
Записки о войне
Arktika
- 249 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
«Генерал Шлемин запрашивает начальника штаба фронта:
— Товарищ генерал, разрешите подготовить к взрыву мосты. Я также распорядился готовить узлы связи, электростанцию и некоторые административные здания…
— Готовьте, но смотрите, чтобы все по закону…
— По какому?
— Чтобы потом не пришлось отвечать.
— Перед кем? Перед немцами, что ли?!.»
«— Надо же что-то делать. Мотоциклов нет. Кабеля нет. Линейные надсмотрщики изолируют сростки кабеля газетами и тряпками! В частях забыли, как выглядит изоляционная лента. С радиостанциями и питанием к ним тоже не лучше…»
Василий Прохорович Агафонов, генерал-майор, начальник связи ряда армий в годы Великой Отечественной войны.
В принципе, наивно было бы полагать, что войска связи во время войны чем-то отличались в выгодную сторону от остальных, любых частей советской армии. Здесь также было наплевательское отношение к людям, абсолютная нехватка материальных и транспортных средств. Практически, с началом ВОВ пришлось начать строительство структуры войск связи почти что с нуля. Опыта в организации проводной связи не было. Война началась для Агафонова во время так называемого «освободительного» похода советской армии, когда его 11-я армия получила приказ перейти границу и взять под свою защиту трудящихся Западной Белоруссии. После этого Агафонов был временно исполняющим начальника связи армии. Впрочем, потренироваться связистам снова не дали – в ходе очередного «освободительного» похода советские войска 15–18 июня вступили в Эстонию, Латвию и Литву. Тогда же, осознав, что в будущей войне управление войсками не может быть обеспечено только с помощью проводных средств, добились от командования округа установления «радиодней», когда запрещалось пользоваться телеграфом и телефоном для связи между штабами округа и армией. А дальше начинается обычный «кретинизм», который правильнее было бы назвать прямым вредительством, особенно принимая в расчет надвигающуюся угрозу войны. Как бы внезапно, многие предприятия, производившие аппаратуру для войск связи, переключились на выпуск другой продукции. Управлению связи с большим трудом удалось добиться увеличения поставки средств связи в армию за счет невоенных наркоматов. Когда связисты начали по собственной инициативе настраивать на границе проводную связь, то … «из Москвы прибыла специальная комиссия». Связистов обвинили «в преувеличении опасности и создании ненужной напряженности.» Связисты первыми узнали дату наступления немцев на СССР, узнали потому, что они постоянно находились на передовых рубежах, опять настраивая связь. «— Сегодня днем контрразведка задержала на хуторе литовскую женщину — стирала флаг. Нет, не советский, конечно. А в районе дислокации 188-й дивизии какой-то священник обрезал кусачками провода местной линии… Да, Василий Прохорович, скажи Рошалю, чтобы организовал охрану линий связи, а то все может полететь к черту…». Но высшее руководство никак не реагировало на сигналы. Наоборот, словно в издевку, оно в полу-приказном порядке побуждало руководство связистов направлять свои семьи на отдых в пансионаты и пионерские лагеря, расположенные у самой границы! «Все мы готовы… И командарм Морозов тоже волнуется — отправил дочь в пионерлагерь почти к самой границе. Неужели забота о семьях — паникерство? Морозов не может забрать свою девочку, он сделает это последним. Завтра же пойду к Зуеву и Рудакову, буду просить, чтобы эвакуировали все семьи… А разве член Военного совета Зуев и начальник политотдела Рудаков не просили в округе разрешения на эвакуацию? Или это тоже паникерство? Заколдованный круг, да и только!». Командующие были настолько запуганы комиссиями, расследующими случаи «паникерства», что начинали жалеть о том, что выдали боеприпасы войскам на некоторых участках границы. «— Мне доложили, что и боеприпасы выданы войскам.
— Выданы.
