Черная книга

В 1947 году в Москве должна была выйти книга, подготовленная известнейшими советскими литераторами и журналистами (Маргаритой Алигер, Вениамином Кавериным, Рувимом Фраерманом, Виктором Шкловским и другими) под руководством Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга. По замыслу Эренбурга, в этот сборник должны были войти "рассказы спасшихся евреев, свидетелей зверств, немецкие приказы, дневники и показания палачей, записки и дневники укрывшихся. Не акты, не протоколы, а живые рассказы должны показать глу...

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,4

197 оценок

5
62%
4
26%
3
8%
2
4%
1
1%

Ваша оценка

Прочитали 258Хотят прочитать 1106

Рецензии

Аноним10 мая 2015 г.
”Живым в руки не сдаваться, бежать, не плакать, не просить пощады”.
Черная книга
Есть вещи, которые находятся в совершенно иной плоскости восприятия. Тут уже даже нет смысла заводить разговор о добре и зле. То, что описано на этих страницах - просто за гранью понимания и реальности.
Я не знаю, как можно оценивать эту книгу или сказать о ней что-то такое, чего ещё кто-то не знает.
Единственное, в чем я точно уверена - её надо читать, говорить о ней, помнить. Слишком много жизней было отдано именно ради того, чтобы люди узнали. И есть что-то слабое в том, чтобы беречь себя, закрываясь от этой темы. А слабой, даже на излете соприкоснувшись с этой темой, быть не хочется.
Но что эта книга вообще такое? Для начала, это даже не книга в полной мере.
Это задокументированные очевидцами реки крови, обрывки ада, записанные всеми возможными способами: со слов переживших, на клочках бумаги перед смертью, письмам. Страшная правда, собранная по найденным останкам и слухам.
Основную работу по составлению из всех имеющихся данных одной цельной книги взяли на себя Илья Эренбург и Василий Гроссман. И в планах было три книги - черная, красная и белая.
А свет увидела только одна и то, практически чудом.
Два советских писателя, два фронтовых журналиста проделали колоссальную работу. Только вот увидеть её результат отпечатанным и доступным читателю у себя на родине им не довелось.
Книга, которая вроде бы была нужна после войны, к моменту своего написания уже не вписывалась в новые вектора политики. А значит, была запрещена. Её уже прочли во многих европейских странах, а здесь она по-прежнему была "нецелесообразна".
Основными упреками были: рассказ о предателях и исключительный упор на страдания евреев.
Да, безусловно, основной упор сделан именно на Холокост. Только вот ничто не мешало создать (они впрочем, и были созданы) книги о войне, рассказав о других её жертвах.
Просто это было не нужно.
Тяжесть восприятия именно в отсутствии художественности.
Когда ты читаешь художественные книги о войне, где-то подсознательно мозг все равно защищает себя тем, что это вымысел, хоть немного. Иначе и быть не может. И ты, зная совершенно точно, что это не так, все равно с радостью позволяешь самообману смягчить все.
А тут все сухо задокументировано. Но сделано так, что книга не превращается в учебник по истории заполненный датами и цифрами, а остается историей.
Первые разделы посвящены республикам, больше всего пострадавшим от антисемитской политики фашистов.
И именно тогда, в самом начале чтения сложнее всего. О то, что будет ближе к концу - о концлагерях: Освенциме, Треблинке, так или иначе, многое известно. Как бы странно это сейчас не прозвучало - они та боль, к которой ты уже готов.
А вот к первым главам о том, как все только начиналось, я была совершенно не готова. Места, практически каждое из которых я знаю, упоминание родного дома выбивают почву из-под ног.
Снова и снова вопрос: Как это получилось? Как возможно настолько затуманить мозг стольких людей, что для них убийства и уничтожение невинных беззащитных людей превратятся в удовольствие? Ведь невозможно, чтобы все немцы, участвовавшие в геноциде, были монстрами. Но как-то выросла идеология, подчинившая себе сознание людей.
