Коллажи-загадки
FuschettoStoriettes
- 3 208 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
Представьте, что Ваше отражение неожиданно утратило свою безукоризненную точность, преподнося взору лишь туманное очертание в изящном ореоле зеркальной оправы. Оно, несомненно, принадлежит Вам. Но кажется невыносимой загадкой. Потому что отражает только зыбкий облик Вашей души, лишённой прочного футляра конкретной личности. И сознание вдруг превращается в магнит мучительного поиска звеньев ответа памяти на вопрос: "Кем является силуэт на кристальной поверхности зеркального лабиринта?". Похоже на странный сон?
В романе Патрика Модиано мутная реальность чёткими мазками отразит подобное дивное сновидение изменчивой игрой бликов потерянного прошлого. В зеркальной плоскости ищет свой подлинный облик герой, 10 лет назад лишённый чётко скроенного костюма собственной личности. Потому что неопределённые события стали триггером для амнезии - жестокого палача человеческого существа. И, успешно примерив новый костюм под именем Ги Ролана, мужчина отчаянно стремится найти забытый фасон утраченного социального покроя. Опыт работы в частном детективном агентстве позволяет нащупать ниточку от потерянных вещей, густо припорошенных пылью прошлого... Туманные улицы Парижа, одетого в рыжий октябрьский плащ по моде 1965 года, ведут его по дымным барам и сонным квартирам, заброшенным усадьбам и тусклым подворотням, открывая старые жестяные коробки для печенья, из которых чёрно-белыми чайками взлетают фотографии прошлого, подписанные русским, французским, английским языками... Не он ли на этом праздничном фото?..
Отрывки человеческих воспоминаний передают месье Ролану бесценные куски от разорванной картины жизни некоего Педро Макэвоя, бесследно исчезнувшего из картинной галереи Парижа. На фото они похожи... Но как Ги Ролану найти последние клочки альбома памяти, доказывающие подлинность отражений?
"Улица тёмных лавок" обладает особенной атмосферой. Она наполнена пронзительной нотой недосказанности. В тональности оборванного слова, замирающего шёпота, полушага... Отрадно признать, что первые впечатления оказались беспочвенны, ведь, казалось, скользя сквозь мглистые переулки Парижа в поиске подлинной личности героя, было так легко заблудиться в бесконечно вращающемся калейдоскопе воспоминаний, детали которого беспечно слагались в тупиковые комбинации. Но надо воздать должное мастерству автора: роман плавно погружает в туманный вакуум запутанных путей памяти, воплощающий длительное паломничество в забытый храм прошлого. И герой ищет себя, подсвечивая чужими воспоминаниями и собственными фантазиями тёмные лоскутки панно потерянной жизни. Но... своей ли, на самом деле?
Эта история пронзительна остротой печального вкуса безысходности. Она трогательна зыбким раскладом пасьянса призрачных надежд. Она проста прозаической сложностью жизни. И сложная поэтической простотой души. Она - силуэт воспоминания о будущем. Ведь:

Странная книга… Зыбкая какая-то… Открываешь первую страницу и сразу же погружаешься в какой-то туман. Вроде и место действия известно (Париж) и время четко указано (1965 год), и все равно ощущение, что реальность ускользает сквозь пальцы. Как-будто в какой-то момент ты пересек черту отделяющую обычный логичный мир от мира то ли снов, то ли воспоминаний, то ли еще чего-то полупрозрачного, неощутимого…
Вместе с ГГ, потерявшим много лет назад память, мы бродим по этому миру в поисках ответов на вопросы. Кстати, сразу приготовьтесь, что ответы вы получите далеко не на все, а те, что получите, не факт, что правдивы, это уж точно не детектив о человеке, расследующем свое прошлое. Это какая-то попытка поисков себя, переосмысление пройденного пути, возможно, еще что-то, что вертится на кончике языка, но никак не обретет четкую форму…
Двигаясь от одного человека-ниточки к другому, мы будем сталкиваться с персонажами, которые порой не несут ни нам, ни ГГ никакой новой информации о том, что нас так занимает. Некоторые возникают и растворяются на страницах романа, казалось бы, без всякой на то причины. Русские эмигранты, бежавшие от советской власти. Люди, оставшиеся не только без семейных поместий, земель и драгоценностей, но и без Родины, гражданства и паспорта. Разорившиеся аристократы с острова Маврикий. Английские подданные, оказавшиеся в свое время в оккупированной немцами Франции как в ловушке. Люди, судьбы, события… Несвязанные между собой напрямую, но вот только ниточки сквозь время и пространство связали их в какой-то замысловатый клубок, распутать который не под силу ни им, ни нам, ни ГГ.
Книга неожиданно очень попала мне в настроение. Для меня она очень осенняя, меланхоличная, спокойная, пропитанная туманом и сыростью. Как раз то, что нужно, когда погода все же решила, что пришла пора лету и теплу уходить. За окном который день гудит ветер, на коленях примостилась кошка, на пару с которой вы пытаетесь согреться. В таком настроении очень приятно поперебирать обрывки чужих воспоминаний о прожитых жизнях. Коробки с фотографиями, бессмысленные для постороннего человека памятные безделушки, исчезнувшие под гнетом времени рестораны и гостиницы, опечатанное фамильное поместье, потерпевшая крушение яхта… Роман как старинный сундук набит подобными образами утраченного, потерянного, разрушенного…
Так нужны ли здесь ответы на вопросы? Принесут ли они хоть что-то помимо чувства утраты?..

