Андрей Кожухов

Красноярск, 1955 год. Красноярское книжное издательство. Издательский переплет. Сохранность хорошая. Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский занимает видное место, как в истории русского революционного движения, так и в русской литературе конца XIX века. Человек с яркой, богатой событиями биографией, непосредственный и активный участник революционной борьбы в России 70-х годов, он был единственным писателем, воссоздавшим на основе собственного опыта и впечатлений правдивую картину этой борьбы. ...

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,0

25 оценок

5
32%
4
48%
3
16%
2
4%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 27Хотят прочитать 68

Рецензии

Аноним28 октября 2014 г.
Когда говорят о пропаганде в литературе, невольно представляешь себе развесистую клюкву о том, как хорошо строить социализм в отдельно взятой стране, уезжать туда, где в облаках комаров размером с лошадь строятся новые города, воевать за отца народов и воевать вообще. О каких-либо литературных достоинствах говорить не приходится: повезет, если красочно будет описан быт колхоза или стройки. Развитие персонажей, глубокая психология, эксперименты или классическое повествование? Не, не слышал.
Испортил ХХ век несчастную пропагандистскую литературу. Нет, конечно, выныривали из волн соцреализма иногда и сильные, возможно вневременные даже произведения, но основная масса подготовила только к тому, чтобы при мысли о чтении революционно и социалистически настроенной литературы тошнота подкатывала. Марзская балесн, по Пеппи Длинныйчулок.
Так я к чему. Здравый смысл, науськиваемый опытом соцреализма, подсказывал "Андрея Кожухова" не читать. Ему вторили все встреченные на просторах Галактики упоминания этого произведения и этого автора. Гласили они хором, что "А.К." есть глупая как пробка, скверно написанная и романтизированная пропаганда идей социализма и терроризма второй половины 19 века. Что агитка Степняка может и останется в истории, но как курьезный образец сопутствующей литературы, а не просто литературы.
В таких заявлениях есть достаточно правды, но для более справедливого суждения стоит повычеркивать эпитеты и подойти к оценке произведения без истерик.