Частично на этот вопрос мне в прошлом году ответили "Благоволительницы", частично отвечает современный мир, но это не важно.
Важны факты. И их тут с избытком. Правда сноски, отмечающие изменение входных данных, заставляют всегда помнить, что эта книга тоже написана людьми и в некоторых вопросах субъективна. Но, я искренне верю, что даже одна человеческая жизнь бесценна, поэтому мне совершенно не важен тот факт, что возможно где-то цифры были сознательно преувеличены.
Как описать боль матери, у которой вырывают ребенка и тут же у неё на глазах разбивают ему голову? Или измерить страдания человека, который уходит на работу, когда над его стариками родителями нависло уже грозное слово "акция". А может ли хоть кто-то вообразить, что чувствует человек, который роет себе собственную могилу или стоит надо рвом, где уже лежат трупы всех, кого он знал в своей жизни. Я думаю, нет.
Можно долго перечислять все описанное в книге, но зачем? Уже и так слишком много посредников между читателем и правдой, лучше сэкономить свое время и вместо чтения этого отзыва открыть книгу.
Я отмечу только две детали, покоробившие меня при чтении.
Во-первых, этот минус авторам конечно не совсем минус, если учесть время написания, но... Ты читаешь главы о бесчеловечности фашистов, расстреливающих ни в чем неповинных людей в затылок, видишь многократное упоминание единства советского народа и его неспособности на такое. Только вот у СССР, даже если на секунду забыть о ГУЛАГе, есть Катынь. Свое кладбище с тысячами убитых.
И это кровавое пятно в истории мгновенно лишает высокопарного апломба, который пару раз мелькает на страницах.
Во-вторых, после сухих фактов из некоторых писем и свидетельств художественная обработка других смотрится совершенно ни к месту. Зачем обрабатывать письмо человека, рассказывающего о гибели всей своей семьи? Я бы лучше прочитала малограмотное, живое письмо, чем невнятные поэтические обороты, которые там совершенно ни к месту.
То же самое можно сказать и о главе про Треблинку, написанной Гроссманом. В сцене, описывающей прибытие поездов, это многократное повторение: "Что-то тревожное, страшное было в этой площади, вытоптанной миллионами ног..." - было совершенно лишним.
Есть темы, в которых уже не надо прикладывать усилия, чтобы читатель что-то понял. Он уже или поймет это сам, или нет.
Черная книга - книга, которая должна быть.
Чтобы знать, чтобы помнить, чтобы никогда не...
Читать далее
125
6,6K
Аноним7 мая 2015 г.
Перед нами величайшая книга памяти, книга об истреблении целого народа, целой культуры. Особая ее ценность именно в том, что многие читатели ставят ей в вину, это не художественное произведение, а собрание реальных рассказов свидетелей.
Вдумайтесь в цифры, приведенные в книге, счет идет не на 10 или сотни, а на десятки и сотни тысяч загубленных жизней. Кажется, что такое преступление невозможно скрыть, его невозможно забыть. Но проходят годы, и даже такие вещи стираются из памяти. Растут новые поколения, которым так легко рассказать другую историю. Такие книги никогда не потеряют своей актуальности, это надо знать, чтобы больше не повторялось подобного циничного геноцида.
Некоторые говорят, что эти рассказы - лишь узкая точка зрения конкретных людей, и многие факты в них требуют проверки. Да, люди, прятавшиеся месяцами в подвалах ("малинах") видели мир сквозь узкую щелку, но это не помешало им увидеть пытки и расстрелы соседей, не помешало слышать крики и стоны истязаемых. Да, они редко имели возможность послушать радио или прочитать листовку, у них не было понятия о политической ситуации, но из этих кусочков мозаики, которую предоставляют нам выжившие, складывается полная картина о происходившем в тылу.
В книге все структурировано, разделено на страны (республики Советского Союза), города, отдельные местечки. Здесь есть отдельные письма красноармейцев или совсем короткие письма детей. Да, эти люди не писатели по своей природе, но разве от этого рассказ какого-то ребенка, как он бежал от расстрельной ямы или прятался с младшими сестренками и братишками в подвале, или, уцелев, вылезал из под груды трупов, становится менее ценным?