Нобелевская премия по литературе и справедливость ее присуждения тем или иным мастерам слова стали уже давно притчей во языцех. Свои домыслы по этому поводу выражу кратко, буквально в четырех предложениях. Нобелевская премия – НЕлитературная премия, а премия так сказать «за вклад и заслуги» и не нам с вами судить, кто вложил и заслужил. Вероятно, это и политизированный инструмент управления крупными читательскими массами для формирования определенных тенденций. (Вот только во имя чего?) При этом, на мой взгляд, не обязательно получить ее должен сверхпопулярный автор! Для меня, например, приятнейшим открытием стали Кутзее и Манро, о которых раньше я и практически ничего не слышал.
А теперь ни слова о «Нобеле»…
«Улица Темных Лавок» – атмосферный, короткий роман. Роман об амнезии, о страхе перед прошлым, об отсутствии реальности без памяти о минувшем. Главный герой, Ги Ролан, несколько лет назад потерявший память, пытается восстановить свою личность, узнать себя. В этом поиске, словно в лихорадочном сновидении, мелькают незнакомые ему лица, за которыми он следует по цепочке от одного к другому, и, каждый раз открывая новую дверь, оказывается перед следующими двумя. Попутно, разматывая клубок тайн, главный герой рисует картины своего прошлого, примеряет чужие личины, копаясь в мешанине «новых давно пережитых» впечатлений, и тянется к воспоминаниям, как жаждущий к миражу.
Роман Модиано нельзя назвать динамичным и остросюжетным, это скорее методичное исследование, отраженное в зеркальных витринах уличных кафе и ресторанов, детективное расследование изнанки памяти, тягучее и сумрачное. Что ждет героя? Какая правда откроется ему? И будет ли это истиной или останется только призраком прошлого, рожденным случаем?
Герои у Модиано предельно обезличены, скорее имеют контуры и несколько явных примет, а все остальное остается размыто. Сам роман будто написан графитом на чистом листе памяти. Язык «Улицы Темных Лавок» прост, текст насыщен неброскими диалогами, которые очень подойдут для черно-белых съемок.
Спокойный тон повествования порой навевает откровенную скуку, что влечет за собой безразличное восприятие читателем новых открытий персонажа о себе и своем прошлом. Вероятно, раскопки своей судьбы – дело настолько кропотливое и внутренне выжигающее, что и сам Ги теряет способность определить четкую границу между воспоминанием и миражом и воспринимает свои находки подчас эмоционально притупленно, словно, не имея под собой твердой поверхности самоидентификации, ходит по ветхому плоту прошлого, состоящего из документов, фотографий и старых журналов.
Отказать роману в психологизме или философичности полностью нельзя, но мне отмеренной дозы не хватило. Завуалированная критика повседневности с ее смещением в сторону искажения настоящих человеческих ценностей, обезличивания, с заменой настоящего счастья мнимым или полузабытым, обличение фетиша прошлого – все это есть, но как-то неуверенно, мимолетно и смазано. В то же время изысканно стройная композиция, умеренность и замечательный финал произведения оставляют надеяться, что дальнейшее знакомство с этим французским прозаиком может быть весьма любопытным.

Хютте любил приводить в пример некоего "пляжного человека", как он его называл. Этот человек провел сорок лет своей жизни на пляжах или в бассейнах, болтая с курортниками и богатыми бездельниками. На тысячах летних фотографий он, в купальном костюме, стоит с краешка или на заднем плане какой-нибудь веселой компании, но вряд ли кто-нибудь мог бы сказать, как его зовут и откуда он взялся. Точно так же никто не заметил, как в один прекрасный день он исчез с фотографий. Я не осмеливался признаться Хютте, но мне казалось, что "пляжный человек" - это я. Впрочем, он бы не удивился. Хютте всегда повторял, что, в сущности, все мы "пляжные люди" и что "песок, - я привожу его выражение дословно, - лишь несколько мгновений хранит отпечатки наших шагов".

Он произнес эту фамилию на русский манер — очень мягко, словно листья прошелестели на ветру.

Маленькая девочка вместе с матерью возвращается в сумерках с пляжа. Она плачет, в общем-то, без причины, ей просто хотелось еще поиграть. Она уходит все дальше. Вот она уже завернула за угол… И наши жизни, не рассеиваются ли они в вечерних сумерках так же стремительно, как детская обида?














Другие издания


