The Soviet Novel: History as Ritual

Deploying analytical tools drawn from anthropology, history and literary theory, Katerina Clark's path-breaking study explores the evolution of the socialist realist novel as a myth-like genre. Blending intellectual and literary history, Clark traces the development of the novel's master plot from its origins in the mid-19th century to its end at the close of the 20th.

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,5

11 оценок

5
82%
4
9%
3
9%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 13Хотят прочитать 56

Рецензии

red_star23 июня 2020 г.
Boy gets Tractor (+/- Girl)
Катерина Кларк в этой книге о советском романе (впрочем, как и в других, о Петербурге и Москве ) пытается писать на стыке литературоведения и истории. Получается, на мой взгляд, очень интересно, даже эта книга 1981 года не выглядит устаревшей, несмотря на то, что в реальности этой книги СССР еще существует и литературный проект социалистического реализма все еще развивается – наглядное доказательство, что верные подходы в науке способны пережить даже крах предмета своего исследования.
Подход этот состоит в постулировании, что социалистический реализм не является навязанной властями рамкой и одновременно с этим не является результатом спонтанного развития советской литературы, просто оформленной Первым съездом Союза писателей. Кларк пытается нащупать поле взаимодействия между «верхами» в виде властей и «низами», представленными писателями, на протяжении 20-х – 70-х (с особым нажимом на 20-40-е), показывая как официальная доктрина развивалась, менялась, клишировалась и пыталась преодолеть ставшие узкими рамки. Очевидный вроде бы подход, который, однако, идет сильно вразрез с политически ангажированными представлениями об отечественном литературном процессе.
Кларк пытается выстроить историю создания знаков-символов через анализ образцовых романов, начиная с «Матери» через «Цемент» к «Как закалялась стать» и «Молодой гвардии». Крайне любопытно читать, как Кларк пишет, что соцреализм создал свою традицию, выбрав образцовые тексты из разных направлений. Очень уж эта мысль перекликается с тем, как Добренко описывал создание марксизма-ленинизма и, до кучи, кодекса текстов Просвещения. Мол, все эти тексты стали предтечей соцреализма, марксизма-ленинизма и Просвещением только после того, как появилось то, чьей предтечей они теперь служили, тогда как в момент создания они воспринимались совсем иначе. «Мать» в 1906 и «Мать» в 1934 читались по-разному. В предисловии Кларк честно пишет, что ради сокращения объема выкинула из текста целые куски про другие романы, что не может не печалить, ведь пишет она интересно. Особенно любит она «Цемент», и я вполне могу ее понять, ведь мне тоже книга эта очень понравилась (да и взялся я за нее после усиленной рекламы этого романа в других книгах Кларк). Именно из этого романа Гладкова автор выводит «стандартный сценарий» соцреалистического романа, по крайней мере производственного.
В образцовом романе должно быть напряжение между стихийностью/спонтанностью (ключевым показателем в развитии сюжета в настоящем советском романе), пара (сколь угодно расширяемая на обоих уровнях) ученик/ментор, общественный труд, гибель (не обязательно ГГ, может пасть и кто-то случайный рядом с ним), катарсис в конце. Герой осознает верность своего пути, получая трактор, строя важный объект, побеждая врага. Девушку же он получает спорадически, она обязательным элементом не является, завися от благорасположения автора к своему герою. Мне откровенно понравилась ирония автора, с которой она пишет о том, как знаки-символы клишировались (обращение с лошадьми как знак власти и стихийности одновременно, любовь к природе как знак будущей борьбы с ней). Особенно смешно (чего уж там) выродился знак передачи эстафеты от ментора к ученику – из разового явления в ранней прозе к роману Катаева «За власть Советов» (1949) она становится основным содержанием, ведь ГГ только и делает, что получает символы от умирающих/погибающих старших товарищей. При этом важно частью является чистота ментора, который так или иначе должен иметь некую связь с Лениным/Сталиным (в ранней прозе ментором они могли стать сами, но с течением времени выдерживать прямую линию с Лениным становилось все сложнее).