Да, на такое количество материала, которое собрано в этой книге, можно написать не одну художественную историю, заставить людей почувствовать, проникнуться этим духом. И те, у кого есть дар слова, уже не раз творили на эту тему. Вспомним, например, "Тяжелый песок" Рыбакова, длинное повествование об одной еврейской семье, спокойная мирная жизнь. Ничего в нем не наталкивает на мысль, каков будет конец. О том, что будет война, будет гетто, о том, что смелая и решительная мать семейства будет стараться сохранить жизнь всем своим собратьям, будет рисковать своими детьми, ради того, чтобы достать продовольствие, оружие. Как у нее на глазах фашисты разрубят саблей внука, на спор, смогут ли они разделить тело на две части с одного удара? Как младший любимый сын не успеет перелезть через забор, когда будет добывать еду для семьи, и изрешеченное пулями тело провисит на колючей проволоке несколько дней. Быть может, кто-то думает, что это лишь богатая фантазия автора? Черная книга убедит их, что это совсем не так.
Или неожиданная книга американского автора о Варшавском гетто, о том как некоторые поляки старались вырвать людей, детей оттуда, спасти их от Треблинки, от газовых камер, от неминуемой смерти. Почему неожиданная? Описание советскими и иностранными писателями войны часто сильно различались. Нет, дело не в отсутствии гуманизма, совсем нет, просто поведение немцев в Европе и на Востоке очень сильно различалось. Возьмем довольно популярную книгу "Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков". В ней ведь тоже описывается военное время и немецкая оккупация. Но что являлось подвигом у них? Собираться вместе и читать книжки? Нет, я не спорю, что Европа (и Англия) тоже сильно пострадали от войны, но разве это могло сравниться с тем, что творилось в наших городах? Разве их описание лагеря может сравниться с нашими описаниями? Когда людей живьем закапывали в землю и заливали известью, складывали в штабеля, обливали бензином и поджигали? Их военнопленные могли писать письма домой и получать посылки от Красного Креста, а наших просто втаптывали в грязь, да что там военнопленные, ведь в этой книге они упоминаются нечасто, а простые мирные жители? Старики, дети.
Национальная политика Гитлера работала вовсю. Пропаганда в своей стране была на высоте, кроме того, он догадался и новое поколение пораньше отрывать от семьи и растить в строю, внушать идеи о превосходстве арийской расы, создавал спецшколы, где воспитывались новые потенциальные генерал-губернаторы восточных областей.
Обратите внимание, как были организованы эти расстрелы. Немцы - очень аккуратный и хозяйственный народ. Ничего не должно было пропасть даром. Перед расстрелом все должны были раздеться и аккуратно сложить свою одежду. Оставшиеся в живых, стирали вещи убитых, порой узнавая одежду своих родных, а затем она либо отправлялась в Германию, либо здесь же, в этих же городах, распродавалась местному населению в магазинах, отобранных у евреев. Тоже самое происходило и с мебелью, посудой и прочими вещами, оставленными в домах, из которых были выселены евреи. Как вам такие приказы: явиться на пункт с узелком вещей и продуктов на неделю и сдать ключи, с приклеенным ярлычком и указанным на нем адресом? Ничего не должно было пропасть в хозяйстве у столь рачительных хозяев.
При таком порядке и побеги были очень сложны. Колонны рабочих пересчитывались при уходе на работу и по возвращении, если в колонне не хватало человека, расстреливали всю колонну.
Немцы боялись беспорядков, и старались организовать все так, чтобы подавить сопротивление в зародыше. Людям говорили, что их везут на работу или переселяют, или вызывают на перерегистрацию. Часто просили явиться с вещами, даже если была запланирована лишь поездка на три километра в ближайший лесок. Молодых и здоровых старались отделять от основного состава и уничтожать в первую очередь, оставляя в живых лишь наиболее ценных работников.
