Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры

Когда в 1966 году книга `Икона и топор` увидела свет, ее автору Джеймсу Хэдли Биллингтону, было 37 лет - по российским понятиям молодой возраст для исследователя. Но к этому времени американский ученый успел окончить Принстонский университет, получить степень доктора в Оксфордском университете, стать профессором истории в том же Принстоне, пройти стажировку в МГУ и прочесть курс лекций в Ленинградском университете, опубликовать монографию `Михайловский и русское народничество` (1958) и даже отсл...

Жанры

Рейтинг LiveLib

3,7

14 оценок

5
29%
4
43%
3
21%
2
7%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 15Хотят прочитать 148

Рецензии

viktork26 февраля 2018 г.
Большой объем, «мысль и мир» на примере российской культуры. Не все одинаково интересно и «актуально», многое кажется делом давно минувших дней и далеко выходит за пределы исторического лага, реально влияющего на нынешнее положение дел. Можно было «перестроиться» коли не сто, то хотя бы десять раз. Однако не судьба.
Труд Билингтона, скорее, оцениваешь положительно. Нет в нем традиционной снисходительной русофобии; есть попытка понять и несомненное владение материалом, удивительное для иностранца. Но и восторгаться этой книгой было бы неправильно. По фактам, связям и пр. исследователь может открыть что-то новое даже знающему читателю, но насколько приближает к пониманию наших проблем этот взгляд со стороны – большой вопрос.
Если смотреть на предисловие(я), то кажется, что автор транслирует многие западные штампа по поводу русской культуры, приглядевшись, можно увидеть тень небезызвестных советских академиков (Сахарова-Лихачева). Ну, или что-то в этом духе. Наверное, недаром произведением, которое подвергается наиболее подробному разбору и одобрению в книге является «Живаго» – этот странный и беспомощный текст, оказавшийся по воле случая в эпицентре грандиозного (по глупости и провокационности) политического скандала.
Но в целом огромная эрудиция автора его вывозит (забавно, что по охвату материала в рассматриваемых вопросах из отечественных исследователей мало кто с ним может сравниться, хотя, конечно, по отношению к совкам у американца была огромная фора во времени и доступе к источникам, а также условия относительной политической свободы).
В то же время Биллингтон слишком «книжник» и увлечение разнообразными текстами подчас уводит его далеко от проблем реальной истории. Вульгарно выражаясь, он слишком увлекается «надстройкой». Конечно, это неточное утверждение. Так, в книге слабость русского либерализма (кадетизма) вполне уверенно увязывается с запаздыванием экономического развития и слабостью буржуазии («пресловутый «базис» налицо). Но, к примеру, псевдорелигиозное увлечение дворян николаевской эпохи шеллингианством могло содействовать их душевной терапии и имело опосредованное выражение в произведениях культуры, но как это влияло на реальную жизнь большинства населения. Идеи, конечно, нельзя недооценивать – они в основе играют решающую роль тогда, когда человек, которому что-то «втемяшилось», стоит перед реальным выбором. В конечном счете, вопрос о культурной матрице тоже требует ответов: почему, скажем, мы никак не оторвемся от гибрида помойки и военного поселения. Но чаще всего – это просто фон, который масса даже не слишком замечает. Если бы хотя бы часть идей, идеалов и дискуссий в «толстых» журналах эпохи «гласности» получила бы реальное воплощение, то мы жили бы в совершенно другой стране. Но и до революции, и после культура была фоном и недостаточно прочной оболочкой для проявления «анти-культуры», скажем, примитивной «морали подворотни». Эрудит Биллингтон, конечно же, в курсе этого противоречия, но выбранные им для названия образы «иконы» и «топора» представляются нам малоудачными.
Хотя, конечно, выбор метафор и членений – это дело автора. Если опять выбирать пример, то когда Б. рассматривает в качестве главных оснований Серебряного века прометейство, сенсуализм и апокалиптичность, то это выбор не хуже других.
Книга американского библиотекаря вышла на рубеже – в начале тысячелетия и тогда декларированный автором «осторожный оптимизм» имел некоторые основания, но с тех пор надежды эти растаяли – чечевичная похлебка конформизма и тупая жадность успешно уничтожают в России воспоминания о всяком культурном первородстве.
