Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана, очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник "Апокрифы", а также избранные стихотворения 1940-1950-х гг.

Жанры

Рейтинг LiveLib

3,9

9 оценок

5
33%
4
56%
3
0%
2
0%
1
11%

Ваша оценка

Прочитали 8Хотят прочитать 12

Рецензии

oleg_demidov4 сентября 2021 г.
Григорий Ширман — один из самых заметных членов Всероссийского союза поэтов. По профессии он — медик, до 1925 года состоял врачом-ординатором при Роддоме им. Сеченова, а после полностью отошёл в частную медицинскую практику. Это приносило хорошие деньги — и Ширман начал собирать антиквариат, заказывать известным художникам свои портреты (сохранился портрет кисти Константина Юона), а главное — издаваться.
За один только 1926 год вышло четыре поэтических сборника — «Череп», «Созвездие змеи», «Клинопись молний» и «Карусель зодиака». При этом надо учесть, что абсолютное большинство поэтов 1920‑х годов издавали тоненькие книжечки, практически брошюрки, на десяток или два десятка страниц. Нередко можно было встретить одно стихотворение, выпущенное тысячным тиражом. А у Ширмана — аккуратные, с академической безукоризненностью, на сотню или две сотни страниц сборники с обложками, оформленными видными художниками.
Земля, ты готовишь постель нам,
Покрышку куёт тишина…
В прыжке изогнулась смертельном
Наездницей тонкой луна.
Для звёзд безопасною сеткой
Качается млечный гамак.
И звёзды глотает нередко
Голодный поэт или маг.
Луною накурено густо.
Заждался и город, и весь…
Приди с головой Заратустры,
Топор золотой свой повесь.
Нередко в стихотворениях Ширмана можно увидеть поэтизированную карту звёздного неба. Его взгляд — преимущественно в космос, к Луне и Солнцу, до самых краёв нашей Галактики и дальше, покуда хватит воображения и знаний.
В автобиографии образца 1925 года поэт написал: «Я составлял всевозможные системы линз, на огороде устроил обсерваторию, а в своей комнате — лабораторию. Но неизменно в своих инструментах я ничего, кроме тьмы кромешной и тумана непроницаемого, не видел. Тогда я взялся за чтение научных книг. Изучая строение вселенной и блуждая мыслью по просторам небес, я попался в плен Аполлону и навеки, по-видимому, сделался его жертвой».
Но возникают и иные стихотворения:
Не извивайся, не упорствуй,
Не проливай сладчайший яд, —
Пособьями по свиноводству
Витрины времени пестрят.
Народ стихов не терпит боле,
Не разоряется на них,
И говорят, что даже болен,
Кто в ночь вырезывает стих.
Тут легко угадывается в «пособьях по свиноводству» ходящий в ту пору анекдот из жизни имажинистов. Книгу Вадима Шершеневича «Лошадь как лошадь» отправили в условный «Главпочтторг», который уже должен был распространять издание по магазинам. Молодые работницы стали сортировать товар и отправили поэтический сборник с таким причудливым названием — в отдел ухода за домашней скотиной. Вот они «витрины времени».
Подобных аллюзий и реминисценций в творчестве Ширмана хватает:
Луны бессмысленная лапа
Ночей ласкает купола.
Топлёным воском звёзд закапан
Пасущий облака Алла.
И ты, о снежная страница,
Крылатых песен барабан, —
Мне на кривом Арбате снится
Твоя скрипучая арба.
Надо ли говорить, что «скрипучая арба» уже несколько лет до Ширмана каталась в стихах Александра Кусикова? Не говоря уже о странно аллитерированном Аллахе.
И в этот день, когда не мрут, а дохнут,
Когда нам камни выпеченный хлеб,
Когда забыли кони, где
Причёсанный кортеет стог —
Я на Арбате,
Пропахшем хлебным квасом,
Учуял скрип арбы,
Тяжёлый след быка…
Москва, Москва,
Ты Меккой мне Москва,
А Кремль твой — сладость чёрная Каабы.
Можно сказать, что имажинисты были очень популярны или что они оказывали колоссальное влияние на молодых поэтов, можно вспомнить, что Ширман (тесно ли, не тесно — вопрос!) общался с ними — всё это будет правдой. Но важно иное — он вбирал в себя самый различный инструментарий своих коллег. Где-то получалось захватить и чужие темы или интонации — и тогда текст становился творческим эксцессом. Но где-то удавалось освоить чужие наработки и воспользоваться ими — и тогда получалось совершенно прекрасное стихотворение:
Быть может, я тебя наивней,
Но верю я в грядущий век.
Подымет счастие на бивни
Древнейший мамонт — человек.
Залезет лапой заскорузлой
В зарю оранжевых садов.
И новых рек иные русла
Омоют бёдра городов.
Вздохнут невиданный крылья,
Решётки зла преодолев.
И лунныё мёд мужчины выльет,
Как в ночью египетскую лев.
И будет женщина иначе
И раздеваться, и рожать.
И жизнь, рождаясь, не заплачет.
И смерть не выйдет из ножа.
А солнце в блузе неба синей
Златые руки засучит
И всей охапкой людям кинет
Колосья новые — лучи.
В арсенале Ширмана много акростихов и сонетов, посвящённых Ивану Рукавишникову, Евгению Соколу, Олегу Леонидову, Сергею Спасскому, Николаю Захарову-Менскому, Максимилиану Волошину, Ивану Грузинову, Георгию Шенгели и многим другим. В. Э. Молодяков в послесловии называет поэта одним из самых мастеровитых сонетистов своего времени: «Читатель ждёт краткого ответа: что за поэт Григорий Ширман, чем он ценен? Прочитав этот том, можно с уверенностью сказать: перед нами один из лучших, наиболее виртуозных и разнообразных, мастеров русского сонета ХХ века — века, богатого сонетами и сонетистами».
Что ж, мы не станем ограничивать Ширмана узкими рамками сонета и скажем, что это, безусловно, достойный внимания поэт.
Читать далее
2
121