
"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Давно у меня не было такого, чтобы после прочтения художественного произведения мне не хотелось брать в руки другую книгу. "Собор парижской Богоматери" полностью отвлек меня от внешнего мира и заставил забыть, что есть и другие не менее увлекательные и восхитительные творения.
Еще одно чудо искусства. И ведь правда: эта книга - это и книга, и симфония, и спектакль, и памятник одновременно. Моя душа билась в конвульсиях эстетической передозировки, мое сердце плакало каплями крови. Как можно равнодушно читать описания Собора, Парижа, его жестокости и бедности? Я не понимаю людей, которые не видят в этом красоты и читают вскользь, следя только за сюжетом. Сюжет....сюжет... да какой к черту сюжет! Есть только три человека, каждый со своим горем. И есть общество, которое их не любит. Есть Париж, который переживает не самое лучшее время, а именно смену эпох. Жестоко и столкновение двух духовных сил - зодчества и книгопечатания, воистину "библии каменной и библии бумажной".
А персонажи, такие разные, но каждый так значим и занимает особое место в сердце.
Называйте меня попсовой обывательницей, но как и любой человек в романе, к образу Квазимодо я испытывала долю отвращения и какого-то странного сочетания страха и жалости. Лицо горбуна, выражающее смесь злобы, изумления и грусти, не давало мне разглядеть, ЧТО же творилось у него на душе. А оценивание человека так устроено, да – не видно души, да еще и с такой рожей, тогда не надейся на симпатию. И даже искренняя любовь к Эсмеральде, не требующая ничего взамен, так же как и саму Эсмеральду, не смогла заставить полюбить этого уродца. На некоторых моментах я испытывала презренную разновидность жалости – мне хотелось освободить Квазимодо, как старую больную собаку, которую убивают, чтобы та не мучилась. Да и само чувство жалости очень жестоко по отношению к человеку.
Персонаж, за которого я действительно переживала – это Клод Фролло. Да, да. Знаю, что это очередной герой-идеалист, презирающий жалких людишек и ищущий свое жизненное предназначение. Падка я на таких персонажей. Но как можно не скорбеть, когда ты видишь, как этот человек, испытав страсть к цыганке, впустив в сердце «греховный огонь», разочаровывается в науке, в своей вере, в своих идеалах. Внутренняя борьба Фролло, свидетелем которой я стала, не позволила назвать его чудовищем. Ведь он тоже любил Эсмеральду. По-настоящему любил. Просто любовь эта была извращенная, грязная, искаженная. Ну а как еще могут любить умные люди?
Эсмеральда сначала показалась мне наивной глупой дурочкой, которая в выборе мужчин на первое место ставит внешность и физическую силу, не замечая его отношения к другим людям. А потом я поняла, что она всего лишь молодая девушка, ей 16 лет и она мечтает о рыцаре на белом коне, который спасет ее от рук негодяев, она хочет найти свою мать, чьей лаской была обделена, боится боли, как мы видим в главе с пыткой. Она чиста и целомудренна. И к сожалению, слепа.
Ну и конечно же у романа есть еще один незримый, но не уступающий по значению персонаж. Это сам Собор. Это великое творение человека и народа, и в то же время эпицентр разворачивающихся в сюжете страстей. Бродя по его коридорам, я будто слышала его дыхание, слышала, как бился его пульс. Он приютил отвергнутого миром Квазимодо, стал для него родной матерью и подарил бедному горбуну братьев и сестер в виде колоколов, которые, оглушив уродца, еще больше оградили его от ужасного мира. Собор дал убежище Эсмеральде, до конца всеми силами оберегая ее своими каменными гаргульями. И тот же Собор столкнул Клода Фролло со своих башен, хотя я уверена, что сделал это не без боли и сожаления.
