Подборка для ребенка (примерно с 8-9 до 12-13 лет)
bukinistika
- 1 677 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
В детстве и юношестве я всегда почему-то мечтала стать учителем. Сначала воспитателем детского сада, потом учителем начальных классов, затем учителем русского и литературы и, наконец, преподавателем музыки по классу скрипки в музыкальной школе. Последнюю мечту я даже попыталась осуществить, но вовремя одумалась... В итоге - три моих закадычных подруги таки стали учителями, а я нет! И, собственно, ни сколько не жалею о сём, если не считать отсутствие филологического образования... Кошки иногда скребут на душе, и локоть немного дразнит своей недоступностью, но, как говориться, судьба... Руки мои проложили мне дорожку в жизни, ну а детская мечта... Её ещё не поздно немного приблизить, минуя преподавание, потому как я по натуре не учитель и не люблю обучать и контролировать других...
Однако, к чему я об этом? Рассказ этот об учителе. А тема, которая меня саму не раз интересовала - а как учителю держать дисциплину в классе? Учителя ведь по натуре и психике все разные. И степень их учёности не всегда равняется способности прививать знания, как и держать внимание учеников. А к этому ещё и примешиваются вредные детские натуры, ибо все знают, что дети - самые жестокие в мире люди. Развивающийся человеческий интеллект, который ещё не контролирует внутреннюю мораль - ядерная смесь, которая подчас дорого обходится многим вполне талантливым учителям.
Так вот, некий математик, Харлампий Диогенович, который, как и Пифагор, был грек по происхождению, выбрал себе, как приём удержания дисциплины в классе, которым несколько наказывал провинившихся учеников, всеобщее осмеяние. Нет, он не позорил свою жертву, он просто слегка подтрунивал над ней, якобы остроумной шуткой или сравнением с кем-либо, а весь класс при этом начинал смеяться. Что чувствовал при этом нашкодивший по умыслу или без умысла ученик? Стыд, конечно, который потом забыть было трудно, а значит урок по дисциплине усваивался однозначно. И вот воспоминания героя данного рассказа Искандера, которому математик приписал несуществующий тринадцатый подвиг Геракла :
Возможно, и хороший метод выбрал учитель, и многим он подошёл, в качестве некоего отрезвления, особенно в детстве. Ибо, как говорил Б. Окуджава - "Когда я кажусь себе гениальным, я иду мыть посуду".
Но... Я бы не стала применять этот метод со всеми подряд, потому как некоторых, особенно в детстве, можно и ранить до глубины души и не заслуженно даже, а вовсе не исправить их мелкие огрехи, потому что мы ведь все разные... Поэтому профессия учителя очень сложна и ответственна. Ведь, учитель не только даёт знания, но и в некотором смысле "лепит" наши души.

Прекрасно и величественно море. Оно пугает и манит одновременно. Притягивает своей необозримой мощью и размером. Ты подходишь к нему, как к какому-то живому и загадочном существу, которое, шумя своим волнами, намекает тебе - стой и смотри какое я большое создание вселенной... И ты начинаешь покорно преклоняться перед этим величием природы.
Чем же оно пугает? Наверное, своей кажущейся пустотой и однообразно расползающейся картиной, уходящей за горизонт. Ты думаешь - а вот я сейчас окажусь в худой лодчонке посреди этого огромного океана и умру от страха и одиночества? Я почему-то всегда об этом думаю...
Но кажущаяся пустота - это иллюзия, поверхностный обман. Океан полон жизни. Жизни, скрытой от наблюдателя, стоящего на берегу. Он, как и мы - целый мир, который показывает постороннему лишь свои настроения. Штиль в ясный и солнечный денёк сменяется волнительным штормом в мрачную пасмурность.
И чем дальше от берегов, тем больше его независимость и красота. Он повторение нас или мы его. Это законы мироздания диктуют некую похожесть всего живого на планете. Зачем? Быть может для того, чтобы мы лучше понимали другого, а заодно и самих себя?
Соприкосновение океана и его берегов напоминает мне взаимодействие двух разных миров, как, например, двух разных людей. Будут ли при этом огромные волны, неистово бьющиеся о скалы и превращающие морскую воду в пену? Или это будет лёгкая набегающая солёная водичка, мягко выравнивающая белый песочек вдоль всего берега... А может придётся и вовсе каждый раз натыкаться на безжалостные волнорезы другой вселенной, расставленные как оборонительные укрепления и разрушающие всю красоту и гармонию естественного взаимодействия и борьбы? Бывает по-разному. Но это только берег... А все настоящие богатства находятся по разные стороны от него...
Эти строки написала я, когда вернулась из приморского городка после летнего отпуска. А сейчас, после рассказа Искандера, написанного от лица ребёнка, мальчика Чика, про которого у него много сюжетов, я их перечитала и подумала про автора этого маленького рассказа — вот ведь где настоящий талант, когда писатель незатейливым, можно сказать, детским языком повествует нам о море, которое очень любил его герой, несмотря на то, что один раз чуть не утонул в нём, а ты читаешь их почти со слезами на глазах. Отчего слёзы? От искренности. От натуральности картин, которые мягко всплывают между строк, от незамысловатой, но настоящей душевности, идущей от ребёнка, которая передаётся и вызывает собственные воспоминания о восприятии жизни в детстве, которое часто до смешного прямо пропорционально тому, что видишь, а зачастую самое верное. Правильно говорят, что в писателе должна быть божья искра, от которой у читателя наступает просветление в душе. И я почувствовала это просветление, как и какую-то мягкую душевную благость после прочтения этого маленького рассказа о море и его юном поклоннике.

