Логотип LiveLibbetaК основной версии
Обложка
User AvatarВаша оценка
5
(4)

Beksińscy. Portret podwójny

Магдалена Гжебалковска
„Zdzisław Beksiński nigdy nie uderzy swojego syna. Zdzisław Beksiński nigdy nie przytuli swojego syna”. To nie jest książka o znanym i modnym malarzu, który malował dziwne i straszne obrazy. To nie jest książka o jego mrocznym synu, który fascynował się śmiercią i tak długo próbował popełnić samobójstwo, aż mu się udało. Ani też książka o obsesjach, natręctwach, fobiach i artystycznych szałach. Ani też o karierze, pieniądzach, wystawach i krytykach. To nie jest książka o dziwnych uczuciowyc...

Рейтинг LiveLib

5,0
4 оценки
  • 5
    100%
  • 4
    0%
  • 3
    0%
  • 2
    0%
  • 1
    0%
User AvatarВаша оценка
Прочитали 4Хотят прочитать 2

Рецензии

  • Аватар пользователя
    Аноним25 декабря 2014 г.

    «Зджислав Бекшиньски никогда не ударит своего сына. Зджислав Бекшиньски никогда не обнимет своего сына», — гласит аннотация, и это не худший из возможных дисклеймеров. Можно было банальненько написать, что один рисовал темноту, а другой в ней жил. Или рассказать, как младший переживал клиническую смерть, а старший спрашивал доктора — «Нужно ли будить?» (Доктор сказал — нужно.) И как годы спустя младший умирал в своей квартире, а старший стоял на лестничной площадке. (Между ними была дверь, запертая изнутри; доктора не было.)
    Но два Бекшиньских в одном предложении не уживаются, как его ни строй. А фотография на обложке — монтаж.

    Вообще я книгу хотела полистать и поставить на место, в чем тогда и созналась подоспевшему продавцу. Созналась также, что по-польски не читаю — о том, что дома у меня две с трудом купленные биографии Кловиса Труйя на французском, из всех премудростей которого я помню только «la plume de ma tante» (и за то спасибо Линде Блэйр, а не Наталье Альбертовне), — умолчала. Труйя люблю, к Бекшиньскому равнодушна, вот и все. Продавец пригрозил, что кто-нибудь книгу уведет у меня из-под носа. Хорошую книгу! Вокруг тусовались одни монахини и родители с детишками, но я убоялась и купила. Попробуй, шепнула мечта гггг. Хорас Уолпол для таких штук слово придумал специальное.

    Поскольку З.Б. и Т.Б. писали письма и дневники с настоящим остервенением, лестные эпитеты в адрес Гжебалковской я поначалу зажилила — а где же манипуляции? кража улик? шантаж свидетелей? где придурочные озарения в духе «мы не знаем точно, чем Мастер занимался в этот день — но давайте на секунду представим...» (пил колу, рисовал, втычил в гаджеты, — и все документировал, чтоб кому-то представлять было легче, хах). Как без этих прелестей ЖЗЛ может быть чем-то отличным от справочной литературы? Может. Необходимость собрать в кучу все, что З. и Т. после себя оставили — даже если допустить, что это задача из простых — ничто по сравнению с необходимостью ответить на жутковатый вопрос, который некогда даже агатыкристиного Пуаро заставил нервничать: виноваты все или никто не виноват? Писательница свое решение не озвучивает, но чувствуется, что оно принято, и что именно оно сделало из 400-страничного документа историю, от которой моя внутренняя баньши исполняет кавер на Death - Pierce Me.

    Вместе с тем это угарнейшая и гонзоватая книжка — понятно, что над тем, как отца Зджислава по ночам навещали гномики, а самого будущего художника душила Богоматерь, смеяться как-то гнешновато, но над историей о том, как З.Б. получил по морде от одноклассника, не готового смириться с тем, что пан Йезус был евреем (а не поляком), я уже в голос. На отрывках, где речь идет о постыдных радостях типа кинишек (студия Хаммер ^^), книжек (Маргарет Олифант ^^) и музычки (я тоже, я тоже никак не вырасту из XIII.Stoleti! ^___^) - вообще мощнейший раппорт. Но с Томашем в меньшей степени. Трудным подросткам симпатизирую, гм, с трудом. Вообще он покончил с собой на пятом десятке, но первая попытка — в 19 лет — наверное, в чем-то и удалась. Томаш остался девятнадцатилетним, а тень, рыдая, побрела по болотам.

    А картины — не знаю, не знаю; «Иисусы» Тиссо (особенно эти два) меня приводят в больший ужас, чем любой из антайтлдов Бекшиньского с костями и крестами, - а любить художника, который не заставляет тебя нервничать — самообман же какой-то. Но сам факт того, что на них неизменно мир, где все — лучшее и худшее — уже позади, восхищает и беспокоит. Может, именно к такому миру стремился отец в своих навязчивых повторениях, а сын — от такого — убегал в своих. Может, наоборот.

    Впрочем, есть и такой вариант...


    Впрочем, есть и такой вариант.

    Официальная биография о проходе сквозь асвенцум, естественно, умалчивает.

    Читать далее
    16
    201
Все рецензии

Подборки с этой книгой

Все подборки