В чем же нам приходится расходиться с Биллингтоном. Сноски на его книгу я видел, но утверждать, что она «стала вехой» и «оказала огромное влияние», было бы неправдой. Отчасти это связано с тем, что автор все же часто просто скользит по поверхности и не говорит ничего нового. Возможно, что книга вышла в России слишком поздно и интерес к теме был во-многом потерян. Но, вероятно, что дело и в объекте описания и исследования: отечественная культура дошла до такой степени деградации, что анализ ее славной и насыщенной истории УЖЕ … не актуален.
У американского ученого есть своя «философия истории». В конце труда он пишет об иронии российской истории (по аналогии с тем, что Р.Нибур утверждал об истории американской). Возможно, и даже, скорее всего, это так. Но вольно же писать об «иронии», когда набиваешь шишки и приобретаешь необходимый опыт, когда сбитый с ног снова поднимаешься. Или, тем паче, когда анализируешь со стороны. Но если «хитрости разума» в отношении собственной судьбы понимаешь, когда стало уже совсем поздно? когда все приблизилось к полуночи, то, УЖЕ какое дело умирающему до гегелевской «совы». Не ирония – трагедия! Стороннему наблюдателю история может представляться «иронией, но жертвам трагедии это вовсе может так не казаться.
Читать далее
12
2,3K
Darya2828 июля 2016 г.
История и Толкования
Неблагодарное это дело, читать труды по истории и культуре России, написанные зарубежными авторами, и ждать от них объективности.
Эта фраза крутилась у меня в голове на протяжении почти тысячи страниц исследования Джеймса Биллингтона и вылилась в конце концов в вопрос, а способен ли вообще человек иной культурной парадигмы выйти за пределы собственной системы координат и взглянуть на чужой образ жизни непредвзято? Отрицательный ответ мне теперь представляется более вероятным, просто потому, что не хочется верить, что серьезный, блестяще образованный ученый, не просто посещавший Советский Союз и Россию, но и какое-то время проживший в них, может делать выводы о некоторых культурных и исторических событиях в стране на уровне американского обывателя, читающего исключительно The New York Times.
В свете сделанного выше вывода, я тоже не стану претендовать на объективность, но выделю плюсы и минусы двухтомника для себя лично.
+ Гигантская библиографическая работа. Подробный комментарий с указанием источников, является, по сути, хорошим референтным справочником по культуре России, включающим учебники, монографии, диссертации, статьи, письма, многие из которых не опубликованы и доступны только в архивах или личных коллекциях. На мой взгляд, это клад для историка, культуролога или просто человека, заинтересованного в обстоятельном изложении вопроса.
+ Любовь автора к объекту и предмету исследования. Можно придираться к точке зрения господина Биллингтона (чем я и займусь чуть позже), но, как ни парадоксально, отказать ему в искренней заинтересованности и любви к России нельзя.
+ Аналитика. Мне самой история культуры всегда давалась тяжелее, чем политическая, экономическая или военная, в основном потому, что насыщена мириадами мало отличающихся друг от друга (как мне кажется) течений, направлений, ответвлений, завихрений и прочих "ений", в которых сам черт ногу сломит. Поэтому люди, умеющие во всем этом разобраться и не увязнуть по самые уши, всегда вызывают у меня восхищение. А если им еще и удается грамотно и увлекательно рассортировать и изложить большой объем материала для непосвященных, то почет им, как говорится, и уважение.
+ Взгляд со стороны. В стороннем взгляде Биллингтона много такого, с чем я не согласна (о чем ниже), но есть и весьма точные, пусть зачастую и нелицеприятные наблюдения. Такие как проблемы с общественной легитимацией власти, а не экономический или производственный кризис, в качестве причины, подтолкнувшей СССР к развалу. Или философия жизни, когда «успех и благополучное существование связывается с удачей или безнравственностью», и превалирует общество, где характерна «пассивная адаптация к постоянно понижающимся ожиданиям». Ну и с чем я точно соглашусь, так это с процитированным здесь Юрием Нагибиным: "Самая большая вина русского народа - в том, что он всегда безвинен в собственных глазах. Все в России делалось руками русских, с русского согласия."