Продолжаем марафон по рассказам. Далее мне встретился Фазиль Искандер, уникальный писатель, который, будучи абхазом (если не вдаваться в подробности его происхождения), всегда считал себя русским писателем и носителем русской культуры. При этом он умудрился обогатить русскую литературу неповторимым южным колоритом. В общем, прелесть, а не писатель.
Повествование в рассказе от лица мальчика, в чьей семье, согласно «восточным традициям», никто не употреблял свинину или продукты из нее. (Тут я немного задумался о том, что абхазы, вроде, православные, почитал, но там все довольно сложно и специфично). А как известно, запретный плод – самый сладкий. И вот как-то в гостях он становится свидетелем «грехопадения» своей сестры, соблазненной бутербродом с салом. Далее мы наблюдаем за моральными страданиями героя: рассказать родителям или нет? Но малейшая несправедливость (с точки зрения мальчика), и он не выдерживает. Однако реакция отца оказывается прямо противоположной его ожиданиям: гнев обрушивается не на сестру, а на него: «В моем доме предатель?»
Прошу прощения за подробный пересказ, обычно стараюсь обойтись без него, но… я бы с радостью заменил другие рассказы Искандера в школьной программе этим. Потому что идея о недопустимости предательства – это ведь одна из самых главных наших «скреп». И никакое нарушение «закона» не является оправданием иудиного греха. Не прижился на Руси Павлик Морозов, как ни старались. Не стал героем. Тимур – стал. Незнайка, и тот стал. А вот Павлик – нет. Хотя ведь тоже, во благо действовал. А вот современное поколение, воспитанное либеральными яжематерями, внушившими, что для мальчишки плакаться в юбку – нормально, что не нужно никого покрывать и т.д., это ад. Это я вам как недавний учитель говорю. Класс, где каждый стучит на каждого, лишь бы самому уйти от наказания… И вот сейчас мы это наблюдаем на государственном уровне.

1) Позже я заметил, что почти все люди боятся показаться смешными. Особенно боятся показаться
смешными женщины и поэты. Пожалуй, они слишком боятся и поэтому иногда выглядят смешными.
Зато никто не может так ловко выставить человека смешным, как хороший поэт или хорошая женщина.
Конечно, слишком бояться выглядеть смешным не очень умно, но куда хуже совсем не бояться этого.

Но урок не прошёл даром. Я на всю жизнь понял, что никакой высокий принцип не может оправдать подлости и предательства, да и всякое предательство — это волосатая гусеница маленькой зависти, какими бы принципами оно ни прикрывалось.

Смехом он, безусловно, закалял наши лукавые детские души и приучал нас относиться к собственной персоне с достаточным чувством юмора. По-моему, это вполне здоровое чувство, и любую попытку ставить его под сомнение я отвергаю решительно и навсегда.


















Другие издания