— Пожалуй, поторопились. Осторожнее с ними. Один случайный выстрел с нашей стороны немцы могут использовать как повод для любых провокаций.» Больше всех «страдал» командующий Северо-Западным округом Ф.И. Кузнецов. Он долго хотел забрать боеприпасы у войск, но потом все-таки решился их оставить. « Кузнецов нервно то надевал, то снимал перчатки.
— Запутанная обстановка. Страшно запутанная…
Командующий округом направился к выходу. Был он заметно расстроен, шел углубленный в свои мысли, ничего не замечал. Уже сидя в машине что-то собирался сказать начальнику штаба армии, но промолчал и только махнул рукой:
— Ладно!
Конкретных указаний он не дал. Но мы были довольны уже тем, что боеприпасы остались в войсках.» Впрочем, когда саперы по своей инициативе заминировали основные направления возможных подходов немецких войск, то им дали нагоняй. «Фирсов вздыхает, грустно улыбается:
— Да, видно, поторопился я. А теперь впору саперов посылать снова все разминировать.» В общем, все руководство было больше занято тем, как бы не оказаться крайним и не стать в последствии назначенным виновником начала войны. А детей в том самом пионерском лагере, где отдыхали и дети командующего 11-й армией, немцы просто раздавили танками… Разрешение из штаба фронта на осуществление контратак противника поступило лишь после обеда, в то время, как война началась в 4 утра… А семьи большинства остались на захваченной немцами территории, ведь эвакуацию было запрещено проводить! Следуя логике и здравому смыслу, наши войска оставили Каунас. «— Если бы мы удерживали оборону по правому берегу Немана, тогда Каунас стал бы ключом этой обороны, — отвечает Морозов. — Оставаться в Каунасе — означало бы добровольно идти в окружение. Это только на руку немцам. Наша задача сейчас, нанося удары противнику, выйти на соединение с войсками стратегического эшелона…» Но штаб фронта, узнав об этом, отдал приказ вернуться в Каунас, вернуться в «котел» немецкого окружения. В итоге произошло то, чего и следовало ожидать: и Каунас не был взят, и был потерян соседний город. Переодетые в советскую форму немецкие части захватывали один город за другим, а из-за отсутствия связи сообщить об этом не было никакой возможности. Редкие наши радиостанции немцы пеленговали и моментально высылали свои бомбардировщики для накрытия их авиаударом. Не было предусмотрено никаких шифров на момент начала войны и зачастую в руководстве фронтом не верили, что очередная радиограмма послана нашими, а не немецкими связистами. Связистов посылали не вооруженными на передовую. «— Почему без оружия? — повторил я.
— А нам, командир, только лопаты выдали. Говорили, здесь землю копать требуется, а тут, оказывается, воевать нужно.» В войсках ждали выступление Сталина, но его не было. А потом связистов, ссылаясь на нехватку радиооборудования, попросту стали использовать в качестве обычных пехотинцев. «Достаточно сказать, что к 1 августа 415-й отдельный батальон связи 22-го стрелкового корпуса имел только одну радиостанцию. Зарядных агрегатов и телеграфных аппаратов СТ-35 не было вовсе. Такое положение приводило к тому, что подразделения связи зачастую использовались как стрелковые.» Не было и полевого кабеля, не было зарядных батарей для радиопередатчиков. Вообще ничего не было. На ходу связисты учились делать обходные линии, радовались каждому куску кабеля, брошенного немцами. Позднее, сами шили теплые чехлы для аппаратов и приборов. В зимних условиях падала дальность действия радиостанции, и, чтобы повысить ее, требовались специальные антенны с удлиненными усами и штырями. Связисты овладевали приемами прокладки и снятия кабельных линий в зимних условиях.
Интересный факт: при устройстве заземлений в мерзлом грунте падает слышимость. Для устранения этого недостатка, связистам приходилось устраивать бани над местами заземлений. «Связисты теперь моются чаще всех — возле каждой баньки свой человек, осведомленность исключительная.»
