
Интервью,биографии актёров, режиссеров, деятелей кино + книги о кинопроизводстве .
ne_vyhodi_iz_komnaty
- 491 книга

Ваша оценка
Ваша оценка
...Долго думала, какими словами вылить свои впечатления об этой книге. Я была вдохновлена Феллини, ловила взглядом слова, цепляла и не отпускала их.
Подруга Ф. Ф. собрала в одну книгу его рассказы, воспоминания — очень много из того, что услышала от режиссера. И книга написана от его имени. Как проходило детство Ф. Ф, и как кино прорастило в нем свои корни, о социальном режиме Италии 20-40-х годов, о Риме (после прочтения, для меня «Рим» стало звучать весомо и громогласно, чего не было раньше), о Джульетте и, конечно, о съемках своих лент. Рассказал о каждом своем фильме, в том числе и о тех, которые не снял. О том, каково быть (по крайней мере, в его случае) арт-хаусным режиссером, чьи фильмы разлетаются от случая к случаю то на Оскары, то на молчаливое непонимание публики. С самого начала он говорит своих снах, их необходимости, как источнике ирреальных кинообразов, то, как режиссер рисовал образы и декорации, и начинал снимать фильм, не имея прописанного сценария, а потом история свивалась сама собой и “кино творило само себя”.
Конечно, после прочтения сложилось образ своего Феллини. Очень искреннего, очень тонкого-чувствующего, немного застенчивого, с копной цветастого итальянского юмора, творящего. Думаю, что этот же образ создатся у всех прочитавших «Мой трюк — режиссура». И, может быть, он в ни малой степени похож на настоящего Феллини.
Есть люди, которые одним своим Присутствием облагораживают Мир вокруг себя.
И заглатывание их творчества, или, как в данном случае, прочтение их мыслей, философии и жизненных шуток, облагораживает читающего и прививает хороший вкус.

Каждый живет в собственном вымышленном мире, но большинство людей этого не понимают. Никто не знает подлинного мира. Каждый называет истиной свои личные фантазии. Я отличаюсь тем, что знаю: я живу в мире грез. Мне это нравится, и я не терплю, когда мне в этом мешают.
Реальность меня мало трогает. Мне нравится наблюдать за течением жизни, но она не подстегивает мое воображение. Даже будучи ребенком, я рисовал не какого-то конкретного человека, а образ, сложившийся в моем сознании.
Ведь, на мой взгляд, каждый должен хотеть быть режиссером, и будь это легко, конкуренция была бы огромна. Я говорю это себе, но не убеждаю. Я ленив — особенно в том, что мне не нравится делать. Хотелось бы иметь покровителя — как в добрые старые времена, — который сказал бы мне: «Делай, что хочешь и как можно лучше». Ведь деньги даются на определенных условиях, и поэтому я солидарен с Пиноккио, когда тот не хочет быть куклой, а хочет быть «живым мальчиком», то есть самим собой.
Мне кажется, каждому может повезти, если создать атмосферу стихийности. Нужно жить сферически — в разных направлениях. Принимать себя таким каков ты есть, без всяких комплексов. Я думаю, если попытаться понять, почему один человек счастлив, а другой нет, выяснится, что тот, кто счастлив, не очень-то полагается на рассудок. Он верит. Не боится доверять своей интуиции и действует в соответствии с ней. Вера в явления, вещи, вера в жизнь — это своего рода религиозное чувство.
В них нет ничего героического, пока не происходит нечто, что требует героизма. В повседневной жизни непонятно, кто герой, а кто — нет. Человек до поры до времени не знает, на что способен. Он может только надеяться.
В любой организованной религиозной практике слишком много предрассудков и моральных обязательств. Подлинная религия должна освободить человека и дать ему возможность самостоятельно искать Бога в себе.
Мне всегда хотелось вставить в какой-нибудь фильм историю моей первой любви, но каждый раз она не укладывалась в сюжет, и, кроме того, я боялся, что это может показаться банальным, ведь подобная мысль уже многим приходила в голову. Когда мне
было шестнадцать, я увидел девушку неземной красоты, она сидела у окна в доме неподалеку от моего. Хотя я никогда не видел ангелов, в моем представлении они выглядели именно так, как эта девушка.
Я родился практически в одно время с фашизмом. Будучи ребенком, испытал на себе влияние воспитательной системы, которая превозносила героев войны. Нам внушали, что военная форма и ордена делают людей особенными и тех, кто ими обладает, нужно чтить. Нас учили, что нет ничего более достойного, чем умереть за благородное дело, но тут я был плохим учеником. Я никогда не восхищался Муссолини. В новостях, которые шли в кинотеатре «Фулгор», он выглядел жутким занудой. Из всего его черно-белого образа мне запомнились только сапог