- Общий аршин. Причина всех исторических побед и удач страны заключается в том, что нашлись разумные граждане, сумевшие воспользоваться западными лекалами в политике или культуре. Корень всех бед и горестей, постигших страну, в твердолобости прочих граждан, не пожелавших копировать западные образцы. Довольно интересно в этом отношении сравнить книгу «Икона и Топор» (1 том), написанную в шестидесятые, и более современные статьи и книгу «Россия в поисках себя» (2 том), охватывающие поздний советский период, девяностые и начало двухтысячных. Если в «Иконе» все довольно-таки категорично, то в «России» автор все же неохотно признает положительность синтеза старой русской культуры и западного влияния, хоть и позиционирует Америку как единственный возможный образец для подражания.
"Поэтому мы в Америке должны не только сохранять бдительность, но и внимательно следить за происходящим. Ибо в наступившим информационную эпоху русские ищут решение своих беспрецедентных проблем не только внутри страны, но и за ее пределами. Мы - единственная страна, на которую они могут равняться в деле строительства демократии в многонациональном континентальном государстве." (Статья "Драма советского строя")
- Сгущение красок. Основные тона на полотне – холодные (меняются на что-то более теплое в основном при упоминании православия). Суровый климат неоднократно поминается к месту и не к месту, и зачастую называется в качестве причины экономического или культурного отставания в развитии. Так и хочется поинтересоваться, почему, в таком случае, страны с мягким климатом, вроде Испании или Италии не являются мировыми флагманами в данных областях.
Основное прилагательное, характеризующее успехи страны, - «неожиданный». Ломоносов, Лобачевский, Менделеев – «блестящие исключения на фоне всеобщего засилья суеверия и лени».
"Даже информированных американцев порой приводит в недоумение то, что нация, отсталая в столь многих отношениях, вдруг добивается столь потрясающих достижений в сложнейших областях науки и техники»." (О научно-техническом прорыве в Советском Союзе, в статье "Наука в Русской Культуре")
Примерно такое же недоумение вызывают любые бытовые, музыкальные, литературные и художественные достижения, вдруг откуда ни возьмись появляющиеся на мрачных, темных и холодных просторах.
- Национальный вопрос. Для меня так и осталось загадкой, что автор понимает под «великорусским шовинизмом». В качестве примера, он приводит «демонизацию чеченцев и продолжающиеся репрессии в отношении них», имея в виду Чеченские кампании 1994 и 1999 гг . Читая, я клятвенно пообещала себе не скатываться в сравнения из серии «да вы на себя посмотрите, что в вашей многонациональной стране творится», поэтому, как человек, родившийся и выросший в одной из многонациональных и многоконфессиональных республик РФ, могу просто сказать, что обвинять в открытом шовинизме подавляющее большинство населения России абсолютно неправомерно. Хотя также неправомерно и полностью отрицать его существование. Стоит хотя бы просто припомнить, что Россия, в отличии от многих других государств, мало знакома с понятиями гетто, резерваций или этнических кварталов на своей территории.
Читать далее
7
1,5K
gala-art22 июля 2018 г.
невежество
Как можно серьезно относится к работе автора,если он путает две иконы-святыни Руси- Казанскую Божья Матерь и Владимирскую Божью матерь,считая это одним и тем же (смотрите текст)
0
906

Все рецензии

Цитаты

Aurelia-R30 марта 2024 г.
Частичные реформы ведут не к благородному умиротворению, а к растущим волнениям.
2
166
Aurelia-R2 марта 2024 г.
Благодаря Киреевскому, Надеждину и Белинскому литературная критика сделалась главным способом обсуждения философских и социальных вопросов.
2
92
Aurelia-R2 марта 2024 г.
Литературная критика стала разновидностью толкования священных текстов, ведущий критик всякого влиятельного "толстого журнала" - верховным жрецом, а его письменный стол "алтаре, на котором он совершает священные обряды".
2
42