Книги, которые заинтересовали.
AlexAndrews
- 3 776 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
Интересная плохая книга. Интересная хотя бы потому, что ее легко ругать – очень много острых углов, авторских умолчаний и нездорового пафоса, поэтому занудному читателю остается только выписывать страницы и готовить свой яд. Но интересная еще и потому, что мне показалось, что автор заметное число раз проговаривался, приоткрывал себя в разговоре об историке, жившем сто лет назад. Ненамеренно, наверное, однако поучительная картинка получается (из серии – как надо учиться на чужих ошибках).
Сергей Плохий захотел рассказать о том, что Грушевский-политик и Грушевский-историк – это два разных человека, и если политик был редкостный оппортунист, то уж ученый вроде бы ничего. Получилось слабо, книга полна самоповторов, перескоков и необъяснимых уходов в сторону, рыхлая такая вся. Да и поставленную задачу автор не решил - показать, что Грушевский соответствовал современным стандартам ученого, не вышло (Задача сразу не имела решения, как им мог соответствовать будитель нации? Тут гораздо интереснее понять, откуда взялась авторская интенция). Но в вале слов про жизнь и работу Грушевского вырисовывается что-то удивительно знакомое и странно актуальное.
Очевидно, что Грушевский стал для Плохия культурным героем. Автор книги родился в Горьком, затем его семья вернулась в Восточную Украину. Семья Грушевского жила на Кавказе, затем герой книги поехал учиться в Киев. Как пишет сам Плохий, попавшая к нему в 80-е книга Грушевского стала откровением, после которого он не смог смотреть на историю Украины по-прежнему. Мне давно уже кажется, что самые опасные люди – это те, которые подвержены вот таким внезапным откровениям. Насколько я могу судить по знакомым мне людям, таких персонажей мотает от одного откровения к другому, пока они не прибиваются к чему-то совсем грустному и печальному. В этой книге Плохия чего-то очень уж мрачного нет, но вот несколько более поздняя, вышедшая уже после переворота, как бы намекает нам, что дрейф автора в описанном мною направлении успешно продолжается.
Проблема Плохия в том, что он знает больше Грушевского, по крайней мере о результатах национальных пробуждений. Сам Грушевский мог еще позволить себе носить белые перчатки и выговаривать созданным (в том числе) его стараниям националистическим политикам за еврейские погромы и ненависть к иноязычным жителям Украины. Плохий же уже знает, что нации – вымышленные сообщества, знает, что насилие – непременный атрибут национального возрождения. Но именно это знание, что нации – творения рук человеческих, мешает Плохию строить непротиворечивый нарратив. Грушевскому было проще – вот нация, ее поделили и захватили, мы ее пробудим, а потом золотой век. Плохий же находится меж двух огней – про примордиализм говорить нельзя, можно только нахваливать усилия Грушевского и Ко, но ведь тогда имплицитно следует, что, о Боже, результат-то мог быть совсем иным – будь имперские идеологи поадекватнее, мог победить и имперский проект триединой нации! А если это возможно, то какой же из Грушевского объективный ученый? Просто боец идеологического фронта со своим проектом, который он продвигал как публицист и как академический ученый, на разных этажах, так сказать. Поэтому постоянно чувствуется неуверенность автора, который сам себя загнал в эту вилку.
Мы же с вами свободны от идеологического ограничения, установленного автором для себя самого, поэтому можем посмотреть на Грушевского со стороны. Циничный оппортунист, готовый на все (ну, почти) ради цели. Наукой пахнет мало, в угоду цели скрываются факты, изменяются интерпретации (в том числе им самим, в зависимости от текущего политического контекста, Плохий детально рассказывает об этом на примере отношения к Хмельницкому). Грушевский был готов к любым союзникам, к австрийцам против Романовых, к Романовым против поляков, постоянное колебание линии. В этом свете он удивительно похож на Владимира Ильича, только, насколько могу судить, отличается цель (у Ильича она все же явно благороднее). При этом колебание линии не ограничивалось политикой, в академической прозе оно не менее заметно. Забавный антинорманизм ради повышения значения локального развития украинской нации, вопреки любой логике (отсюда ситуативное союзничество с имперцем Иловайским).
Забавным показалось и то, как Грушевский врал ради удревнения локального развития. Цель состоит в разрушении имперского нарратива об общих корнях трех восточнославянских народов? Ключевский пишет, что общность была на уровне племен? Значит надо найти украинцам отдельных более древних предков. Вот, скажем, анты, они уже явно украинские и древнее этих ваших полян со словенами. Думаю, что это можно назвать сознательным подлогом (из которого, смею предположить, растут современные трипольские культуры и шумеры).
Уровень полемики, судя по цитатам, мало отличается от современных интернет-дискуссий, такая же упертость, цепляние к словам, переход на личности и умолчания. К слову, украинский Грушевского мало похож на современный, иная грамматика (бросается в глаза раздельное написание энклитики «ся»), иная лексика, иная орфография.
Когда автор дошел до политики коренизации 20-х, он совсем запутался в желаниях и противоречиях. Большевики, которые в мире автора продолжали имперский проект Романовых, занимались чем-то прямо противоположным тому, что им приписывает автор книги. Тут из старого чулана был вытащен пропахший нафталином аргумент «не благодаря, а вопреки», и я искренне посмеялся.
Интересный был Грушевский персонаж, куда интереснее, чем он вышел под пером Плохия. Его мировоззрение взяло верх, выдуманный им (в том числе) проект правит бал, хотя, судя из дня сегодняшнего, победа была Пиррова. Но сам он, как деятели нашей перестройки – плоть от плоти той империи, что он разрушал. Жизнь на Кавказе, работа в архивах Питера и Москвы, ссылка в годы Первой мировой, вихрь революции, возвращение в середине 20-х, ссылка в последние годы в Москву (с Украины) – все это делает его персонажем имперской/советской и просто российской истории не в меньшей, а то и большей мере, чем некоей отдельной украинской. Жаль, что мы с нашей стороны границы окуклились не меньше, чем с той.
Смешнее всего мне показалась игра в присвоение Киевской Руси, в которую с увлечением играли как имперские ученые Погодин и Ко, так и украинские будители (и в которую по-прежнему играют в одной соседней стране – см. скандалы об Анне Ярославне и княгине Ольге). Смысл этого спорта, который давно стал кровавым, в том, кто древнее. Советская концепция единого корня трех современных наций немодна, поэтому могу предложить более современно выглядящую аналогию. Украина – это Англия, а Россия - США, корень общий, язык в известно степени тоже, Украина заселена раньше, страна предков, но это никак не помогает в современном балансе сил, также как у Соединенного Королевства и Великой Демократии.
На английском книга Плохия вышла сравнительно давно, поэтому успела кое в чем устареть. Из дня сегодняшнего читать про жуткую советскую практику критики/самокритики смешно, теперь весь западный мир увлеченно этим занимается. Опять что-то внезапно не оказалось советской особенностью. И любопытно мне, как приспособится сам Плохий к этому колебанию партийной линии?
Забавен и перевод. Для большей инаковости в некоторых переводах на украинский считается хорошим тоном писать «совєтьска» вместо «радянська», и было заметно, что переводчик попал в тупик, когда надо было рассказать про переименование 1937 года, когда УСРР стала УРСР, ведь в его варианте перевода в абревиатуре ничего не изменилось.
P.S. Вот я прочитал/перечитал все имевшиеся у меня бумажные книги на украинском. Когда-то покупал сам, что-то после 2013 получал по почте от родственников и знакомых, одну книгу в 2020 случайно нашел в питерском книжном магазине.