При таком подходе обнаружится вот что. Во-первых, не идеально, но прилично выстроенный роман. Претензии у меня только к слитой до ужаса концовке. Либо автор спасовал перед сложной задачей и решил даже не пытаться как-то выдержать развязку, бросил ее на три предложения, либо там свои мотивы были - скажем, расписывать в подробностях именно покушение на царя было по политическим или конспиративным мотивам невозможно. Во всех других сценах неплохо соблюден баланс внутреннего и внешнего, действия и рефлексий, быта и возвышенного. Отдельно отмечу отличную кульминацию, которую в книге занимает история четырех повешенных, почти как у Андреева. Сцены суда, неудавшегося освобождения, казни, реакции на нее - их можно было провалить малейшей фальшью. У Степняка нашлось достаточно такта; достойно уважения то, как он справился с задачей. Некий намек, что и финальная тема ему могла бы удаться.
Во-вторых, персонажи "А.К." не такие уж картонные или железные. Да, Андрей среди них - немного облагороженный, такой, каким хотелось бы видеть несгибаемого героя-революционера, но без таких не обходилось, да и характер вынуждал его быть центром большего количества событий, чем это было бы возможно для революционера третьестепенного. Книге образ Андрея только пошел на пользу. Даже несколько карикатурные персонажи вроде Жоржа не выглядят на фоне Андрея жалко, их на удивление просто не хочется осуждать. И если образ Тани по явному неумению автора (не удалась попытка идеализирования) оказался скучным и серым, то все другие девушки движения - Вера, Вулич, Лена, сестры Маша и Катя - напротив вышли живыми и сильными. Будь им уделено больше внимания, боюсь я, Степняк бы их испортил.
Впрочем, пока читаешь "Андрея Кожухова", не думаешь особенно о грамотности сюжета и проработке персонажей. Поначалу пытаешься не путать и называть Андрея не Кравчинским, а Степана - не Кожуховым. Иногда только недоумеваешь, что так сильно не угодило всем критикам, неужели так высоки были стандарты, что книга, не уступающая в принципе современной мейнстримной художественной литературе, получила такую дурную славу. Зато почти все время оказывается банально интересно читать - вот так с подробностями, с приключеньками и одновременно идеалами, с серьезными, сложными сценами о моральном выборе или о самопожертвовании о революционерах того времени все же не так и много написано, еще меньше художественного, еще меньше - при их жизни. Я ожидала вульгарной пропаганды с дурным языком (ага, но все равно была исполнена решимости читать), а получила в меру качественный и крайне читабельный текст.
Читать далее
17
964
Аноним5 апреля 2017 г.
Если бы "Андрея Кожухова" экранизировали, мог бы получиться добротный приключенческий фильм про революционеров с тайнами погонями схватками взрывами, либо фантасмагория на тему страдающей Руси-матушки. И отдающие ницшеанством манифесты, и конспирологические подробности, и монструозная власть там есть.
Просится параллель с Чернышевским, который может и заслуженно канонизирован советской властью, но неубедителен и безвкусен. Вместо того чтобы писать роман, мог бы изложить всё по пунктам в столбик, не высасывая из пальца верочек и лопуховых. Степняк-Кравчинский такой последовательной теорией похвастаться не может, но ему и не надо: он практик до мозга костей, даже теоретические споры своих героев предпочитает описывать мельком, только для обозначения характеров. В этом огромная разница между шестидесятыми и восьмидесятыми: одни создают коммуны, другие покушаются на царя. Сам Кравчинский, кстати прославился тем, что заколол шефа жандармов старинным кинжалом и благополучно скрылся в Европу.
Персонажи получились живые, не картонные. Это приятно удивило: революционеры (что в революционных романах, что в реакционных) редко похожи на людей, а не на ходячие манифесты. Опять же Чернышевский приходит на ум, с его "разумными эгоистами" и "теоретическими разговорами" (социалист ты или капиталист, а живые люди себя так не ведут).
Вторая параллель (очень личная) - Этель Лилиан Войнич. Вряд ли Кравчинский имел бы тридцать три читателя на "Лайвлибе", не будь он другом и духовным наставником автора "Овода". Так что про их биографическую связь распространяться не буду, ограничусь литературной.
Первый роман Войнич (собственно, "Овод") вышел через восемь лет после "Андрея Кожухова", через два - после смерти Степняка-Кравчинского. И если Сергей Михайлович действительно был прототипом Овода, то Войнич воспринимала его персону совсем иначе, чем он сам. Риварес и Кожухов - полные противоположности друг другу по взглядам, темпераменту, отношению к жизни, даже внешне. Оказавшись в одной организации они бы, наверное, поладили, заценив революционную крутость друг друга, и Андрей уступил бы лидирующие позиции. Подробности переодеваний, шифрований, и освобождений друзей из тюрьмы совпадают один в один: то ли из-за того, что авторы работали вместе, то ли Лилия Георгиевна (как её звали в России) переписывала любимые места из любимого автора.
Если обращаться ко всему творчеству Войнич, со Степняком её больше роднит другой роман, наименее удачный, "Оливия Лэтам". Там настоящие твердокаменные революционеры (в "Оводе" таких нет, и в этом Этель Лилиан перепрыгнула своего учителя), такие преданные идее, что их даже не жалко. Меня зацепил только один момент: русский возлюбленный Оливии попадает в тюрьму, где умирает от чахотки, она ещё долгое время пытается добиться свидания с ним, а знающие обо всём чиновники гоняют её по кабинетам и департаментам просто так, из вредности. Очень жизненная и драматичная деталь.
У Кравчинского тоже есть такие вечно актуальные сцены из русской жизни. Особенно эпизод казни (в рецензии viciousvirtue уже было сравнение с Андреевым, спасибо автору за него), яркий и убедительный, который совсем не вяжется (в той же рецензии отмечено) со скомканной концовкой. Как будто вам долго рассказывают про влюблённых, которые много страниц не могут объясниться, и на последней странице: "а однажды они сказали друг другу об этом, поженились и жили долго и счастливо". По-моему здесь Кравчинский-писатель повздорил с Кравчинским-революционером. Человеческие чувства, которые он не глубоко, но правдоподобно изображает, и пропаганда-проповедь (о, последний абзац!) не вызывают когнитивного диссонанса только потому, что мы привыкли к соцреализму.
Несмотря на такое маленькое разочарование мои ожидания книга превысила. Правда, куда симпатичнее Чернышевского и Островского (со сталью который). Потому что про людей получилось, а не про то, как правильно жить. Автор вроде бы и проповедует, но не навязчиво, и веришь ему, даже если не соглашаешься.
Читать далее
6
1,3K
Аноним13 мая 2015 г.
Сюжетная линия "Кожухова" в первом приближении напоминает "День шакала" Фредерика Форсайта, появившийся столетие спустя. Из-за рубежа, по вызову подпольной группы, в страну прибывает нелегал с чужим паспортом, покупает оружие, узнает привычки и распорядок главы государства, выбирает место для атаки, стреляет, промахивается, пойман, казнен. Но за внешним сходством скрывается разница эпох. Шакал у Форсайта корыстен, эгоистичен, безжалостен к случайным свидетелям: он убивает и фотографа-шантажиста, и любовницу-баронессу, и ни в чем не повинную пожилую консьержку. Организации, пригласившей его, Шакал не верит: в ней полно осведомителей. Это эпоха разобщенных одиночек, без всяких внутренних сдержек. Иное дело Кожухов: им движет сочувствие угнетенным, он доверяет однопартийцам как членам семьи, отказывается убить жестокого прокурора ибо тот вышел в отставку и стал частным лицом, решается на покушение из мести за страдания товарищей. В классическом стиле выдержана любовная линия. В общем, иная эпоха, иные отношения. Интересно в практическом плане описание жизни подполья: его проблемы (казни, аресты, слежка, предатели, случайные взрывы), его дела (типографии и лаборатории, рабочие кружки, дискуссии, контрабанда книг, месть чиновникам и жандармам, освобождение заключенных). Полемика либералов с радикалами напоминает современные споры. Хорошо показаны навыки, необходимые подпольщику: уход от слежки, подделка паспортов, пиротехника, стрельба, физподготовка, тайнопись, типографское дело, медицина, риторика, стиль, психология, работа с информацией, социальные науки.
Читать далее
6
930