
Романовы
catherinecatherine
- 284 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Ах, как мне жаль этого несчастного царя! Какая-то искупительная жертва за грехи поколений.(с) кто-то хороший
Я всегда знал, что Иуда - это баба, переодетая Керенским.(с) мой друг Янус
Книга Радзинского очень динамична, детективна и нагнетательна. Никуда не уйти внутри себя от погони за ускользающей правдой. Как и в жизни, в принципе. Но если царь - это еще и какой-то личностный символ - это становится особенно чарующим действом и одновременно пагубным в своем смраде безысходного отчаяния. Так, защищаясь, мне пришлось читать эту книгу год (с перерывами). А последний русский царь-император всё умирает и умирает. До сих пор. Ежедневно. Он всегда будет умирать в моем сердце. И этим же сердцем я так никогда и не пойму, почему и за что. Хотя всё знаю, понимаю.
Ясно, что "психоаналитически" убийство царя - это убийство отца/бога/итд, а с папой/богом/итд у меня всё в порядке. Да и в целом, идея вечного сопротивления и психованного свержения авторитетов кажется мне весьма сомнительной (не место объяснять, почему). А так же еще и потому, что последний царь для меня, как уже сказано, обладает зашкаливающим символизмом, убийство царской семьи я воспринимаю болезненно и крайне эмоционально, и посему, из-за моей неспособности отвлечься, не будет тут никаких глубин исторического анализа.
Хотя, в этой рецензии, раз уж я пишу(вынашиваю)(избегаю) её год, будет обо всём понемножку.
Император Николая Второй - с юных школьных лет был да и остается для меня прекрасной романтичной образной воплощенностью чего-то тёпло-духовного, благостного, чарующего, правдивого и трепетного, что заложено в духе и сознании русского народа. Это красота веры в чистом и глубинном её проявлении, величавая самодержавность как воплощение силы честной и законной, обаяние престолонаследия как гарантия для рядового человека чего-то древнее и мощнее него, более извечного и нескончаемого, нежели жизнь и историческая ситуация, а значит, возможность погружения в более широкий и плотный простор(контекст), где ты защищен от огрехов действительности не только как конкретный Иван, но и как человек в целом.
Но вернемся ненадолго к книге. Радзинский-таки не соврал. Книга и правда про жизнь и смерть последнего русского императора. И где-то половина книги про жизнь, а половина - про его смерть. Хотя, жизни он отжил 50 лет, а умер в один день. И тем не менее. Довольно компактно Радзинский описывает всю жизнь царя и затем остервенело копает со всех сторон все события, связанные со смертью Николая, начиная с ареста царя Временным Правительством в Царском Селе в 1917 году, и кончая современным временем со всеми своими свиданиями с детьми/внуками очевидцев и архивными работниками, не упуская на всякий случай ничего - иначе как бы я узнала, что у Николая был ... Да, в ход берутся все мелочи. Реконструкция такая реконструкция.
Помимо прочего, Радзинский очень мистичен в своем описании. Везде ему видятся знаки и предзнаменования будущей гибели царской семьи. Для меня позиция такого изложения - нейтральна. Но чрезмерную отягощенность книги символизмом, часто сомнительного толка, сложно не заприметить. Ну что же.. личность историка неминуемо оставляет отпечаток на истории, поскольку чистая её идея не может быть взята к изучению стерильными руками, ибо не бывает стерильных рук. С этим остается только смириться.
"Да, царь - только раб. Раб истории, которую творит Бог"
Для понимания всего произошедшего с Николаем Вторым в первую очередь следует обратиться к его (прекрасной) личности. Престолонаследник. Сразу же представьте себе, каково это. А теперь тут же представьте, что для этого человека, глубоко любившего свою родину и свой народ - престолонаследие было лишь одним из первых "крестов", которые ему пришлось нести. Впечатлительный, тонкий, чуткий, добрый мальчик, с отличным воспитанием не только внешним, но и внутренне принятым (даже перед смертью он не терял своего лица). Этот мальчик был близок прекрасной удивительности и красоте мира, и чурался дрязг и раздоров. Не гнался за силой и властью (властность и сила так до конца жизни и не были ему присущи). Ради любви Николай Второй даже был готов (и хотел) отказаться от престола. Но... Не вышло. Ему-таки позволили жениться на принцессе Алисе, известной нам ныне как Александра Фёдоровна Романова, и препятствий к восхождению на трон уже не было, а вот чувство долга перед отцом и страной было, и было оно сильнее натуры, устремленной совсем не к политическим олимпам, но натуры готовой подчиняться требованиям времени, закона и миропорядка.
