
"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Знаете, есть такое академическое издание Льва Толстого, состоящее приблизительно из 90 томов, включая черновики и переписку. Незаменимое для научных изысканий, оно едва ли представляет интерес для рядовых читателей.
С книгой Геннадия Аксёнова происходит нечто подобное в силу её чрезмерной обстоятельности. Получается так, что это отличная биография, которую совершенно невозможно читать. И я пасую перед ней уже не в первый раз. Начало было положено, когда я приблизительно в начале года взял её в библиотеке, несколько раз продлял, так как при всех усилиях, казавшихся мне героическими, совершенно не смог с ней сладить. Теперь я взял её во второй раз, но, - увы, - сильно не продвинулся.
Если бы мне было необходимо написать какую-нибудь работу о Вернадском, то, само собой, эта книга была бы мне большим вспоможением, но, как рядовой читатель, не испытывающий к науке никакого интереса, и желающий только познакомиться с Вернадским, совместив это с приятным чтением - я не могу быть удовлетворён этой книгой. Да, в ней есть многое: рассказ о родителях Ввернадского, о его друзьях, среде, в которой он жил, о современной учёному ситуации в стране, о тех местах, где он жил и работал, прописан и выяснен едва ли не каждый шаг, но в моих глазах - это никакой не плюс!!! Можно говорить мало, но много, умещая бездонные смыслы в небольшом количестве слов. Но почему здесь, как в насмешку, сказано много, но много! Мало того, что книга сама по себе объёмная, так ещё и текст очень плотный. От восприятия всей этой информации голова становится похожа на готовый разорваться мешок картошки или на улей, где словно пчёлы кружат, прыгают, возникают бесчисленные факты, мысли, упоминания, а в центре этого улья матка-Вернадский. Но и это ещё не всё. Жизнь учёного - не приключенческий роман и чем дальше, тем всё сложнее становится поддерживать искренний интерес к написанному в книге. В моих Гималаях таких дождей не бывает, поэтому добавьте сюда ещё моё личное непонимание учёного азарта, погони за минералогической коллекцией и многое другое.
Вот, теперь всё.

Конкретно для меня эта биография оказалась почти бесполезной. По крайней мере научной части его деятельности в книге уделяется до обидного мало страниц. Да, автор регулярно упоминает о различных экспедициях, опытах и публикациях Владимира Ивановича. Но о конкретных его научных изысканиях почти не упоминает. Только в последней четверти книги начинает упоминаться его главное детище - учение о биосфере и ее переходе в ноосферу. При этом эта область научного знания рассматривается больше с философской точки зрения, а не с точки зрения естествоиспытателя.
Безусловно общественная деятельность Вернадского тоже заслуживает изучения. Но это уже не биография ученого. Хотя он и тут был в своем амплуа "если делаешь что-то, то делай это хорошо". На всех уровнях (от организации земного самоуправления до работы в составе Временного правительства, а затем в качестве академика в СССР) автор акцентирует внимание на противостоянии своего героя с действующей властью.
Написано все неплохо, местами даже увлекательно. Автор соблюдает баланс между своим мнением (которое я не всегда разделяю) и фактами. Стиль у него легкий, в тексте почти не используются какие-то специфические термины.
Итого: неплохая биография Вернадского как человека и общественного деятеля, но научная сторона его жизни затронута довольно поверхностно.

Впечатление двойственное. С одной стороны, хорошо, конечно, что автор показывает Ломоносова не памятником, а человеком. А с другой - уж слишком смакуются все его недостатки, и человеческие, и научные. Так и хочется напомнить пушкинские слова о Байроне: «народ с жадностью читает исповеди, потому что подлости своей радуется — он мал, как мы, он мерзок, как мы. Врёте. Он мал и мерзок, но не так, как вы. Иначе».
Кому адресована эта книга? Тому, кто любит и ценит Ломоносова? Им не понравится - слишком уж принижается его значение. Мол, слишком разбрасывался, энциклопедистом был, оттого и не вышел из него толк ни в одном направлении - гипотезу выдвинул, но не развил, догадался, но не доказал, мог бы, но времени не хватило. Или тому, кто впервые заинтересовался личностью великого ученого? Так на этой книге их интерес и прервется - зря, оказывается, нам говорят "Ломоносов то, Ломоносов это", ничего он толком не открыл, не доказал, не написал, не сделал.
В общем, читать это можно только тому, кто хочет узнать о Ломоносове больше и уверен, что не разочаруется, прочитав все эти злорадные "упреки" в энциклопедизме и пьянстве (о чем, кстати, можно поспорить - попробуйте-ка пить запойно и столько всего сделать всего-навсего за 30 лет). Странный выбор текста для редакторов "ЖЗЛ". Серия ведь подразумевает замечательных людей, а не разбрасывающихся псевдоученых.

