в душе, но у меня не случилось это понимание. Мне было сложно читать из-за того, что мысли скачут, шутки непонятны, герои не интересны. Не в то время не в тот час я взялась за чтение, видимо.

Я люблю отплывать, менять курс, переезжать с места на место, а то надоедает один и тот же вид из окна. Особенно хорошо лежать на верхней полке в пароходе, поезде или лететь в самолете, когда мимо окон проплывают незнакомые дома, реки, облака. Вот это я люблю. Мне нравится плыть, и плыть, и плыть, и ощущать, что пропускаешь школу.

...мир, считал он, это театр, где взрослый — режиссер, а дети — актеры. Взрослый распределяет роли, ребенок играет, вживается в образ, импровизирует. С годами сам черт не разберет, где он — где роль, порученная ему кем-то в детстве, порою злонамеренно или по глупости.
Встречаются «режиссеры», говорил Григорий Максович, которые как-то умеют внушить человеку, не вполне уверенному в себе, ощущение полного убожества.
Что выйдет из Веры Водовозовой, если ее папа без конца твердит, что Вера — «спиногрыз»! И это еще самое безобидное!
Что из Алеши Грущука? Он еще не родился, когда от него на сто лет вперед все отреклись и открестились.
Что из Мочалова — при таком к нему отношении участкового милиционера?!
Есть и другие «режиссеры», развивал свою теорию Григорий Максович. Они ставят странные пьесы, где старые идеалы человеческого сердца — доброта, бескорыстие, благородство — верный залог неудач. А грубость и жадность приводят к успеху и процветанию.
Кулаками и пятками, когтями и клювом надо отбрыкиваться от этих «режиссеров». Что может ребенок противопоставить обывателю? Только независимость!

— По-вашему, кто своровал и кого обворовали, — молвила Оловянникова, — одного поля ягода?
— Мне кажется, да, — сказал Григорий Максович. — Мне кажется, все зависит от всего.
И Григорий Максович рассказал, как Рене Декарт плыл на небольшом судне по Дунаю и читал книжку. Слышит — матросы (они ведь не знали, что он понимает по-немецки) собрались его убить. Не потеряв самообладания, он осмотрел свое оружие, убедился в его исправности и принял такой дружелюбный вид, что никто не посмел на него напасть.












Другие издания