Дальше всем известная история про хорошего человека и плохого политика. Такое вот правление. Действительно добрый, любящий народ царь, истинный православный по глубокой своей вере, а не по крещению, он вляпался почти во все ловушки, разложенные перед ним тайными и явным врагами. Он не был хитёр, был прямодушен, и вполне доверчив. За всё это и поплатился. Накренилось его правление войнами и дрязгами, недовольствами народа, накалом страстей вокруг разросшейся чумы, одолевшей своим зловонием все добрые устремления и хрупкие попытки наладить мир в государстве. Затем революция, царя вынудили отречься от престола, арестовали со всей семьей, ссылали, убили. Такова вот история, в перипетиях которой так усердно пытается разобраться Радзинский.
Пытается разобраться, потому что без понимания значения монархии в историческом процессе, и исследования её полного уничтожения в нашем конкретном государстве - становится невозможным существовать в условиях нынешней истории России, и относится это к любому её периоду. Рядовому читателю, взявшемуся за эту книгу чтение такое будет неминуемо полезно именно в силу расширения кругозора, знакомства с фактами, и для формирования или кристаллизации исторического самосознания, которое может пойти в уклон политический, экономический или философско-религиозный, но никогда не будет лишним для нынешнего Ивана, не помнящего родства. В том числе и с кровавыми ужасами начала века. Потому даже не столь важно, сколь мастерски книга написана с точки зрения литературы, хотя, тут упрекнуть Радзинского почти не за что - пишет он приятно, цепко, увлекательно, мешает в своем изложении фактический материал и многие размышления, призванные затрагивать именно чувственные сферы читателя, исследует множественные источники, опирается на дневники Николая и Александры, свидетельства очевидцев, и прочая многая. Но в итоге, важным, по мне, остается лишь погружение в атмосферу, важным остается лишь желание понять, насколько стечения обстоятельств, а так же характер правления царя и влияние на него непростых исторических деятелей со своими установками и планами на будущее Российском Империи повлияло на случившееся. Важным остается разобраться, что же всё-таки произошло, и к чему мы в итоге пришли, вобрав в свою историю этот опыт.
О, эти толки роковые,
Преступный лепет и шальной
Всех выродков земли родной,
Да не услышит их Россия, —
проклятый народ.(с) тютчев
***
И отповедью — да не грянет
Тот страшный клич, что в старину:
«Везде измена — царь в плену!» —
И Русь спасать его не встанет.(с)
Радзинский дает вполне обоснованную, как ему кажется, версию политического убийства царя. Находит людей, которым бы это было выгодно среди коммунистических выродков из высших чинов, описывает хитросплетения отношений между ними, указывает на то, что царь в любом случае был обречен. И подробно реконструирует все этапы убийства, от задумки до последовавших после убиения событий. Подробно описывает, КАК была убита царская семья. В отношении же Николая Второго Радзинский полностью уверен, что тот самолично принёс себя в жертву, поддавшись на провокацию, понимая, что за ней последует. Таким образом Николай был вполне готов умирать, правда, искренне думая, что убьют только его, не тронув семью. Не смог за добротой своей личной понять царь, что только он ей в то время и располагал.
В 1918 году над царем сгустилось столько туч, что возможность его спасения - ныне представляется не более, чем слепой верой в чудо. И уж даже не говоря о мистицизме в книге у Радзинского, глядя даже просто на факты - понимаешь, что этот человек был неминуемой жертвой, обреченной за заклание всем ходом многовековой истории. Спастись можно было только удрав из России накануне февральской революции, но такое невозможно представить в реалиях тех времен. Никакой правитель не удирает без соответствующего пожара, а когда вокругниколаевский пожар действительно разгорелся - удирать было уже слишком поздно.
Некоторыми исследователями это убийство оценивается как ритуальное и даже как самое тягчайшее преступление во всей христианской истории.(с)
Действительно есть версия, что убийство было ритуальным, и по форме и по содержанию, и было необходимо определенной группе людей, культу, возможно, масонам для понятных им немного более, чем мне, целей. Хотя, я просто не хочу сильно ворошить в рецензии эту острую тему.