«Если бы мне захотелось вступить в борьбу с учением, породившим зло, я бы должен был узнать сущность этого учения. Но книги, излагающие его, — тайны запрещенные. Чтение этих книг ведет в тюрьму… Так устраняются здоровые, преобладающие, явные и действительные силы русского общества. Пора заменить тайное расследование явным общественным судом и гласностью. Доверие к этим силам неизбежно для правильности дальнейшего роста общественного и государственного сознания в русском народе. Судят за чтение тайных книжек. А судить следует только за неправые дела. Верования, понятия, книжки и слова должны быть свободны, как воздух. Иначе всё может расшататься, и тайные меры тогда не помогут…»

Нам только кажется, что именно труд что-то такое создает. На самом деле только новое творчество формирует ценность. Когда говорят, что массы нечто "творят" - это такая же иллюзия, как народная музыка, народные танцы или песни. Их создает всегда один человек, и народнымии они понимаются только потому, что имя человека, сложившего песню, забылось и затерялось, она стала общим достоянием. (с. 202)

Самой яркой личностью среди профессоров Главного педагогического института был математик и механик Михаил Васильевич Остроградский, выдающийся специалист в области аналитической механики, гидромеханики, теории упругости, небесной механики и математической физики. Будучи академиком Санкт-Петербургской академии наук, он в большинстве случаев умело держал нейтралитет в войне русской и немецкой «партий»; его коллега, академик по отделению словесности А. В. Никитенко писал по этому поводу в своем дневнике: «…в сущности это хитрый хохол, который втихомолку подсмеивается и над немцами, и над русскими». Уже сама по себе колоссальная корпуленция Остроградского вкупе с незрячим глазом делала его облик не просто внушительным, но даже угрожающим. На самом же деле он был глубочайшим мыслителем и талантливым чудаком, вокруг которого роилось огромное облако легенд и анекдотов. Впрочем, эти истории (многие из которых он сам придумывал и разыгрывал, подчас втягивая в спектакль половину Петербурга) бледнели на фоне реальных событий его жизни. Взять хотя бы тот факт, что, закончив Харьковский университет и столкнувшись с чиновничьими проволочками при выдаче кандидатского диплома, он попросту потребовал вычеркнуть его имя из списка выпускников и отправился заново учиться в Парижский университет, где, конечно, интересовался последними достижениями в области формирования математического аппарата теорий упругости и распространения тепла, а также математической теорией электричества, магнетизма и теорией распространения волн. Это обстоятельство, наряду с невероятной оригинальностью поведения — странный русский игнорировал не только большинство лекций с экзаменами, но и саму необходимость получения диплома, — сделало его вхожим в дома виднейших французских ученых, включая математика Огюстена Луи Коши, который вообще-то терпеть не мог современную молодежь. Как-то незаметно Остроградский стал своим и на еженедельных собраниях Французской академии наук. Как-то его отец, очень бедный полтавский дворянин, то ли забыл, то ли не смог выслать ему в срок деньги. Остроградский, задолжавший хозяину комнаты, был посажен в долговую тюрьму, где написал сразу ставший знаменитым «Мемуар о распространении волн в цилиндрическом бассейне». Коши снабдил работу восторженным откликом и представил в «Memoires des savants etrangers a l'Academie» («Записки ученых, посторонних Академии»), где она вскоре была опубликована, и поспешил выкупить будущего академика из тюрьмы за собственные деньги. Впоследствии Михаил Васильевич предпочитал поддерживать миф, что в тюрьму он попал за буйство и кутежи, а выкупился оттуда сам, став обладателем фантастического гонорара за вышеназванную статью.














Другие издания