С детства я мечтала посетить Нотр-Дам-де-Пари. Но сейчас, после стольких слов, написанных Гюго, я сомневаюсь – а нужно ли оно? Неужели когда-то Собор и правда был таким живым, красивым, величественным? А сейчас? Величественность осталась, но это какая-то пафосная, серьезная величественность, которая смотрит на тебя свысока. А сейчас…
Ушла эпоха. Исчез Квазимодо. И Собор пропал вместе с ними – никогда нам больше не лицезреть его истинного лица. Все что сейчас - это только копия. Взгляд его – бестолков. Улыбка – фальшива. Душа – пуста.
Когда-то в детстве я обводила картинки через копирку и результат моей работы никогда не удовлетворял меня.
Это всего лишь безвкусное сравнение, но все же…
P.S.: Благодарю за внимание, сэр.

Есть книги, которые попадают в твой виш-лист молниеносно (за что винить следует, я думаю, ленту "Лайвлиба": очаровательные, глубокомысленные рецензии сподвигают на то, чтобы бросать все и читать вот то, посоветованное рецензентами), так же быстро прочитываются, порою не оставляя после себя ничего: да, было приятно в моменте, а что в остатке - твоя ли эта книга и история? Она могла, не спорю, поменять чью-то жизнь, привнести в нее ярких красок, но в твоей-то какую роль сыграла?
А бывают книги, подобные роману Гюго, к которым идешь годами. И я сейчас нисколько не преувеличиваю: прочитанный мною в 14 лет "Собор Парижской богоматери" оставил после ворох невероятных впечатлений - восторг, любовь, боль... Да много чего еще... Наверное, в те мои четырнадцать он стал для меня первым по-настоящему взрослым романом - я читала его до "Преступления и наказания", до "Отцов и детей", до "Войны и мира", до всей той бесчисленной русской классики, которая затянет меня в свои сети в девятом, десятом, одиннадцатом классе... Меня сразу поразило изящество стиля французского классика и мощный социально-философский посыл книги. Читала летом, между восьмым и девятым классом, читала в библиотечном варианте, без конца продлевая: две недели, потом еще две, и еще...
И на этой волне полученного удовольствия от незнакомого автора, думается, самым верным решением было бы продолжить знакомство, да и мысли такие были: бордовый том несколько сурового оформления был все детство перед глазами. "Собор..." я брала в библиотеке, "Человека..." я могла читать в любое время дома! Но... как-то не случилось... Дела, учеба, другие книги (очаровавшая меня навсегда русская классика - любимые Гончаров, Тургенев, Куприн и многие другие). Виктор Гюго и другое его не менее известное произведение так и остались тогда в мечтах, немым упреком томик еще долгое время смотрел на меня с полки с классикой от "Пермского книжного издательства"...
Каждой книге - свое время и место. Возможно тогда, в далекой уже своей юности, я бы не поняла многое из этого романа, вероятно, и герои меня б не столь восхитили, как сейчас, не знаю... Знаю наверняка лишь одно: на сегодняшний момент (март 25-го) книга "Человек, который смеется" видится мне одной из самых возвышенных и трагических истории в мировой художественной литературе, историй, возвращающих веру в человека, историй, от которых трудно оторваться, историй, которые сразу западают в сердце...
Роман Гюго по ходу чтения казался мне несколько эклектичным - нас перебрасывало из бедняцкой хижины в королевские покои, мы то восхищались мужеством и порядочностью, то гневались, глядя на развращенные придворные нравы. Между первым и вторым, казалось, не было никакой связи - только казалось. Волшебник Гюго умело отвлекал нас от главного, чтобы потом, в одно мгновение, поразить будто обухом по голове - правда, богатство, справедливость тоже могут ранить, если не ко времени, если уж слишком поздно что-то менять. Налаженный маховик жизни уж не остановить на полном ходу. К чему оно все? Сейчас, когда уже слишком поздно... Роман рождал самые разные ассоциации: стойкость мальчика в момент снежной бури отчего-то навевала мне мысли о героях Джека Лондона (странные ассоциации, спорить не буду), королевские покои мигом возвращали меня в романы Дрюона и Дюма. Финал же ошеломил, покорил, заставил прослезиться - вот это точно что-то из русской классики...