Несмотря на это некоторые случаи сопротивления все же были, поднимались восстания в гетто, налаживались связи с партизанскими отрядами, иногда синагоги по нескольку дней оборонялись против немецких танков и орудий. Обреченные люди не старались выжить, а лишь старались дорогой ценой продать свою жизнь.
Но это было уже потом, когда люди поняли, чего нужно ждать от немцев, а первоначально никому и в голову не могла прийти такая немыслимая жестокость. Когда в квартиры стали врываться и отбирать продовольствие и вещи, некоторые еще пытались ходить в комендатуры жаловаться на самоуправство, первым серьезным ударом после обычного мародерства, которое еще можно было посчитать "произволом на местах" был приказ всем евреям носить на одежде шестиконечную звезду Давида. В разных областях она выглядела по-разному, где-то это были надписи, где-то ярко-желтые круги, но на всей оккупированной территории евреи стали бросаться в глаза. Кроме того, им запретили ходить по тротуарам, передвигаться было можно только по мостовой (немало водителей автомашин позабавилось над беззащитными людьми, используя этот приказ), евреям было запрещено что-либо покупать на рынке, или разрешался выход туда в строго определенное время по свистку коменданта. Потом их переселили в гетто (эта мера трактовалась как гуманная, иначе народ разделается со своими врагами-евреями, устроит им самосуд), рабочим выдавали пропуск на выход в город, где было строго прописано, по каким улицам ему можно передвигаться. Были введены запреты на ряд продуктов, которые евреи могли потреблять в пищу: мясо, масло, ягоды. Много потрясающих по глупости и жестокости указов было издано гитлеровцами. И большинство из них были унифицированы, это было не местное самодурство жестокого начальника (хотя хватало и таких), а последовательная государственная политика.
Однако, что бы не пропагандировал государственный лидер, исполнители-то обычные люди. Вот эта невообразимая жестокость простых рядовых людей и поражает больше всего. Впрочем, это были не первые попавшиеся солдаты, людей в отделения СС и гестапо подбирали специально, они проходили особое обучение, такие ценные кадры не отправлялись на фронт, они наводили порядок в тылу. А для них это был лишний стимул для качественного выполнения своей работы, не попадать в передовые части. Не знаю, как можно было вытравить из людей обыкновенное чувство сострадания, ведь они не просто выполняли полученные приказы, а упивались своей жестокостью. Евреев делили на людей умственного и физического труда, шанс остаться в живых, хотя бы еще на год, получали только простые работники(сапожники, портные, каменщики и прочие мастера), а интеллигенцию уничтожали после долгих часов издевательств и унижений. Множество известных профессоров, врачей, музыкантов, людей науки было жестоко убито. Некоторые, зная о такой судьбе, пытались покончить с собой. Иногда это удавалось, иногда их спасали немецкие врачи, чтобы они погибли той смертью, которая запланирована для евреев. Особо изощренные палачи получали известность, их привозили в "элитные" лагеря, где они обучали других, не столь искусных в пыточном деле мастеров. Не зря позже в советских частях был издан приказ, СС в плен не брать.
Среди немцев хватало просто оболваненных своим тоталитарным строем, и не все из них могли спокойно переносить эти зверства, изредка бывали случаи, когда они старались помочь людям, хотя бы не выходя из рамок подчинения своему руководству: спасали своих рабочих (с подчиненных им предприятий) от расстрела, в некоторых случаях удавалось отстоять даже их семьи. В книге описывалась ситуация, когда рабочих угнали на работу, а в течение дня в гетто был произведен погром, и семьи рабочих были расстреляны. То, что творилось на улицах вечером, повергало в такой шок, что потерял сознание даже немецкий офицер, который привел колонну рабочих домой. Или другая ситуация, когда немец вооружил группу евреев и на грузовике вывез их из гетто в лес, где они потом смогли присоединиться к партизанам. Но эти случаи единичны.
