Метаморфозы

В однотомное собрание сочинений великого русского поэта XX века Н.А.Заболоцкого (1903-1958) вошли все стихотворения и поэмы, в том числе недавно обнаруженные в архивах, избранные статьи о поэтическом творчестве и автобиографическая проза, включающая полный корпус писем из тюрьмы.

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,9

15 оценок

5
87%
4
13%
3
0%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 18Хотят прочитать 52

Рецензии

Аноним26 июня 2018 г.
Заболоцкий - это два поэта: до лагеря и после он очень разный (впрочем, и эти два периода можно разделить ещё на меньшие периоды).
Он, по всей видимости, "хотел быть понят своей страной" (и хотел быть полезен - но не как тупая обслуга) и очень сильно работал над этим, что видно по стихотворениям и статьям второй половины 30-х; эта работа и эти сомнения совпали, к сожалению, с начавшимися у него проблемами - вниманием органов к нему самому и к его друзьям-коллегам. Не знаю, кто бы тут не растерялся окончательно, - отсюда, видимо, и выступления вроде "Статьи "ПРАВДЫ" открывают нам глаза", читать которые просто больно.
При всей этой растерянности он, насколько можно судить, и до ареста, и на следствии, и в лагере оставался приличным человеком - не доносил, не оговаривал, ничего такого.
Можно только мечтать, какой бы великолепный поэт вырос из него без игры в классики на минном поле советской власти.
После лагеря это совсем другой человек. По крайней мере, в тех проявлениях, которые нам доступны (стихи, свидетельства современников и т.д.). Возможно, внутри он оставался тем же, но внешне стал хорошим, благонамеренным советским поэтом - стихи писал очень и очень хорошие чаще всего, но как будто немного не свои, даже в сравнительно редких блестящих вещах как будто полностью уже не раскрывался (это и "Прощание с друзьями", и "Кузнечик", и "Некрасивая девочка" даже, и ещё другие).
Чёрт его знает, что трагичнее - его судьба или судьба его друзей (Хармса, Введенского, Олейникова хотя бы), жизнь которых сложилась внешне куда трагичнее (Х - смерть от голода в психушке, В - смерть на этапе от голода и болезней, О - расстрел), но которые остались, по крайней мере, сами собой? На этот вопрос, наверное, ответа быть не может. И хорошо было бы, если б этот вопрос больше никогда и ни при кого не возникал. Но...
-
Об издании:
Тысячестраничный том, от которого больше толку будет тем, кто Заболоцкого уже узнал и если не полюбил, то заинтересовался (это справедливо отмечается и в предисловии). Знакомиться с поэтом по этой книжке - можно, конечно, но лучше начинать с избранного. Иначе, боюсь, отпугнёт объём - потому что тут всё поэтическое творчество, в том числе с откровенно проходными стихотворениями, которые могут размыть первое впечатление, и с разными редакциями, которые первому впечатлению тоже будут только мешать.
Составители, чтобы представить Заболоцкого наиболее полно и правдиво, пошли вразрез его литературному завещанию - акцент тут сделан именно на ранних стихах и ранних редакциях. Заболоцкий в конце жизни хотел, чтобы "Столбцы" существовали только в поздней редакции - это была бы трагедия, так что составителям - огромное спасибо. Томиков избранного с ранними стихами в их первоначальном виде до сих пор немного. Заболоцкого народ в основном знает, может, и таким, каким он хотел остаться, но не совсем таким, каким он в действительности был.
Плюс тут же - избранные статьи о поэзии, много дающие для понимания и раннего творчества, и позднего. Для понимания перелома, который в З. начался незадолго до ареста и заключения, которые его поломали уже неправильно, эти статьи тоже важны, но - говорю - читать их больно.
Составленная самим З. подборка писем из заключения (1938-1944 гг.) - тоже важная, но ужасная замена его свободной и интересной поэтической работе, которая была прервана.
Комментарий, подборка фото и документов и прочий аппарат тоже очень помогают. Но всё-таки в дополнение к этому тому, составленному по принципу "всё, что есть, и ещё чуть-чуть", стоит иметь и что-нибудь попроще.
Читать далее
9
571
Аноним24 октября 2016 г.
Большая поэзия спрятавшаяся за "Некрасивой девочкой"
Это весьма полное и качественное издание произведений великого поэта Николая Заболоцкого. Моего любимого поэта, оказавшего большое на меня личное и творческое воздействие. Но - многие тексты из этой книги для меня внове, а ещё важнее даже не публикация мало/неизвестных текстов. Важнее новая структура книги.
Дело в том, что Заболоцкий при жизни требовал издавать свои стихи в несколько неадекватном составе и порядке. Неадекватном их подлинному звучанию и значению. "Раннюю" поэзию предлагалось воспринимать, как "юношескую, несовершенную", а основное место занимали стихи написанные зрелым Заболоцким, те стихи, что сделали его популярным у широкого писателя ("Некрасивая девочка" и всякая там "душа обязана трудиться"). И раньше я очень резко не принимал его "опрощение", видимую примитивность его поздних стихов по сравнению со "Столбцами". И меня почти оскорбляла позиция самого автора, который почему-то пресловутую "некрасивую девочку" считал более совершенным произведением, чем, например "Школу жуков".
"Метаморфозы" - это издание, которое показывает Заболоцкого в развитии с хорошей текстологией и комментарием. И оно помогает более ясно увидеть его поэзию целиком. Без давления "авторского" видения поэта и без ужасающих аннотаций из советских изданий, где Заболоцкий просто напросто оболган. Именно в этом издании можно без предвзятости прочесть, например "Рубрука в Монголии".
Думаю, что восприятие любого поэта очень сильно зависит от, казалось бы второстепенных, обстоятельств чтения. Важным оказывается даже шрифт на обложке, цвет бумаги и прочие мелочи. Так я долго не мог открыть для себя Блока, читая его в неприятной книге. Так у меня возникали сложности с любимым Заболоцкий. Наконец-то есть издание полностью отвечающее моей любви к автору.
Качество исполнения книги вызывает только положительные чувства. Она красива и достаточно удобна.
Читать далее
5
325