тут я позволю себе маленькое лирическое отступление
намедни сидела в гостях, и зашла речь о Николае и его убийстве. И в какой-то момент мне выдали тираду о том, что убийство-то как раз ритуальное, все об этом знают, был там кромешный ужас, царские дочери подвергались неимоверным мытарствам, а цесаревича Алексея и вовсе насиловали 2 дня. Неистовствовала я невероятно! Какая жуть! Не знаю, что там кому известно, но никакой ритуал по мне изнасилования больных детей не подразумевает, и даже и думать об этом жутко. Ссорились мы яростно и грозно. Но в итоге пришли к мирному соглашению, что ритуал, может, и был, но изнасилования - лишь больные фантазии.
Есть много информации, позволяющей думать, что убийство было замыслено еще чуть ли не при аресте императора Временным Правительством. Не даром и Керенский масон, например. И многое он сделал... Выслал царя в Тобольск, зачем-то. Далее много неувязок с Ипатьевским домом, странные совпадения вроде убиения последнего русского царя в день поминовения первого русского царя и так далее, случайное отпевание заживо, отмеченное Николаем Вторым в дневнике за 3 дня до смерти и так далее. Много-много всего, что даёт пищу неудовлетворенным версией довольно внезапного истеричного расстрела большевиками, боявшимися отдать Семью подкрадывающимся белогвардейцам.
На самом деле, вряд ли простому человеку удастся когда-нибудь разобраться, кем и зачем конкретно было замыслено и совершенно это злодеяние. Было ли оно чисто политическим, варварским, ритуальным... оно всё равно остается страшнейшим по своему смыслу. Умышленно или непредумышленно - оно всё равно ритуально. Царь - как символ, миф, икона, опора народа, залог внутрипсихической стабильности, он становится неугодным, и свергается, а после и вовсе уничтожается. Страна, сама того не понимая, навсегда теряет сей драгоценный монолит, на который так легко и удобно было спроецировать неудобную самому ответственность. Потерян царь - потеряна душа России. И не так важно, насколько умышленно пытались умертвить русскую душу. Главное, она умерла...
Неистовство народных волнений перекосило все рамки и грани здравого смысла и захлестнуло землю кровавейшим безумием. Все ориентиры вели в персональный ад. Особенно тех, кто взял на себя дурную смелось покуситься на слом той целокупности истово русского и народного, психологическим гарантом которого душевно был как мог несчастный убиенный император.
Книга Радзинского погружает в атмосферу попытки адекватного понимая и масштабного расследования произошедшего вопиющего преступления. Ничего другого от книги не требуется. Историческая точность? А кто её теперь проверит? Кто доподлинно поднимет мертвого из могилы и расспросит его?.. А всё остальное - суета сует.
Те, кому нравится политика - пусть копошатся в её дерьме. Пусть утопают в многобуквии цифр, дат, фамилий, мест. В книге всё это есть. Для простого же человека, как по мне, важно пройти свой персональный тест на то, убил бы ты царя или нет? Пройти тест на то, не с убийцами ли царей ты живёшь? Пройти тест на то, не свихнулся ли мир тогда, и не надвигается ли это снова? Крушение первооснов, крушение глубинности, крушение верности и преданности тонкому хрупкому миру своего народа. Не в этом ли мракобесии ты живёшь. А хочешь ли продолжать, если да?
Сейчас после прочтения, после изучения кое-каких материалов, мне, не православному по духу человеку, больше всего хочется добрести, наконец, до какой-нибудь церкви и помолиться там за царскую семью, именно потому, что им бы это было важно. Ведь за всеми этими рассуждениями о причинах убиения и прочее, для меня фоном стоит вонзенное глубоко чувство, что помимо разрушения монархизма, убиты были просто хорошие люди. Прекрасный царь, прекрасный, может, не по своим способностям, но по духу своему. Убиты неповинные дети. Государь, стремившийся к праведности, к Богу, чистоте и правде, получил в ответ предательства генералов, чувство непреодолимой обреченности, а в итоге, возможно, зрелище гибели самых дорогих и близких на земле людей.
А меж тем, из книги впечатываются моменты
"Родзянко описывал в свои воспоминаниях, как однажды, выслушав его доклад, Николай вдруг подошел к окну.
"Они шли вдоль вагона и разговаривали. О чем? о власти? О толпе? О революции? Или на любимую тему Николая: ссорятся люди, досаждают друг другу, а вокруг прекрасная жизнь деревьев, зеленого простора и вечного неба с вечными облаками.