В книге о советских газетах Лено пытался связать возникновение соцреализма с арктическими экспедициями и массовым журнализмом. Складывается ощущение, что он читал когда-то книгу Кларк, так как использованные им элементы в ее книге тоже есть, однако на верном месте, в отличие от пастиша Лено. Кларк пишет, что в ранние 20-е очерки из «Правды» часто служили сюжетными заготовками для романов (в том числе и для «Цемента»), а борьба с природой (в том числе и арктические экспедиции) стала важна для советской прозы к середине 30-х в качестве реакции на избыточный тейлоризм и уравниловку Первой пятилетки («Два капитана», «Повесть о настоящем человеке»). Удивительно наглядное сравнение качества исследователей.
Кларк пытается утверждать, что романы сороковых не так уж хуже романов тридцатых, как принято считать. Однако что-то описания не потянули меня читать «Кавалера Золотой Звезды», хотя «Молодую гвардию» надо бы осилить. Надо сказать, что последним романом Кларк явно увлечена, рассказывая о нем с воодушевлением. Вот только с восприятием войны у западных исследователей всегда было тяжело, она для них загадочна и далека, поэтому они позволяют себе удивительные ляпы в хронологии (Краснодон взят немцами в конце 1942-го, Сталин читает речь о предстоящей победе под Сталинградом («Будет и на нашей улице праздник!») 7 ноября 1943-го). К ляпам стоит отнести и то, что Папанин попал в разряд популярных летчиков 30-х.
Крайне любопытным мне показался взгляд автора на оттепель. Кларк утверждает, что ничего нового в оттепельной литературе не было, авторы использовали все те же обязательные элементы (взятые из мифов и средневековых хроник, как полушутя утверждает автор). При этом Кларк выделяет три пика оттепели – 1952-1953, 1956, 1962, на каждом из которых добавлялись темы, но не средства. Любопытно читать про 1952-й как зачин, ведь это очень сильно перекликается с подходом Фицпатрик в книге о сталинской команде, которая, якобы, готовила программу реформ еще до смерти главного ментора страны. При этом Кларк говорит, что все повестка оттепели (кроме темы лагерей, вышедшей на авансцену только в 1962-м) уже была в романе «Далеко от Москвы» (1948), ведь изменились только акценты, а не набор. Ближе к концу периода Хрущева на какое-то время место врагов занял Сталин и его команда, но все равно схема осталась прежней. Так, Кларк считает «Не хлебом единым» (1957) фактически образцовым соцреалистическим романом, да и «Звездный билет» (1961) близок к идеалу.
Также удивительно свежим кажется взгляд Кларк на сам- и тамиздат. Возможно, конечно, она просто защищала в 1981 предмет своего исследования, однако, так или иначе, но она угадала, когда писала, что большая часть этой прозы – ксенофобская, а часто и антисемитская, удивительно дидактичная и точно не превышающая соцреалистические романы по ценности (и точно не являющаяся большим приближением к западной литературе, которая все же и для Кларк служит мерилом). По крайней мере точным попаданием можно считать слова о правом (а то и ультраправом) уклоне в нашей эмиграции.
Захотелось «Мать» перечитать.
Читать далее
58
973
DeadHerzog10 августа 2020 г.
Других писателей у меня для вас нет
"Советский роман" - это о том, что такое соцреализм, как он оформился и почему пришел к доминированию в советской культуре. В общем, все, что вы хотели знать о соцреализме, но боялись спросить. И правильно боялись - судя по книге, там такое - ужасное и великое. Как создавался канон, в чем особенности стиля и и как эти особенности изменялись со временем и колебались вместе с линией партии (и колебали ее), как легитимировали власть и ее действия, и какие подвиды жанра существовали и почему. Книга в общем-то о том, как развитие политики и социума влияло на развитие литературы и культуры и наоборот - да, то самое "жизнь имитирует искусство". Читать это интересно, но трудно.
