
Топ-623
Brrrrampo
- 623 книги

Ваша оценка
Ваша оценка
Сперва наталкиваешься на ядовитого Дерриду, потом появляется размахивающий руками Бодрийяр и думаешь: все, надо уже завязывать с этими постструктуралистами, все какая-то мелкая вода, но тут появляется Фуко, и ты как будто бы падаешь сразу, падаешь, и он хватает тебя в свои большие философские руки, и дальше какой-нибудь романтический момент (глава номер три), и ты летишь, летишь по тексту как габриель, и это теплое спокойное небо - его повествование, там, где можно подумать, не боясь неожиданного падения, и только хочется иногда немного выше полететь, но это горизонтальное небо, и надо просто парить, как в художественной литературе, наслаждаясь чувством вкуса и тонким дерзанием мысли.

Вот с Фуко у меня всегда такая проблема - не знаю, может быть, отчасти в переводах дело, - такой, казалось бы, задорный дядечка, а пишет как романист XIX века какой-то. На фоне прозрачной ясности какого-нибудь Барта или темной, но мерцающей проблесками и перекличками туманности более радикальных постмодернистов письмо Фуко (именно письмо, а не идеи) кажется очень консервативным и часто ммммм очень занудным. А "Слова и вещи" к тому же - одна из самых "философских" и сложных его книг, где он почти не катается на любимых коньках (вот люди ставят сюда в тэги слово "дискурс", а он здесь даже почти не про "дискурс", его "эпистема" - это нечто другое, более общее и даже, пожалуй, предшествующее дискурсам). Вощим хотя она и передвинула кое-что у меня в голове и, как гритца, offered a new perspective, я изрядно задолбалась ее читать.

Сборник пространных французских лингвистических разглагольствований французского философа-педераста об абстрактном языке (не французском!) – с привязкой к непривязываемому или малопривязываемому: политэкономии, таксономии, изобразительному искусству, ботанике, биологии и проч., – и ценных, думаю, лишь для его французских последователей-философов (необязательно педерастов). Словосочетанием «Слова и вещи» обозначают метод в сравнительной лингвистике, предложенный немецкоговорящими исследователями языка, и используемый для реконструкции протокультуры и праязыков. Суть его вкратце: если в реконструированном праязыке есть слово, значит должна быть и вещь, которую оно обозначает, ведь носители праязыка были с ней знакомы. Гениально!
Глубоко сомневаюсь, что 17 тыс. французов, опрошенных для составления списка великих книг ХХ века по версии Le Monde, действительно считают этот текст великой книгой. Это к вопросу о составлении всевозможных списков великих книг.

гуманитарные науки появились в тот момент, когда в западной культуре появился человек — как то, что следует помыслить, и одновременно как то, что надлежит познать

Для классического мышления деньги — это то, что позволяет представлять богатства. Без таких знаков богатства оставались бы неподвижными, бесполезными и как бы немыми; золото и серебро являются в этом смысле творцами всего, что человек может страстно желать. Однако для того, чтобы иметь возможность играть эту роль представления, нужно, чтобы деньги представляли свойства (физические, а не экономические), которые делают их адекватными своей задаче и, следовательно, дорогими. Именно в качестве универсального знака деньги становятся редкими и неравномерно распределенным товаром: «обращение и стоимость, предписанные любым деньгам, — вот истинная доброкачественность, присущая оным». Как в плане представлений знаки, которые их замещают и анализируют, должны сами быть представлениями, так и деньги не могут означать богатств, не будучи сами по себе богатством. Но они становятся богатством, потому что они являются знаками; в то время как представление должно сначала быть представленным, чтобы затем стать знаком.

Порядок богатств, порядок природных существ раскрываются по мере того, как среди объектов потребности, среди видимых особей устанавливаются системы знаков, позволяющих одни представления обозначать через другие, позволяющих возможность деривации означающих представлений по отношению к означаемым, расчленения того, что представлено, приписывания определенных представлений другим. В этом смысле можно сказать, что для классического мышления системы естественной и теории денег или торговли обладают теми же самыми условиями возможности, что и сам язык. Это означает две вещи: во-первых, что порядок в природе и порядок в богатствах в рамках классического опыта наделены тем же самым способом бытия, что и порядок представлений, как он обнаруживается посредством слов; во-вторых, что слова образуют достаточно привилегированную систему знаков, когда дело идет о выявлении порядка вещей, для того, чтобы естественная история, если она хорошо организованна, и деньги, если они хорошо упорядочены, функционировали наподобие языка.












Другие издания