Так закончилась последняя прогулка на воле последнего царя".
И я постоянно пытаюсь себе представить, что чувствовал Николай после свержения, и особенно, после его пересылки из Тобольска в Екатеринбург, когда он уже понимал, думаю, что спасения нет, и ждать неоткуда. Что чувствовал этот человек, который верил, что сам Бог благословляет его царствование, как наследника и истинного правителя.. Что чувствовал человек, понимая, что его рано или поздно будут убивать.. Несомненно, он раскаивался во всех своих ошибках, повлекших смерти невинных людей (Кровавое Воскресенье, например), и был уверен, что смерть - это такая задумка господня для искупления грехов.. Но всё же - как жил такой прекрасный миролюбивый набожный Николая зная, что сейчас он еще живой, может любоваться дочерьми, играть с любимейшим сыном Алексеем, которому всё равно не дано никогда было царствовать в виду смертельной болезни, может быть, жить наслаждаться тишиной вечеров с любимой супругой, и одновременно знать, что вскоре это резко оборвётся. Для меня непостижима человеческая выдержка и отрешенность, смирение терпеть ежеминутное ускользания грядущего возможного счастья - гулять, смеяться, нянчить внуков и прочее. Непостижимо для меня, как не рехнуться, ожидая смерти, с высоко поднятой головой, продолжая поддерживать любимых вокруг, не выдавая им своей тайны, поддерживать их иллюзии, оберегать.
И всё же...
Николай всё время был очень уставшим.. и ему всегда хотелось спастись от нахлобученного давящего обруча повсеместных проблем. На закате правления он уже очень любил уединяться, гулять. Человеку хотелось очистить голову и сердце. Он был бы отличным натуралистом, если бы не был царем.
И из всей книги мне больше всего запомнилось вот что. "Как-то в своем дневнике Николай записал: "Долго болтал ногой в ручье".
Таким он мне и представляется. Ушедшим от дрязг и распрей этого мира, усталый, с туманом в голове, он пришел в лес, и совершенно один сидит над ручьем. Ужасы не меняются, ничего не меняется, а речей течёт, ему всё равно. И Николай там, в своем краткосрочном побеге, надеюсь, спокойно счастлив. Есть время побыть собой - простым человеком с простым сердцем. Которое бьётся и чувствует.. чувствует, как сгущаются тучи. Но так же и надеется, что дождь пройдёт, и всё вокруг заблестит искренней красотой свежести и обновления, и утро будет тихим, благостным и нежным, можно будет лечь и забыться глубоким сном. Сном успокоения. Которое, я надеюсь, Николай с семьёй всё же получили в посмертии.
26 февраля - 31 декабря 2015 года, Петербург
на фото мой личный Николай, подарок от matiush4388 . а сама рецензия - обещанный новогодний подарок Soniya

В допотопные докомпьютерные времена старой и тогда ещё научной фантастики порой можно было наткнуться на эпизод, когда герой фантастической книжки берёт из кристаллотеки некий информационный кристалл, вставляет его в какой-нибудь миелофон и «читает» книгу. Понятно, что с появлением персоналок носители инфо отказались от перфоленты и перфокарт и приобрели сначала форму дискеты, потом диска, и, наконец, флешки. И какая только форма не встречается у современных флешек! Но вот будь моя воля, так для записи этой книги я бы выбрал форму одного из платоновых тел...
Какая многоплановая и многомерная книга! Тетраэдр... гексаэдр... октаэдр... додекаэдр... икосаэдр... Всех вариантов углов, граней и плоскостей её событийного и смыслового ряда попросту не втиснуть в стандартные платоновы тела.
Дальше платоновы тела и всё остальное
ТЕТРАЭДР. Историческая составляющая. Конечно же Радзинский в своём исследовании опирался прежде всего на известные и однозначно трактуемые факты и документы. Факты, устные и письменные свидетельства очевидцев и прямых участников событий, а также на документы эпохи. Иногда он указывает нам источник той или иной информации, иногда просто даёт понять, что то или иное событие и происшествие, изложенное им, имеет под собой документальную основу. Но помимо документальной «твёрдой» основы Радзинский умело и широко пользуется и методами экстраполяции, научно-исторической гипотезы, аналогии и прочими, вполне уместными при выстраивании тех или иных гипотез и трактовок. И в этом смысле такие приёмы вполне уместны в книге, являющейся всё-таки не научно-историческим трудом, но вполне себе документально-художественным изложением.
