Красные орлы

Книга составлена из записей дневников, сделанных автором в 1918-1920 гг. В походах и боях торопливо заносил он в тетрадь свои впечатления и мысли. Прошли десятилетия и товарищи посоветовали опубликовать этот старый дневник. В нем названы имена и показаны боевые дела многих советских борцов, ставших грудью за власть рабочих и крестьян.

Жанры

Рейтинг LiveLib

3,5

2 оценки

5
0%
4
50%
3
50%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 2Хотят прочитать 6

Рецензии

Аноним1 февраля 2020 г.
«Так говорит красный судья: «но ради чего убил этот преступник? Он хотел ограбить». Но я говорю вам: душа его хотела крови, а не грабежа — он жаждал счастья ножа! Но его бедный разум не понял этого безумия и убедил его. «Что толку в крови! — говорил он. — Не хочешь ли ты по крайней мере совершить при этом грабёж? Отмстить?» И он послушался своего бедного разума: как свинец, легла на него его речь — и вот, убивая, он ограбил. Он не хотел стыдиться своего безумия.» (Ф.Ницше «Так говорил Заратустра
«Очень огорчило меня известие о том, что наша ЧК еще летом 1918 года расстреляла как заложника Ивана Петухова. Ничем не оправданная жертва! Я знал Ивана, он не был буржуем, никогда не говорил против власти Советов.»
«Свою речь Воровский закончил словами: «Империализм спасует перед нами». И сошел с трибуны — высокий, прямой, подтянутый.»

Филипп Иванович Голиков, человек с лицом Фантомаса, с лета 1940 года начальник Главного разведывательного управления РККА. Именно этот человек, если верить легенде, слал Сталину донесения о датах нападения Германии на СССР, вкрапливая в эти самые донесения таинственное слово «провокации». На удивление, такая знаковая личность не оставила мемуаров, посвященных непосредственно Великой отечественной. Те воспоминания, которые выпустили в 2018 году, являются обычным ширпотребом, нафантазированным в угоду непритязательной публике, верящей в способность дневников материализовываться из тайников в самый нужный, исторический момент… Нам остается лишь удовлетворяться мемуарами, выпущенными при жизни Филиппа Ивановича и посвященными его криминальным подвигам во время октябрьского переворота и гражданской войны. В принципе, и этих воспоминаний достаточно для того, чтобы понять: у этого человека не было ни достаточного образования, ни способностей для того, чтобы заниматься внешней разведкой. Он долго и ежедневно пел хором ««Спаси, господи, люди твоя…», а потом вдруг вступает в литературно-философский кружок, организованный его же учителем закона божия. В кружке они прочитали и разобрали некоторые произведения Достоевского, Белинского, Льва Толстого, Михайловского. Добрались даже до Гегеля. Касались и биологических тем — читали Мечникова и Спенсера. Все это сначала подорвало, а потом и совсем разрушило его веру в бога. Интересно, что лишь после переворота в этом кружке, как пишет сам Голиков, «…добрались до главного. Взялись за изучение Карла Маркса, узнали о Ленине. Вот где разрешение наших споров, вот у кого надо искать настоящую правду жизни!» Но главное, что понял Голиков, так это то, что наши «враги — не турки или мадьяры, а богачи любой национальности, и прежде всего — русские.» Как известно, практически все учителя отказались сотрудничать с большевиками и необходимо было срочно заполнить вакуум грамотных людей хотя бы кем-либо. Голиков получает предложение стать полковым корреспондентом. Ему полагалось находиться при комиссаре и знать все, что происходит в полку, и писать о наиболее интересном в газету своей дивизии «Окопная правда» и в газету 3-й армии «Красный набат». Голиков ведет дневник, который поражает простотой описаний многочисленных расстрелов людей. «В одной деревеньке мы заметили хорошо одетого молодого мужчину. Поинтересовались, кто он, откуда? Оказывается, портной из советской швальни пермского гарнизона. Был призван в Красную Армию, но во время боев в городе сбежал домой. Дезертира вывели за околицу и расстреляли. Правильно ли это? Считаю, что правильно. Мы не могли выяснить всех причин. Но ясно одно: человек дезертировал, в трудную минуту бежал из рабоче-крестьянской армии, поступил как враг власти Советов.» Так и укреплялась власть большевиков. «В другом месте комбат товарищ Полуяхтов в гневе сам зарубил дезертира.» Замазавшись кровью, Голиков получает повышение – его откомандировывают из полка на двухмесячные курсы агитаторов в Петроград. Агитировать Голиков учился у самого Воровского. Слушал выступления Литвинова, которого Совнарком посылал за границу убедить империалистов кончить интервенцию и заключить мир. Ввиду сложностей в стране, вызванных государственным переворотом, большевики придумали выход и вышли на империалистов с предложением, от которого те не смогли отказаться:
Ввиду затруднительного финансового положения Российской Советской Республики и неудовлетворительного кредита ее за границей, Советское Правительство предложило гарантировать уплату процентов по своим займам известным количеством сырых материалов, относительно которых должно еще состояться специальное соглашение.
Ввиду постоянно обнаруживаемого иностранным капиталом значительного интереса к вопросам эксплуатации естественных богатств России, Советское Правительство было готово предоставить подданным держав Согласия горные, лесные и другие концессии на условиях, подлежащих еще точному определению, с тем, чтобы экономический и социальный строй Советской России не был затронут внутренними распорядками этих концессий.
Советское Правительство не имело в виду во что бы то ни стало исключить из этих переговоров рассмотрение вопросов о каких-либо аннексиях державами Согласия русской территории. Советское правительство под аннексией подразумевало сохранение на той или другой части территории бывшей Российской империи, за вычетом Польши и Финляндии, военных сил Согласия или же таких, которые поддерживаются правительствами Согласия или пользуются их финансовой, технической, военной или иной поддержкой.