Трудно вот так сразу сказать, чем для меня в итоге стал роман Гюго (пишу по свежим эмоциям от прочитанного). Историей любви, которой неподвластны условности общества? История урода и слепой, история чистой души, скрытой за безобразной внешностью, кстати, недвусмысленно отсылала уже к упомянутому мною "Собору..." - здесь, впрочем, эта тема, как мне кажется, проявлена еще ярче, чем в той книге знаменитого француза. История глубочайшей привязанности, благодарности, дружбы, переросшей однажды в нечто еще более красивое. Я искренне любовалась ими весь процесс чтения - Деей и Гуинпленом, самой судьбой предназначенных друг другу. На фоне отношений Дэвида и Джозианы (вернее, недоотношений: там каждый любил только себя) пара этих неполноценных с виду людей (она не может видеть мир и его, он лишен возможности созерцать свой собственный облик) казалась мне едва ли не идеалом - образцом той самой бескорыстной любви, когда не важно что-то внешнее, куда важнее то, что внутри.
Другой бы на его месте, возможно, проклинал свое вынужденное уродство (родился-то он ведь не таким), Гуинплен же боготворил его. Эта приклеенная ему навечно жесткосердными людьми маска средством пропитания, профессией, способом проявить благодарность - Урсусу за то, что когда-то спас, Дее - за ее безоговорочную любовь. Вот он, урок высшего милосердия и благодарности! Человек благодарит судьбу и злых людей (все во мне негодовало, когда читала эти трагические страницы, посвященные его незавидной судьбе. Как могла подняться рука обезобразить малыша?..) за то, что с ним сотворили. Это и урок благодарности, и столь важное умение находить что-то хорошее в изначально плохом. Я не завидую судьбе героя (там нечему завидовать), но вот этой способности я бы тоже хотела научиться...
И почему-то читая страницы романа, я не представляла себе урода. Как может быть уродлив человек, спасший девочку от неминуемой гибели, когда сам стоял на волосок от смерти? Обмороженный десятилетний ребенок, покинутый всеми и оставленный на произвол судьбы в снежную бурю один-одинешенек, спасает это незнакомое, чужое ему существо. Ему и так сложно идти, с девочкой на руках - еще труднее, он делится с нею курточкой, он стучится во все дома, когда доходит до поселка, ему нигде не открывают (только-только отгремела чума, люди боятся чужаков)... Да, это страшно. Но это еще и вселяет веру, не до конца потерянную веру в человека, в людское милосердие. Как может быть безобразен человек с настолько чистой душой? Нет, я, конечно, не представляла себе писаного красавца - я представляла обычного человека, вот такого, как мы с вами, просто, в отличие от нас, с печатью страдания на лице. Ведь это не человек, который смеется - обманывает нас все же заглавие. Это человек, над которым смеются. Скоморох, фигляр, шут... Людям оказывается легче смеяться над чужой бедой...
История любви, история уродства - мнимого и настоящего (уродливые души не менее ужасны, чем уродливое лицо), история страданий, которых некоторым отсыпано слишком много. История мужества перед лицом искушений - не все проходят испытание богатством и славой, некоторые заглушают голос совести. Вот только насчет Гуинплена я ни капельки не сомневалась, что он выдержит любое испытание (и это в том числе) с честью. Конечно же. история борьбы за справедливость. Его проникновенная речь, вызвавшая в Палате лордов лишь смех, меня взволновала до глубины души. И столь же сильно меня растрогал финал - вполне в духе романтизма, которого придерживался в своем творчестве французский классик. Я не была готова к такой концовке (давно все-таки не читала Гюго, успела отвыкнуть), но теперь она видится мне закономерной и логичной. Сложно жить, утеряв главный смысл жизни...
Возвращаясь к началу рецензии... Истории о сильных, самоотверженных людях - это именно то, что лично мне дает вдохновение. Да, я люблю истории с моралью, истории, где четко прописано добро и зло, истории, которые учат и делают нас чуточку лучше...