Связистам приходилось не только быстро прокладывать линии, но порой еще поспешнее снимать их. Кабель ценился на вес золота, и связисты считали бесчестьем оставить врагу хотя бы несколько метров. Война уже близилась к перелому, но ситуация со снабжением связистов материалами не улучшалась. «Недоставало кабеля, телефонных аппаратов, переносных радиостанций. В полку не было ни одного исправного мотоцикла. Во время учебы мы обеспечивали связь, но в боевых условиях управление войсками могло оказаться под угрозой.»
При подходе наших войск к государственной границе СССР связисты по прежнему были лишены даже автотранспорта! «А вот для перевозки аппаратуры узла связи не нашлось и повозок. По моей просьбе командование армии выделило в помощь связистам для переноски имущества две роты из запасного стрелкового полка. Ответственным за транспортировку имущества я назначил подполковника Дудыкина.
Таким небывалым способом от Бужанки до Тырново (на расстояние более 300 километров!) было перенесено: несколько аккумуляторов на 120 вольт, зарядный агрегат, два аппарата СТ-35, два аппарата Морзе, три телефонных коммутатора (на 10 и 20 номеров), два швейцарских коммутатора, 15 километров полевого телефонного кабеля и кое-какое другое имущество.»
Вот такими подвигами связистов пестрит книга Агафонова. Это какой-то позор, но на территории освобожденных от немцев стран, связистам приходилось прочесывать дом за домом в поисках несчастного элемента питания, без которого невозможно было наладить связь в войсках! «Трудно передать, что мы с Поповичем пережили в ту ночь. Только под утро моему заместителю удалось найти батарею.
— Искали везде, — возбужденно говорил он. — И на железнодорожной станции и чуть ли не в каждом доме… На одном доме торчит антенна. Вбежал — никого. Вижу — приемник. Вырвал элементы и скорей сюда.
Через несколько минут связь с войсками была восстановлена.» А временами, читая воспоминания Агафонова, складывается впечатление, что связисты просто мешали кое-кому делать свою черную работу по ведению договорной войны! Причем аргументом мог быть любой, самый идиотский приказ. «В самый разгар боя управление тыла армии переправили на левый берег Дуная. Тут же последовал приказ начальника штаба армии оставить в отделах штаба минимальное количество офицеров, а остальных отправить за Дунай.
Это распоряжение удивило многих офицеров. А я просто не мог понять, как можно в таких условиях отправлять за Дунай связистов, обеспечивавших управление войсками? — Виктор Антонович! Вы тоже отправляете своих офицеров за Дунай?
— Ничего не поделаешь, Василий Прохорович. Приходится. Приказ. Хотя думаю, делается это без санкции командующего. С начальником штаба говорить бесполезно, категорически требует освободить штаб от лишних офицеров.»
В общем, в очередной раз приходится констатировать, что не для всех ВОВ была войной. И даже по ее завершению, руководство предпочитало «избавляться» от самых опытных и талантливых солдат, о чем с горечью и пишет в конце мемуаров Василий Прохорович, когда был вынужден посылать на верную смерть самого опытного радиста, прошедшего всю войну. «Минут через пятнадцать ко мне вошел майор Евгений Петрович Фомин. И мне вдруг стало не по себе. Почему мы всегда на самые опасные участки направляем самых толковых, почему не бережем их?.. Даже вот теперь, когда кончилась война, самый толковый, именно он, должен идти на смертельно опасное задание.» И действительно, почему? Аминь!

В те дни я не раз задавал себе один и тот же вопрос: «Почему не выступил Сталин? Когда выступит Сталин?» Мне казалось: стоит выступить Сталину — и свершится чудо, все станет иначе, все образуется, ход войны резко изменится в нашу пользу.

Думаю, радист не заметил коменданта по «принципиальным» соображениям: видимо, тот назвал его связистом, а радисты этого не любили.
















Другие издания