Что касается остального населения, среди них, как и всегда, встречались разные люди. Были те, кто не щадя себя помогал отчаявшимся людям спрятаться от преследования, организовывал специальные пути переправки беглых евреев, были случайные люди, которые не отказывали в краюхе хлеба, теплом ночлеге случайным и опасным путникам, а были и те, кто не только не помогал, а и с радостью доносил на прячущихся ради мелкой корыстной выгоды. Страшно им было, когда ушли немцы и в городе стали появляться случайно уцелевшие родственники выданных ими людей.
Но гетто были просто оцепленными районами города, там было можно спрятаться, выбраться за его пределы, достать еды, хоть и сильно рискуя, а в лагерях порядок был еще строже, а люди еще беззащитнее. Были лагеря, которые использовали труд заключенных, но были и совсем другие, дьявольские изобретения новой арийской расы. Массовые расстрелы людей оказались экономически невыгодны для Рейха, слишком много пуль приходилось тратить, да и для некоторых солдат и офицеров это оказалось тяжеловатой психологической нагрузкой. И вот в строй введено новое изобретение - крематории. Хорошее и удобное подспорье для многих лагерей. Но все равно, с планами по количеству уничтоженных из неполноценных рас не справиться и такими усилиями, надо поставить тело на поток. И вот образуются новые чудовищные лагеря, срок жизни в них - два часа. Треблинка, одно из ряда этих страшных названий, сюда свозились польские евреи из Варшавского гетто, здесь жестоко издевались над последними из них, участниками восстания, которые попали живыми в руки немцев. Сюда попадали люди, уже прошедшие круги ада, но сюда привозили и тех, кто о подобном не мог и думать. Евреи из Европы, немецкие евреи, те, кому обещали выселение на Восток, или те, кто заплатил немалые деньги за визу в нейтральную страну. Сюда приходили и запломбированные теплушки, где в страшной давке стоя несколько суток без еды и воды ехали люди, и аккуратные чистенькие вагоны, из которых выходили солидные отцы семейств и их жены, ведущие за руку ухоженных деток. И опять немцы боятся мятежа, перрон оборудован как настоящая станция: мнимые кассы, таблички с направлениями, вокзальные служащие, оркестр. Какая дружелюбная встреча, какой теплый прием! О, всем этим несчастным еще предстоит познакомиться с жаркими объятиями костров во рву. Ничего из этого не имело значения, два часа и весь состав эшелона был уже удушен в душегубках, в "банях", тела заканчивали свозить в ров для сжигания, документы, фотографии, детские рисунки и прочие уже никому не нужные бумаги уложены в печи, а драгоценности, деньги, одежда, состриженные волосы убитых тщательно рассортированы и готовы к отправке в Германию. Перрон мнимой станции был старательно подметен и готов к приему следующего эшелона, надо было спешить, в день их проходило по нескольку штук. А как старались скрыть то, что творилось в этом месте? Какая жестокая охрана, какой особый допуск надо было иметь даже немецким охранникам, чтобы только приблизиться к этому лагерю. Любые случайные прохожие уничтожались в зоне нескольких километров, велось патрулирование и с самолетов. Но разве утаишь эти постоянные эшелоны, этот дым, запах и золу? Как ни старались немцы уничтожить следы преступлений, нашлись, чудом уцелели те единицы, что смогли рассказать людям правду.
Во что верили фашисты, когда творили такие вещи? Понимали, что совершают преступление или были убеждены в том, что гуманно избавляют мир от варварской нации? Так или иначе, они совершенно не стремились кричать на всех углах о том, как они обходятся с людьми. Читая трилогию Елены Катишонок, я была несколько удивлена, там описана патриархальная и очень отзывчивая семья. Да, они натерпелись лишений во время войны, но расстрелы евреев прошли мимо одной из главных героинь. Она узнает об этом уже позже, от знакомых. С удивлением замечает, что куда-то исчезли знакомые ей лица, старый сапожник, инвалид-гармонист. Жить рядом и не знать, не замечать, неужели такое было возможно? Да, разговоры об этом велись только шепотом, но ведь расстреливались тысячи людей!