Это была моя книжная фобия.
Да, вот так странно хочу начать свой отзыв по этой книге. "БЫЛА" и "ФОБИЯ" в одном предложении. Стала одной из любимых книг.
Классика - это мое все. Ее я люблю и понимаю (хочется верить), ею дышу. Гюго - классика классики. Из тех, чье имя я узнала еще до того, как начала читать. И, конечно же, после выхода на советские экраны французского мини-сериала режиссера Жана Кершброна "Человек, который смеется" я не могла не взять с полки одноименную книгу. Благо у нас был такой желанный по тем временам и довольно редкий экземпляр этой книги. Как сейчас помню, что взяла, дочитала до описаний ужасов, которые творили с детьми компрачикосы, разрыдалась, закрыла книгу на долгие 20 с лишним лет. С ума сойти, мне сложно представить, что такие промежутки есть в моей памяти! Но вот во флэшмобе 2013 мне посоветовали эту самую книгу. И я поняла, что это оно, время для того, чтобы собирать камни прочесть-таки этот труд уже знакомого и любимого автора. И знаете что?! Я рассказываю это все ради того, чтобы поведать вам удивительную вещь. В мои 10-12 лет (точно я не помню) мне показалось, что издевательствам над людьми в книге было отведено никак не меньше большой главы. На деле же оказалось, что этому посвящена всего-то пара абзацев. Мда... вот они загадки восприятия. У детских страхов глаза велики. От былой фобии не осталось и следа.
Романтическая история о роковой судьбе полюбивших друг друга юноши и девушки.
Исторически точная панорама жизни английского общества конца XVII - начала XVIII века.
Остро-социальная трагедия развития человеческой судьбы в кандалах общественных предрассудков.
И это все о нем, о романе Виктора Гюго, замысленном когда-то как начало трилогии "Аристократия", "Монархия", "Республика". Грандиозный и в то же время очень локальный сюжетно, роман разворачивает перед нами план истории целого народа, неразрывно связанного кровными узами родства со всеми народами Старого Света. Революционный по накалу, он снизойдет до судьбы всего лишь трех людей и одного волка. Литературный монумент. В духе автора.
Гюго узнаваем. Нет, его нельзя перепутать ни с кем. Многословные отступления, масштабные картины прошлого, практически документальная дотошность повествования, контекстуальные параллели с будущим (тем, что во времена Гюго уже стало реальностью). Гюго постоянно кружит вокруг одних и тех же мыслей, словно желая максимально точно, со всех сторон, во всех подробностях отобразить перед читателем какое-либо явление или исторический факт, заставить почувствовать именно так, как он, автор, это видит. Гюго - не последователь. Он - поводырь. Читателю не выбраться на волю без авторской помощи. Я не рассматриваю те случаи, когда читатель принимает решение пропустить отрывки авторских отступлений, так как, по мне, это большое упущение, если не сказать более негативно. Да, читать Гюго не просто, его книги требуют работы мысли, довольно обширного потенциала памяти, определенной интеллектуальной базы. Но даже если вместо всего этого у читателя есть только невероятное желание познавать и внимать, то этого более, чем довольно, ведь Гюго не свойственна сухость. Его речь страстная: она агонизирует вместе с умирающим, она воспламеняется вместе с влюбленным, она пульсирует вместе с током крови ее героев.
И еще... Об этом нельзя не сказать. Роман Гюго реален. Да, да, именно так. Я брела вместе с Гуинпленом по запорошенным плоскогоряьм Портленда, я замерзала от пронизывающих снежых вихрей; я сходила с ума от животного ужаса на тонущей лодке среди покинутых Богом и Сатаной компрачикосами... И я увидела тот свет, что увел с собой Дею. Туда, куда устремился за ней Гуинплен. Если бы я дочитала книгу в те мои 10-12 лет, я бы слегла...

Мы рождаемся с криком, умираем со стоном. Остаётся только жить со смехом.