ГЕКСАЭДР. Художественная плоскость. Вместе с тем Радзинский широко и талантливо использует и средства, свойственные чисто художественной литературе. Авторский стиль богат эпитетами, сравнениями; язык Радзинского наполнен эмоциями как самого повествователя, так и читателя (невольно заражаешься эмоциями и самого рассказчика Радзинского, и героев книги, и порой просто начинаешь переживать за судьбы царственных и нецарственных персонажей повествования, т. е. продуцировать эмоции сам). Автор широко употребляет в книге диалоги, что чаще является признаком художественной книги, но вместе с тем эти диалоги так естественно вписаны и в событийный ряд, и в саму логику исследуемого времени, что кажутся практически «подслушанными».
ОКТАЭДР. Приключенческая мерность. Несмотря на практически стопроцентную достоверность рассказываемых событий и происшествий, книга довольно сильно и плотно начинена приключениями. И в этом нет никакого противоречия, ведь называем же мы приключенческими книгами повествования о разного рода реальных воздухопутешествиях, горовосхождениях, мореплытиях и пещеролазаниях. В особенности, если с участниками этих документальных и реальных путешествий происходят самые настоящие приключения, т. е. происшествия невероятные и удивительные. Вот и в этой книге такого рода приключенческость имеется и в немалом количестве и в изрядном качестве. Потому что все эти военно-исторические страницы и главы книги, все эти любовно-романтические связи и полуавантюрные с налётом уже детектива проступки царственных отроков и вьюношей иначе как приключениями не назовёшь. И чехарду дворцовых переворотов XVIII века. Да и всю эту череду неудачных покушений на жизнь самодержца тоже... Как бы кощунственно это не звучало.
ДОДЕКАЭДР. Политическая плоскость. Тут и механизмы политической регуляции, тут и закономерности естественно-исторического развития социума с переменой социального строя и механизмов его принудительного давления и переключения.
Политический террор, его зарождение и развитие. Точнее часть людей, в том числе и автор утверждают, что все эти покушения на жизнь царя являлись террористической деятельностью. Не знаю... Дело в том, что террор как метод воздействия имеет своей целью устрашение тех или иных субъектов и групп. В деятельности народовольцев же цели устрашения кого бы то ни было. А целью было — политическое убийство монарха, имея ввиду, что вслед за этим вспыхнет народное восстание и царизм как политический режим рухнет... Впрочем, конечно в широком смысле просто принято политические убийства называть террористическими актами...
Политические партии социалистического типа. Конечно, говорить утвердительно о зарождении политической партии социалистического или коммунистического типа в описываемый исторический период пока преждевременно, однако на самом деле все эти политические социалистические революционные группы и союзы типа «Земля и воля» и «Народная воля», а также другие группировки уже обладали некоторыми признаками той партии, которую впоследствии будет строить Ульянов-Ленин. И все вот эти первые шаги по формированию таких политических групп, по шлифовке и уточнению принципов их формирования, по формулированию принципов их существования, целей и задач, политической программы и прочему, без чего партия не может называть себя партией — всё это Эдвард Радзинский рассматривает детально и подробно, в мелочах и нюансах, в тонкостях и с филигранной точностью. И это всё и безумно интересно и... и одновременно страшно... И особенно страшно, когда мы читаем эпизоды с идеями патологического революционера Сергея Нечаева!
ИКОСАЭДР. Военная плоскость книги. Российская империя вела в XIX столетии несколько войн и разными государствами. Преследуя разные территориальные, политические, имперские цели. Навскидку — война с Бонапартом, Крымская война, Русско-турецкая война, кавказские войны... И Радзинский не просто повествует нам о тех или иных перемещениях героев книги в связи с их участием в военных действиях, но рассматривает всю предпосылочную военно-политическую составляющую этой конкретной военной кампании, показывает нам движущие силы исторических событий, прорисовывает ближние и дальние цели не только Российской империи, но и её сателлитов и союзников, а также соперников и конкурентов, т. е. даёт развёрнутый анализ обстановки. Не превращая при этом книгу в учебник по истории или в стратегический и тактический монографического типа трактат, а оставаясь в рамках весьма художественного, интересного и интригующего повествования. И эта сторона, эта плоскость книжного содержания особенно интересна и важна сейчас, на нынешнем этапе реальности, когда опять бурлят и клубятся пылевые облака от грозовых политических и военных фронтов...