Все рецензии

Цитаты

Аноним25 июля 2020 г.
Лодейников
1
В краю чудес, в краю живых растений,
Несовершенной мудростью дыша,
Зачем ты просишь новых впечатлений
И новых бурь, пытливая душа?
Не обольщайся призраком покоя:
Бывает жизнь обманчива на вид.
Настанет час, и утро роковое
Твои мечты, сверкая, ослепит.
2
Лодейников, закрыв лицо руками,
Лежал в саду. Уж вечер наступал.
Внизу, постукивая тонкими звонками,
Шел скот домой и тихо лопотал
Невнятные свои воспоминанья.
Травы холодное дыханье
Струилось вдоль дороги. Жук летел.
Лодейников открыл лицо и поглядел
В траву. Трава пред ним предстала
Стеной сосудов. И любой сосуд
Светился жилками и плотью. Трепетала
Вся эта плоть и вверх росла, и гуд
Шел по земле. Прищелкивая по суставам,
Пришлепывая, страною шевелясь,
Огромный лес травы вытягивался вправо,
Туда, где солнце падало, светясь.
И то был бой травы, растений молчаливый бой,
Одни, вытягиваясь жирною трубой
И распустив листы, других собою мяли,
И напряженные их сочлененья выделяли
Густую слизь. Другие лезли в щель
Между чужих листов. А третьи, как в постель,
Ложились на соседа и тянули
Его назад, чтоб выбился из сил.
И в этот миг жук в дудку задудил.
Лодейников очнулся. Над селеньем
Всходил туманный рог луны,
И постепенно превращалось в пенье
Шуршанье трав и тишины.
Природа пела. Лес, подняв лицо,
Пел вместе с лугом. Речка чистым телом
Звенела вся, как звонкое кольцо.
В тумане белом
Трясли кузнечики сухими лапками,
Жуки стояли черными охапками,
Их голоса казалися сучками.
Блестя прозрачными очками,
По лугу шел красавец Соколов,
Играя на задумчивой гитаре.
Цветы его касались сапогов
И наклонялись. Маленькие твари
С размаху шлепались ему на грудь
И, бешено подпрыгивая, падали,
Но Соколов ступал по падали
И равномерно продолжал свой путь.
Лодейников заплакал. Светляки
Вокруг него зажгли свои лампадки,
Но мысль его, увы, играла в прятки
Сама с собой, рассудку вопреки.
3
В своей избушке, сидя за столом,
Он размышлял, исполненный печали.
Уже сгустились сумерки. Кругом
Ночные птицы жалобно кричали.
Из окон хаты шел дрожащий свет,
И в полосе неверного сиянья
Стояли яблони, как будто изваянья,
Возникшие из мрака древних лет.
Дрожащий свет из окон проливался
И падал так, что каждый лепесток
Среди туманных листьев выделялся
Прозрачной чашечкой, открытой на восток
И все чудесное и милое растенье
Напоминало каждому из нас
Природы совершенное творенье,
Для совершенных вытканное глаз.
Лодейников склонился над листами,
И в этот миг привиделся ему
Огромный червь, железными зубами
Схвативший лист и прянувший во тьму,
Так вот она, гармония природы,
Так вот они, ночные голоса!
Так вот о чем шумят во мраке воды,
О чем, вдыхая, шепчутся леса!
Лодейников прислушался. Над садом
Шел смутный шорох тысячи смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей.