В общем, Советское правительство было готово приступить к распродаже родины как можно скорее… А чтобы отвлечь народ от этого беспредела, выпускались идиотские постановления, например, о запрете танцев и агитатор Голиков пояснял плебсу новую политику партии. «Но я считаю, что приказание правильное. Сейчас не до танцев. В дни, когда мировой капитал хочет задушить революцию, устраивать балы с танцами, по моему убеждению, совсем неправильно.» А между тем, даже часы курсантам купить было не просто. «Пришлось и здесь обращаться к товарищам Иткиной и Зеленскому. Они выдали отпечатанные на машинке справки: товарищ такой-то, слушатель военно-агитаторских курсов, действительно крайне нуждается в часах. В магазине с этими справками считались.» Вот откуда пошла эра бюрократии, с которой впоследствии будут сражаться ленинцы, породившие ее. При описаниях зверств белогвардейцев порой находишь отдельные фрагменты в точности, описывающие в военных мемуарах зверства гитлеровцев. Почему-то, это заставляет лишь сомневаться в правдивости таких примеров. «Приезжает в волость полковник проводить мобилизацию. Отдал строжайшие приказы всем старостам, урядникам, волостному старшине. А дело — ни с места. Едва со всей волости согнали 50 человек. И то двое в последнюю минуту удрали.
Полковник пришел в такую ярость, что собственноручно поджег избы беглецов. Не дал ничего вытащить и спасти.» И да, точно так же, как во многих военных мемуарах про вов, в рассказах Голикова целые страницы посвящены перечислению фамилий убиенных белогвардейцами. Шаблон «небесной сотни» и тогда был в ходу… А еще большевики любили организовывать всяческие комиссии по расследованию белогвардейских преступлений и раскапывать могилы и массовые захоронения, которые, возможно, они сами же и устраивали. «Сейчас в Камышлове создана следственная комиссия. Она занимается расследованием преступлений белогвардейцев, вскрывает могилы расстрелянных. Мне многое рассказывали товарищи, которые присутствовали при раскопке могил. В каждой могиле — пять, десять, а то и больше человек. У трупов разбиты черепа, отсечены руки, отрублены саблями головы, у женщин штыками проколоты груди. Даже не верится, что люди способны на такое.» И вбивал Филипп Иванович в головы крестьянские кровавые истории. Временами он чувствовал себя прямо-таки Иисусом, разбрасывающим семена истины. «Порой чувствуешь: слова твои проходят мимо тех, кому они предназначены. Хмуро и недоверчиво смотрят мужики. Кажется, махнешь рукой, плюнешь в сердцах: „Да будь ты все неладно!“ — и уйдешь.» Но уйти нельзя. Надо снова и снова бросать семена и ждать, чтобы они дали всходы.»
Одной строкой: «В Москве раскрыт заговор кадетов под названием „Национальный центр“. Расстреляно 67 человек — бароны, князья, помещики, генералы. Туда им и дорога.»
Такие записи в дневнике Голикова не редкость. Дали дикарям оружие и устроили они охоту на людей. Кстати, Голиков еще очень любил охотиться. Бывало он путал белую пену на воде с лебедями. В конце войны он стал ловцом человеков - возглавил Управление Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации граждан СССР из Германии и оккупированных ею стран. Достаточно быстро это ведомство с помощью НКВД создало мощную инфраструктурную сеть — от репатриационных миссий, ищущих «подлежащих репатриации лиц» на территории Германии и оккупированных ею стран, до районных представителей или служб, отвечавших за приём советских граждан на местах. Составным элементом этой сети стали сборно-пересыльныe и проверочно-фильтрационные пункты и лагеря, которых было развёрнуто около 200 только за пределами СССР. А потом он жил долго и счастливо, как все сволочи. Аминь!
Читать далее
3
125

Все рецензии

Цитаты

Аноним1 февраля 2020 г.
Оставалось еще верст 80 до Тюмени, когда в глаз попала соринка. Боль была невозможная. Но нигде не оказалось ни доктора, ни фельдшера. Выручила пожилая крестьянка. Языком вылизала соринку из глаза. Она уже давно пользует пострадавших, как я, этим способом. Крестьяне окрестных селений хорошо ее знают.
1
92
Аноним1 февраля 2020 г.
Интересно работать с татарами. На собраниях никто не молчит. Не заметишь угрюмого или равнодушного. Говорят чинно, долго, с жестикуляцией.
Горе в одном: татарского языка не знаю. Крестьяне меня тоже точно понять не могут.
1
78
Аноним1 февраля 2020 г.
К вечеру в наших комнатах появились незваные гости. Прямо без стука заходили какие-то накрашенные и напудренные молодые женщины. Садились на стулья, на кровати. Бесцеремонно обращались к нам:
— Эй, миленочек, дай закурить, угости папироской.
Выпроводишь одних, появляются другие. Женщины эти нигде не работают и не хотят работать. Их интересует одно — нет ли у нас денег или продуктов. До поздней ночи они фланировали по коридорам.
Настроение испортилось. Гостиница показалась мне грязным притоном.
1
55