Катерина Кларк активно защищает соцреализм от западных критиков, туманно намекая, что они все дурачки и ничего не понимают. А надо рассматривать соцреализм не как мейнстримную литературу, а как жанровую, и как следствие - ее следует анализировать по другим правилам. Получается довольно убедительно и аргументировано - автор использует советский роман как ключ к пониманию советской культурной истории, и в данном случае взлом с проникновением удался на славу.
Автор не воспринимает соцреализм и советский роман как нечто новое и небывалое, указывая на дореволюционное происхождение (из радикальной литературы) многих элементов языка, сюжетов и тропов, формальное сходство многих внешних черт с агиографией и средневековыми летописями. Так что готовьтесь - здесь много отсылок к таким умным людям, как Пропп, Бахтин и Элиаде, которые толкали сложные темы с использованием сложных понятий вроде онтологический, трансцендентный, структурализм и даже (чур меня) нео-платонизм. Если хоть немного не шаришь в философии, читать это с кондачка не получится, хотя, конечно, гораздо легче и понятней, чем у того же Бахтина или там скажем, Лотмана.
С определенного ракурса это про "синие занавески", но не в смысле что там автор в своем романе, получившем Сталинскую премию, под ними подразумевал (Кларк слишком умная и начитанная женщина, чтоб таким заниматься), а откуда они вообще взялись и почему без них было ну никак. Учитывая, что речь идет о высоком сталинизме, то помимо синих занавесок не обошлось без черной руки и зеленой простыни.
Как всегда у Кларк, здесь плотное переплетение литературы, марксистской теории, семиотики, политики и еще какого-то сильного колдунства. Иногда от закрученных пассажей автора у меня в глазах начинали мельтешить пятна и приходилось нажимать на глаза - на левый или правый - чтоб это прекратить. Когда я нажал на оба сразу, то временно ослеп. Так что читайте с осторожностью, памятуя, что внимательность и сосредоточенность в данном случае вполне окупаются интересным всеобъемлющим рассказом.
Ощущение, что Кларк гадает на картах - вот Повешенный, то есть карта марксизма, вот Шут - пролетарская литература, вот Маг - семиотика, вот Рыцарь жезлов - революционный романтизм: а все сразу - как раз расклад Кельтский крест, то бишь соцреализм. Казенный дом тебе, голуба, светит и дальняя дорога. А ежели встретишь смуглого незнакомца с усами - берегись его.
Как и в Четвертом Риме , это не история, а скорее литературоведение, иногда плавно переходящее в культурологию, так что стоит быть хоть бы немного подкованным в событиях и лицах тридцатых годов. Кроме того, хорошо бы перед чтением ознакомиться - хотя бы вкратце - с несколькими романами: Мать Горького, Цемент Гладкова, Чапаев Фурманова, Как закалялась сталь Островского и Молодая гвардия Фадеева. Можно и без этого, но тогда многие моменты придется принимать на веру, без возможности анализировать авторский нарратив.
Книга далеко не новая, роман Трифонова Дом на набережной Кларк аттестует как "недавний", но ценность исследования это не снижает, хоть и жаль, что оно получается незавершенным - часть поздней советской литературы оказывается неохваченной. Исследование прелюбопытное, подкупающее своей увлеченностью, тщательностью и старательной всеохватностью.
Читать далее
36
1,1K

Все рецензии

Цитаты

red_star18 июня 2020 г.
As Tynyanov and Jakobson pointed out in 1928, "the history of a system is in turn a system.'
2
301
red_star18 июня 2020 г.
Soviet Socialist Realism is virtually a taboo topic in Western Slavic scholarship. It is not entirely taboo, for it can be discussed, but preferably only in tones of outrage, bemusement, derision, or elegy.
2
235