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее.
А свет луны летел из-за карниза,
И, нарумянив серое лицо,
Наследница хозяйская Лариса
В суконной шляпке вышла на крыльцо.
Лодейников ей был неинтересен:
Хотелось ей веселья, счастья, песен, --
Он был угрюм и скучен. За рекой
Плясал девиц многообразный рой.
Там Соколов ходил с своей гитарой.
К нему, к нему! Он песни распевал,
Он издевался над любою парой
И, словно бог, красоток целовал.
4
Суровой осени печален поздний вид.
Уныло спят безмолвные растенья.
Над крышами пустынного селенья
Заря небес болезненно горит.
Закрылись двери маленьких избушек,
Сад опустел, безжизненны поля,
Вокруг деревьев мерзлая земля
Покрыта ворохом блестящих завитушек,
И небо хмурится, и мчится ветер к нам,
Рубаху дерева сгибая пополам.
О, слушай, слушай хлопанье рубах!
Ведь в каждом дереве сидит могучий Бах
И в каждом камне Ганнибал таится...
И вот Лодейникову по ночам не спится:
В оркестрах бурь он слышит пред собой
Напев лесов, тоскующий и страстный...
На станции однажды в день ненастный
Простился он с Ларисой молодой.
Как изменилась бедная Лариса!
Все, чем прекрасна молодость была,
Она по воле странного каприза
Случайному знакомству отдала.
Еще в душе холодной Соколова
Не высох след ее последних слез, --
Осенний вихрь ворвался в мир былого,
Разбил его, развеял и унес.
Ах, Лара, Лара, глупенькая Лара,
Кто мог тебе, краса моя, помочь?
Сквозь жизнь твою прошла его гитара
И этот голос-, медленный, как ночь.
Дубы в ту ночь так сладко шелестели,
Цвела сирень, черемуха цвела,
И так тебе певцы ночные пели,
Как будто впрямь невестой ты была.
Как будто впрямь серебряной фатою
Был этот сад сверкающий покрыт...
И только выпь кричала за рекою
Вплоть до зари и плакала навзрыд.
Из глубины безмолвного вагона,
Весь сгорбившись, как немощный старик
В последний раз печально и влюбленно
Лодейников взглянул на милый лик.
И поезд тронулся. Но голоса растений
Неслись вослед, качаясь и дрожа,
И сквозь тяжелый мрак миротворенья
Рвалась вперед бессмертная душа
Растительного мира. Час за часом
Бежало время. И среди полей
Огромный город, возникая разом,
Зажегся вдруг миллионами огней.
Разрозненного мира элементы
Теперь слились в один согласный хор,
Как будто, пробуя лесные инструменты,
Вступал в природу новый дирижер.
Органам скал давал он вид забоев,
Оркестрам рек -- железный бег турбин
И, хищника отвадив от разбоев,
Торжествовал, как мудрый исполин.
И в голоса нестройные природы
Уже вплетался первый стройный звук,
Как будто вдруг почувствовали воды,
Что не смертелен тяжкий их недуг.
Как будто вдруг почувствовали травы,
Что есть на свете солнце вечных дней,
Что не они во всей вселенной правы,
Но только он -- великий чародей.
Суровой осени печален поздний вид,
Но посреди ночного небосвода
Она горит, твоя звезда, природа,
И вместе с ней душа моя горит.
Читать далее
3
387