Рвы для расстрела копали сами убиваемые. Когда немцы стали отступать, был дан приказ, уничтожить все следы массовых расстрелов. В книге есть свидетельства людей, которые выкапывали трупы, толкли все оставшиеся кости в порошок, сжигали, высыпали золу в яму и заравнивали землю, а на нее сажали деревья и цветы. Эти люди потом также подлежали ликвидации, но некоторым из них удалось бежать. О происходившем нам рассказывают очевидцы, участники этих событий. Те, кто выполз из рва, откопал себя от трупов расстрелянных людей, часто оставив там всю свою семью. Они выжили, чтобы рассказать правду, чтобы люди узнали, чтобы люди помнили.
Читать далее
92
4,1K
Аноним24 марта 2013 г.
11 апреля объявлен ООН Международным днем освобождения узников нацистских концентрационных лагерей. Так хотелось бы мне начать рассказ о прочитанной книге. Потому что, это не художественное произведение, как мне вначале думалось, а самая настоящая документальная книга памяти, сохранившая для нас с вами трагическую судьбу тысяч и тысяч евреев, подвергшихся кровавому геноциду и зверскому уничтожению в годы Второй Мировой войны на территории СССР и Польши. Книга боли и ужаса. Ужаса, повторение которого очень даже возможно для нас с вами. Если жить по принципу: "Не будем вспоминать прошлое. Живите настоящим и радуйтесь"
Над созданием книги работали советские писатели Василий Гроссман и Илья Эренбург. Во время войны они были репортерами. В 1943 году именно сообщения Гроссмана из лагерей смерти Треблинка и Майданек были одними из первых свидетельств кровавой деятельности нацистской Германии.
Главная идея создания "Черной книги" принадлежала Альберту Эйнштейну и Еврейскому антифашистскому комитету. Но, после того, как материал был рассортирован и набран для печати, советское руководство решило запретить выход этой книги, мотивируя свой запрет тем, что во время войны пострадали не только евреи, но и люди другой национальности. Книга была частично напечатана в Советском Союзе в издательстве «Дер Эмес» в 1946 году, однако весь набор, также как и рукопись, были уничтожены.
Впервые на русском языке "Черная книга" вышла в Иерусалиме в 1980, а затем Киеве в 1991. В годы советской власти было несколько попыток уничтожения рукописи, но полностью весь материал был продублирован и находился на хранении в других странах.
Как вам эта «экспертная» оценка рукописи? Она была подготовлена заведующим отделом издательств Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Морозовым 7 октября 1947 года. В ней говорилось: «“Черная книга” была внимательно рассмотрена в Управлении пропаганды. Книга содержит серьезные политические ошибки. Издание книги на 1947 год Управлением пропаганды не утверждено. Исходя из этого, “Черная книга” не может быть издана»
Я об этой книге узнала только на этом сайте, и когда попыталась проследить её издания, то оказалось, что массового тиража книги не было, она до сих пор печатается по индивидуальным заказам по технологии Print-on-Demand.
Читать документальные материалы книги очень тяжело. Слишком ужасными и бесчеловечными были издевательства нацистов над людьми. Я хотела вначале сделать несколько цитатных выдержек из книги, но не смогла. Эту книгу нужно читать всю целиком. Ведь и тем, кто выжил, а потом испытал в мирной жизни все "прелести" лагерной жизни и клеймо враг народа, и тем людям, ставшим прахом благодаря гитлеровцам, нужны не наши ахи и охи. Им нужна наша память.
Есть в "Черной книге" эпизод, рассказывающий о гибели родных еврейского мальчика Бориса Чернякова. Он вырос, стал писателем, но прошлое его не отпустило. Он в конце своей жизни (67 лет прожил Борис) тихонько напевал:

"Ву аhин зол их гейн,
Вер вэт энтферн мир?
Ву аhин зол их гейн,
С'из фаршлосн едэр тир…

Куда мне идти,
кто мне ответит?
Куда мне идти,
когда закрыты все двери
(из популярной еврейской песни)

Ему как-то сказали: "Радуйтесь, Борис, Вы же остались живы", на что он ответил, тяжело вздохнув: "Кажется, остался..." На этой страничке можно почитать его "Маленькие еврейские истории", о которых он писал так: "Пусть эти страницы будут им скромным памятником. Им, лежащим в овраге, где мог лежать и я…"
Нет никаких сомнений, что в кровавой бойне Второй Мировой войны пострадали люди многих национальностей. Каждая семья имеет такую скорбную память. Но, и нет никаких сомнений, что бо́льшим зверствам подверглись именно представители еврейской национальности. Так почему же об этом надо молчать?
Хотелось бы закончить такой вот документальный экскурс в историю создания этой книги предисловием Альберта Эйнштейна:
«Цель этой книги ясна. Книга должна убедить читателя в том, что международная организация безопасности эффективна лишь тогда, когда она не ограничивается лишь защитой государственных единиц от нападения на них, но в состоянии защитить и национальные меньшинства каждой отдельной страны. Каждому отдельному человеку должна быть обеспечена защита от жестокого обращения и уничтожения [...]

Ни один народ, вовлеченный в катастрофу последних нескольких лет, не понес в процентном отношении таких потерь, как евреи.

Тот факт, что у евреев нет национальных границ и правительств и что их не рассматривают как нацию в формально политическом смысле, не должен служить препятствием к справедливости.

