Список книг филологического факультета
NataliVajkun
- 786 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
"Как объяснить эту способность людей, народов
помнить одно и не помнить другое?"
Страшно, жутко страшно…
Забыть, завязать глаза, заткнуть уши и убежать.
Не помогает…
Отвлечься, забыться. Неа…
Стереть память. Но надо помнить, надо читать..
Не знаю, надо ли?
Это самая-страшная-книга, из мною прочитанных.
Если вы думаете, что страшно про маньяков, серийных убийц, про монстров и зомби…ха! Ну уж нет.
Страшней всего про человека, который хочет жить, который хотел спастись.
Страшней всего про карателей.
Они уверены в своей правоте, в своем заслуженном праве сеять смерть, они мнят себя богами, которые способны миловать в сиюминутном порыве, и покарать от излишнего раздражения, они мнят себя иудами, но даже это для них слишком гуманное название.
Каратель - существо абстрактное, обтекаемое, сгусток мерзости и вони, от постоянного страха за свою дешевую шкуру, от постоянного желания выслужиться, от дикого хватания за любые соломинки, что бы сохранить дерьмовую жизнь, не стоящую ломаного гроша, жизнь побитой, грязной "собаки", грызущей все и вся на своем пути. Каратель без нации, времени и места.
Их много - предатели, дезертиры, пленные, обиженные, озлобленные, перевоспитанные.
Те, кто Просто-Хотят-Жить. Они хотят спать, жрать, бесконечно оправдывая дикую жестокость.
Адамович «выворачивает мозг» типичным представителям этих недочеловеков (жаль не прямом смысле, в такие моменты я излишне кровожадна).
Порой повествование представляет собой поток сознания с перевернутой моралью, с диким желанием оправдаться, отмыться, с мечтами измениться, забыться, вымолить… обоже… это еще страшней.
« я исправлюсь» «я был с затуманенным мозгом» «я излечусь» «я отмоюсь»
Да как вообще эти люди способны спать, как у них не останавливается сердце от ночных кошмаров, как они не сдохли за сараем вывернув кишки от тошноты, как их мозг не разорвался от судорожного поиска оправдать свои поступки.
А еще… я всю книгу ждала появления доблестной советской армии… эх…
Не могу оценить эту книгу… это как поставить оценку самой войне.
Это даже больше чем пять звезд автору.
Она очень густая.
Она вся мокрая от крови.
Она пропахла гарью с тошнотно-сладковатым запахом.
Она кричит и воет дико, страшно, надрывно, разрывает и выворачивает.
Она оставляет после себя навязчивый металлический привкус.
Она очень страшная, потому что каратели не привязана ко времени, они всегда и всюду. Пока есть желающие взрастить необузданную жестокость, пока есть желающие повиноваться и оголять клыки, убить 300 человек, что бы выжить самому.
Эту книгу не хочется обсуждать.
Лучше помолчать минуту…
А потом еще…

Звон колоколов – это плач…
Сколько лет минуло с тех пор,
Как фашистский, злобный палач
Разводил в Хатыни костер?
/Кирилл Сивец/
А вот эта книга оказалась куда страшнее так любимых мною триллеров и детективов. Потому что она ПРАВДА.
Пронзительное и проникающее в самую душу произведение. Мне сложно словами описать эмоции, чувства и мысли - только одно постоянно - ну как же так, как же так, как же так возможно?
Бывший партизан - молодой Флёра, а спустя четверть века - Флориан Петрович - вместе с бывшими сослуживцами - партизанами возвращается в те места, где застала их война - а заодно идет рассказ о ней, проклятой войне, погубивший миллионы людей. История Белоруссии в военные годы - и исторические хроники (а они имеется в книге как вставки) читать жутко - там сухими цифрами горе множества семей и самая страшная часть для меня - это сожженные карателями города, деревни и села, Хатынь - с людьми, детьми, полностью уничтоженные и стертые с лица земли. Описание этих злодейств - как сгоняли людей в одно место, как запирали в доме, хлеву, в одном месте, как не давали спасать детей, тем самым просто уничтожая будущее, как глумились - масштаб в трезвом уме представить страшно. При чтении зарево над деревней вызвало у меня не просто спазм, а четкое ощущение тошноты. Воспоминания очевидцев, переживших подобные пожары и, тем более, не спасших там родных, вообще заставляют волосы шевелиться. Пусть никогда больше не родятся такие выродки рода человеческого, как творившие подобное (знаю, что это наивно, потому что примеры подобных зверств были, есть сейчас и будут), но вдруг очередное пожелание уменьшит их огромное количество. А живым читать книгу и помнить - нельзя допускать повторения Хатыни, просто нельзя.

В советской литературе есть несколько страшных и очень страшных книг о Великой Отечественной войне. Страшность которых заключается вовсе не в триллерском и ужастиковском содержании или в страшно-ужастиковских эпизодах и мизансценах — как ни крути, современный читатель крепко натренирован чтением всякого рода вампирских саг, ходячемертвецовых романов, байками из склепов и прочей мистико-потусторонней чепухой. И в особенности ещё и соответствующими фильмами...
Страшность книг о войне — подлинная их страшность и ужасность — заключается как раз в полной реалистичности описываемого, в полном соответствии той правде и истине, которая записана сухим языком протоколов свидетельских показаний и просто рассказов и воспоминаний людей, переживших ту войну и оставшихся волей провидения, случая, везения живыми.
Это некоторые книги Светланы Алексиевич. Это книга Астафьева "Прокляты и убиты". Это романы Гроссмана. Это романы и повести Василя Быкова, Ванды Василевской, Эммануила Казакевича. Это "Хатынская повесть" Алеся Адамовича...
Книга написана уже очень давно. И уже давно раздаются в мире и в Европе голоса и призывы забыть Вторую Мировую войну, потому что дескать мир уже живёт в другом времени и в других отношениях. Мало того, есть уже и люди и политики и государственные режимы, вовсю перелицовывающие историю Второй Мировой и Великой Отечественной и ставящие всё с ног на голову...
Ни к чему не хочу призывать. Просто хочу попросить — если вы ещё не читали эту книгу, то просто прочтите её... А потом загляните себе в душу — с кем вы?

Когда смерть подступила к человеку и уже не уйдет, он остается один. Сколько бы и кто бы ни был рядом.

Права весна, которая не хочет знать, что повторится и осень, и зима. Права юность, которая не верит, что у других начиналось вот так же. И благословенна река, начинающаяся чистой, светлой криничкой; даже если бы криничка знала, что низовья реки загажены, это не замутило бы ее. Реку можно очистить. Но это не имело бы никакого смысла, если бы не источали чистоту изначальная криничка, подземные ключи…

Слышал я или читал, что людей, знавших друг друга в обстоятельствах особенно мучительных, унизительных, потом не очень тянет к встречам. Изредка — да, но не более того. Трудно, невозможно жить с постоянно вскрытой коробкой, где все это запрятано.



