4-МЕРНЫЙ СИМПЛЕКС. Любовно-лирическая, романтическая грань. Личная жизнь главного героя книги Александра II Романова и связанные с его личной жизнью нюансы и интимности личной жизни самых разных лиц, многих исторических персон и личностей. При этом, даже затрагивая самое сокровенное — интимную жизнь разных людей, начиная с Екатерины Великой и заканчивая уже сыном и племянниками Александра II — Радзинский делает это достаточно тактично и не спускаясь в чернуху и порнографию. И сложно кого-то тут упрекать и осуждать за супружескую неверность или юношеское распутство — прежде всего потому, что все они были людьми своей эпохи и своего положения, и вряд ли могли свободно выйти из предназначенной им роли. Мы же ведь живём в своём времени и строим свои личные интимные и романтические отношения так, как считается нормальным и принятым в современности... И неизвестно, что и как потом скажут про нас и про наше время, про наших Кончит Вурст, Мадонн, Моник Левински и прочих известных всем и неизвестных никому людей...
ТЕССЕРАКТ или ГИПЕРКУБ. Широта охвата и глубина проработки затронутых в книге тем. Особенности авторского стиля таковы, что коли он берётся показать нам жизнь самодержца Российского Александра II, то начинает он свой рассказ не с момента рождения младенца Саши, а с предыстории семьи Романовых, с рассмотрением нескольких предыдущих поколений этой венценосной фамилии. И показывает нам события с детальной глубиной, показывая нам отдельные важные по мнению автора события семейной жизни настолько откровенно, насколько это важно для понимания книги в целом и смысловых её нюансов в частности. И вот эти широко-глубокие приёмы по мере чтения встречаются с завидным постоянством, раскрывая нам всю глубину авторского замысла, убеждая нас в правоте его подхода к раскрытию темы книги, и в правдоподобии и вероятность достоверности авторских трактовок, предположений и гипотез.
N-мерное НЕЧТО. Личное мнение автора. Радзинский вовсе не является сторонним наблюдателем и бесстрастным пересказчиком. Все мы помним его авторские телепередачи, и знаем, с какими богатыми модуляциями, с каким прищуром глаз и с какими точно выверенными жестами он рассказывает о событиях вековой давности. Понятно, что можно просто изображать и эмоцию и своё отношение к рассказываемому, но всё-таки мне кажется, что Радзинский к кому-то из своих героев относился снисходительно, а к другим с дружеским участием и сопереживанием; кого-то недолюбливал и осуждал, а о ком-то искренне сожалел и сочувствовал. И можно разделять его, авторское, отношение к повествуемому, а можно быть совершенно иного мнения и содержании и книги и трактовок и гипотез, высказанных Радзинским, но вот что практически невозможно, так это остаться совершенно равнодушным и невовлечённым — если так, то нужно немедленно идти к врачам и проверять кровь на наличие гемоглобина...
Не берусь определять истинную форму нашей виртуальной многомерной многогранной флешки — соотношение всех указанных и оставшихся за кадром нашего разговора о книге смысловых оттенков. Да это и не нужно, потому что самое важное своё предназначение книга выполнила — пробудила мощный интерес к эпохе, расставила какие-то смысловые акценты и ударения на тех или иных событиях и явлениях, заставила задуматься о своих собственных взглядах и убеждениях, в том числе и политического оттенка.

Я очень долго читала эту книгу, я делала перерывы, потому что после некоторых глав мне было трудно дышать. В прямом смысле. С самых юных когтей я считала этот виток истории самым трагическим во всей нашей действительности, для меня это очень личная книга, сложно передать все эмоции , которые охватывали во время погружения в ту реальность..Мистическое стечение обстоятельств, судьба давала им обоим шанс, но они выбрали именно эту судьбу...
Что мы наделали , с нашего молчаливого согласия происходило все это..Об этом нельзя замалчивать, автор очень тонко подводит читателя к этой мысли...Я обязательно перечитаю эту книгу еще раз, когда эмоции чуть угаснут, чтобы уловить больше нюансов, которыми насыщена книга Эдварда Радзинского.

Понимали, философствовали… и шли к катастрофе. Все, как у Чехова в «Вишневом саде.

Уинстон Черчилль, который в 1917 году был английским военным министром, в своей книге «Мировой кризис» писал: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже на виду…

















Другие издания