С евреями обращались как с целым, как если бы они были нацией. Их общественное положение (статус) как объединенной политической группы было доказано отношением к ним со стороны их врагов. Поэтому, если мы стремимся к укреплению стабильности в международных отношениях, то евреев следует рассматривать как нацию в принятом смысле слова, и при организации мира еврейскому народу должно быть уделено особое внимание, дабы мы не совершили насмешки над справедливостью»
«Jedem das Seine» (каждому свое) - знакомый лозунг, правда?
Историческая справка из Википедии: Еврейский вопрос как тема сосуществования евреев и неевреев существовал и существует длительное время. В разное время разные политики предлагали различные пути его разрешения. Рауль Хильберг рассматривал политику нацистов как продолжение христианского антисемитизма:
Христианские миссионеры говорили нам (евреям), в сущности, следующее: вы не имеете права жить среди нас как евреи. Пришедшие им на смену светские правители провозгласили: вы не имеете права жить среди нас. Наконец, немецкие нацисты постановили: вы не имеете права жить… Следовательно, нацисты не отбросили прошлое, они основывались на нём. Не они начали этот процесс, они лишь завершили его.
Впервые термин «окончательное решение» по отношению к евреям будущий фюрер Германии Адольф Гитлер применил в 1919 году в письме командованию немецкой армии. Гитлер пишет, что евреи, которых он считает «расово неполноценными», должны быть ограничены в правах, и призывает к разработке специального закона об инородцах. «Конечная цель этого закона — окончательное решение еврейского вопроса». Примечательно, что эта проблема захватила Гитлера ещё в юности.
Первый концентрационный лагерь для политических заключенных (коммунистов и социал-демократов) в Германии был создан почти сразу после прихода к власти Гитлера, в 1933 г. Он располагался на окраине городка Дахау (близ Мюнхена).
В 1936 г. около Берлина был создан концентрационный лагерь Заксенхаузен.
В 1937 г. неподалеку от Веймара был построен концлагерь Бухенвальд. Концлагерь Бухенвальд всемирно известен надписью над входом «Jedem das Seine» (каждому свое).
В 1938 г. после «Хрустальной ночи» в концентрационные лагеря начали направлять немецких евреев только в связи с их национальностью.
По приказу Генриха Гиммлера от 27 апреля 1940 года в оккупированной Польше был создан концлагерь Освенцим. 14 июня 1940 г. сюда привезли первый эшелон — 728 поляков.
На территории Польши, Чехии, Латвии и других восточноевропейских стран существовали также лагеря Майданек, Саласпилс и многие другие.
Хруста́льная ночь (Ночь разбитых витрин) (нем. (Reichs-)Kristallnacht) — погром (серия скоординированных атак) против евреев во всей нацистской Германии и части Австрии 9-10 ноября 1938 года, осуществлённая военизированными отрядами СА и гражданскими лицами. Немецкие власти не вмешивались в события. Нападения привели к тому, что улицы были покрыты осколками стекла из окон принадлежавших евреям магазинов, зданий и синагог.
Поводом для нападения было убийство немецкого дипломата Эрнста фон Рата Гершелем Гриншпаном, польским евреем немецкого происхождения, жившим в Париже. После Хрустальной ночи последовало дальнейшее экономическое и политическое преследование евреев, и она рассматривается историками как часть расовой политики нацистской Германии и знаменует собой начало Окончательного решения еврейского вопроса и Холокоста.
Холоко́ст (от англ. holocaust, из др.-греч. ὁλοκαύστος — «всесожжение»):
• в узком смысле — преследование и массовое уничтожение евреев, живших в Германии, на территории её союзников и на оккупированных ими территориях во время Второй мировой войны; систематичное преследование и уничтожение европейских евреев нацистской Германией и коллаборационистами на протяжении 1933—1945 годов. Наряду с геноцидом армян в Османской империи считается одним из самых известных примеров геноцида в XX веке.
• в широком смысле — преследование и массовое уничтожение нацистами представителей различных этнических и социальных групп (евреев, цыган, геев, масонов, безнадёжно больных и др.) в период Третьего Рейха.
Начиная с 1941 года, появляются «лагеря смерти», «фабрики смерти», единственной целью которых было методичное убийство европейских евреев. Эти лагеря были созданы на территории Восточной Европы, в основном в Польше. Эти лагеря (Белжец, Собибор, Треблинка, Аушвиц-Биркенау и др.) часто упоминаются как концентрационные лагеря, хотя исследователи Холокоста проводят различия между концентрационными лагерями и лагерями смерти.
Лагеря́ сме́рти (нем. Vernichtungslager, лагеря уничтожения) — учреждения для массового уничтожения различных групп населения.
Используемые нацистами для убийства евреев, цыган и узников других национальностей лагеря смерти были построены по специальным проектам, с расчётной мощностью на уничтожение заданного количества людей. В них уничтожались люди разных национальностей, представители «низших» и враги «массовых» групп населения. В лагерях были специальные приспособления для массовых убийств.
Умерщвление людей в лагерях смерти было поставлено на поток. Лагерями смерти, предназначенными для массовых убийств евреев и цыган, были Хелмно, Треблинка, Белжец, Собибор (лагеря «Операции Рейнхард»), а также Майданек и Освенцим (которые были и концентрационным лагерями) в Польше. В самой Германии функционировали лагеря Бухенвальд и Дахау.
Читать далее
74
1,5K

Все рецензии

Цитаты

Аноним11 июля 2015 г.
В одной листовке я писал: ”Господь бог дал немцам три качества — ум, порядочность и национал-социализм, но никто не обладает больше, чем двумя достоинствами. Если немец умный и национал-социалист, то он непорядочный, но если он умный и порядочный, то он не национал-социалист”.
13
3,4K
Аноним10 мая 2015 г.
Живым в руки не сдаваться, бежать, не плакать, не просить пощады.
8
2,1K
Аноним9 июля 2015 г.
То, что гестапо называло ”работой”, на всех других языках означало смерть.
7
1,2K