Slow Homecoming

Provocative, romantic, and restlessly exploratory, Peter Handke is one of the great writers of our time. Slow Homecoming, originally published in the late 1970s, is central to his achievement and to the powerful influence he has exercised on other writers, chief among them W.G. Sebald. A novel of self-questioning and self-discovery, Slow Homecoming is a singular odyssey, an escape from the distractions of the modern world and the unhappy consciousness, a voyage that is fraught and fearful but ul...

Жанры

Рейтинг LiveLib

3,5

48 оценок

5
23%
4
29%
3
35%
2
8%
1
4%

Ваша оценка

Прочитали 55Хотят прочитать 146

Рецензии

majj-s15 октября 2019 г.
Светопись и ландшафт
Лишать корней других величайшее преступление, лишать корней себя - величайшее достижение.
У него вязкая, тягучая, напрочь лишенная занимательности проза с уникальным свойством забываться тотчас после того, как отводишь от прочитанного глаза. Последнее наблюдение не мое, но соглашусь с ним полностью. Входить в текст Петера Хандке было очень непросто, некоторые фрагменты перечитывала по два-три раза, чтобы комфортно разместиться внутри этого пространства и позволить ему уместиться внутри себя. Но оно того стоило. И речь не о снобском желании скоренько составить представление о новом нобелианте (по крайней мере, не только о нем). Дело в особом читательском чутье, отчасти положенном изначально, частью выработанном многолетними экзерсисами, уже на старте позволяющем предполагать результат.
Всякое чтение, инвестиция в себя: одно, как пьянка, дает эйфорию в процессе и пустоту с легким похмельем после; другое, как покупка престижной дорогостоящей вещи, которой не можешь себе позволить по своим финансовым обстоятельствам, рождает чувство глубокого удовлетворения в момент демонстрации и неизбывной досады, когда приходит время платить по счетам. Но встречается такое, какое можно сравнить с обучением или овладением сложным инструментом - сначала только вкладываешься, чувствуя, что ничего у тебя не получается. Зато потом, взятое остается с тобой навсегда и позволяет расширить возможности в областях, о которых прежде и не думала. Хандке из таких.
О чем книга? Да, в общем, ни о чем. Событийный план сильно уступает описательной части: ландшафты, ощущения, воспоминания и сны героя выполнены с уровнем подробной детализации, способной привести в ужас читателя, ориентированного на действие. Человек возвращается в комфорт обжитой Европы после достаточно долгого пребывания среди индейцев где-то в приполярных областях. В основу написанной в семьдесят девятом книги легли собственные впечатления писателя от длительного путешествия на Аляску, совпавшего по времени с переживанием тяжелого творческого и личного кризиса. Может быть еще и потому "Медленное возвращение домой" давалось поначалу так трудно, отчаяние автора изрядно утяжелило впечатление.
Человек по имени Зоргер, о его профессии напрямую не говорится, но предполагаю, что это геодезия, долгое время находится в социально глубоко чуждой среде: индейцы едва удостаивают замечать его, а коллега - милейший пошляк Лауффер, вызывает сильное отторжение. Единственную радость и утешение герой находит в ландшафтах, такой весьма действенный, хотя не самый распространенный вид сублимации.
Покинув Север, автриец Зоргер возвращается на родину с промежуточной остановкой в месте, которое называет домом в университетском городке на Западном побережье, где успевает пообщаться с соседями и посетить вечеринку, по-прежнему ощущая собственную чужеродность миру и окружающим. Хотя в "мире имен", возможно, не с той остротой, как среди индейцев. Трансатлантический перелет занимает много времени, состоит из нескольких промежуточных пунктов, по дороге Зоргер то и дело сталкивается с человеком, которого определяет как приятного и неуловимо схожего с собой. На одной из остановок, тот просит его о совете, для чего они договариваются встретиться в кафе.
Это немного странно, и Зоргер некоторое время колеблется, идти ли ему на встречу, но все же решает не подводить доверившегося. И вот тут оно случилось. То, за что прочту у Хандке как минимум Тетралогию. Просто потому что вхождение в мир света, который есть Бог, немыслимо хорошо в его исполнении. Потому что всякая вещь в мире имеет свой смысл. Потому, что чудовищно несправедливый в миллионе локальных проявлений, глобально мир устроен правильно и справедливо. Сомнений не остается.
Читать далее
29
1,8K
Astatra15 февраля 2017 г.
Зогер - исследователь ланшафта, он для него и научный интерес и религия. Контуры, линии и неровности помогают ему бороться с "Великой Бесформеностью, с её опасными капризами и настроениями". Он - образцово-показательный профессионал (так он ъво всяком случае себя назвал), который однако пока что ничего полезного не сделал.
«Вера Зоргера была ни на что не направлена; просто благодаря ей он мог, когда это ему удавалось, превращаться в часть «своего предмета» (дырчатого камня, а иногда и башмака на столе, какой-то ниточки на микроскопе), и она же наделяла его, часто такого подавленного, только теперь ощутившего себя настоящим исследователем, чувством юмора, и тогда, погрузившись в состояние тихой вибрации, он принимался просто более пристально рассматривать свой мир.»
Львиная доля повествования это описание пейзажей и в частности земного покрова. Перевод - мастерский, здесь без нареканий, и на него общее впечатление не спишешь.
«Я хочу успеха и приключений, я хочу научить ландшафт разумно мыслить, а небо – скорбеть. Понимаешь?»
Если вы понимаете – то читайте. Если нет – лучше не стоит.
Книга определённо кинематографична и в ней есть приятная медитативность, но ощущение внутренней пустоты после прочтения никуда не деть. Как будто вошел в туман ища там что-то и ничего не нашел. Разочаровалась к середине. Дочитала из уважения к автору. Уж больно люблю фильмы по его сценариям.
Читать далее
11
1,6K
augustus8513 декабря 2013 г.
Приятная вещь. Отчасти старомодная для 79 года, но в целом отнюдь не плохая — ибо старомодность её нисколечко не портит. Чуть-чуть напоминает Генриха Бёлля («Глазами клоуна»), чуть-чуть — Сэлинджера («Над пропастью во ржи»). Персонаж, к примеру, типично бёллевский — этакий мятущийся интеллигент, с тяжёлым грузом пустоты под сердцем. Мёртвая природа ему куда ближе, нежели люди; общество камней и захолустье он предпочитает хмельной компании и фальшивой городской суете. Да и сам он, похоже, охотно согласился бы породниться с камнем — одним из тех, что окружили всю его жизнь…
Впрочем, не всё так радужно: дабы получить эстетическое удовольствие от книги, читатель должен привыкнуть к особому ритму авторского слога, проникнуться им. Первая часть романа достаточно сложна синтаксически: язык текста громоздок, косноязычен и словно бы принадлежит человеку, который долгое время обходился без живого общения:

«Река, ограниченная со всех сторон света тоненькими полосками суши и выглядевшая поэтому как какое-нибудь озеро, стремительно, хотя и незаметно для постороннего глаза, несла свои воды, текла быстро и почти бесшумно, если не считать легкого, как бывает в ванных, плеска волн об илистый берег; двигалась вперед единой однородной массой, как некое чужеродное тело, заполнившее собою всю долину, окрашенное отраженным светом заходящего солнца и не воспринимающееся даже как нечто влажное, как инородный предмет, на поверхности которого рассеяны в неясном сумеречном свете отдельные островки, утратившие уже свою рельефность, да отмели; и только там, где над невидимыми ямами, впадинами и углублениями в песчаном дне образовались водовороты, взрыхлившие поверхность этой в целом однородной металлически-желтой массы, вода в бешено вращающихся воронках отливала не желтым цветом, а, поскольку здесь она находилась совсем под другим углом по отношению к небу, чем вся остальная водная гладь и отражала те его части, которые не были захвачены закатом, уходила в синеву, из недр которой доносилось тихое журчание, наподобие журчания ручейка, нарушавшее обычное почти что безмолвное течение волн».

Ни одной точки на целый абзац тяжеловесного описательного текста! Будто автор бросает мимолётный взгляд на природу и тотчас максимально полно фиксирует увиденное на бумаге, со всеми мельчайшими подробностями: оттенками, движениями, звуками и ароматами. Читается подобное, естественно, тяжёло, однако обладая достаточным воображением, можно получить удовольствие и от такого способа изложения. Зато переводчикам, по-видимому, пришлось постараться…
Подводя итог, можно сказать, что роман Питера Хандке — спокойное и немного грустное чтиво. В некоторой степени пустое, но пустота эта — от сердца.
Читать далее
9
730

Все рецензии

Цитаты

DavidBadalyan8 декабря 2019 г.
история не является только последовательностью злодеяний… в равной степени она является также, от начала веков, продолжаемая всеми и каждым (и мною в том числе), миросозидающей формой
12
1K
Anthropos23 июня 2020 г.
Во сне Зоргер превратился в карту мира, а под утро проснулся кучкой земли, внутри которой были одни сплошные камни.
7
668
Anthropos23 июня 2020 г.
Ее муж, не умевший, как многие здешние жители, плавать, утонул на рыбалке; ее мучил один и тот же сон, как она вытаскивает его из воды, а он оказывается деревянной маской, украшенной перьями.
4
273