Книги, которые стоит перевести на русский
Duke_Nukem
- 947 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
Традиционная забава англоговорящих любителей жанра, условно называемого хоррором, — иногда особенно резко ощутить несовершенство мира и завести воззвах о том, как унижен и маргинализирован их любимый жанр, условно называемый хоррором. Не спорю: серьезными людьми эта нива часто обозревается свысока, а отдельных представителей вообще позволено только брезгливо потрогать мизинцем; тем не менее, наши западные камрады просто не знают, насколько более запущенным может быть положение дел. Маленький пример: рассказ Эйкмана «Ringing the Changes» (по некоторым источникам, единственный переведенный на русский язык) получил в антологии название «Мертвые идут!» Вот прямо-таки «Мертвые идут!», и с восклицательным знаком: не то в расчете на рефлексы, приобретенные читателем в каких-нибудь зомби-шутерах, не то еще бог знает из каких соображений. И кто бы еще пел о маргинализации: in Soviet Russia horror fiction is afraid of you.
Это все к тому, что я в третий раз уже буду настаивать: Эйкман вообще другой. Среди самых прогрессивных авторов в упомянутой нише он выглядел левым дядькой, слишком часто вопрошающим в духе Сфинкса о всяком эдаком — сакральном, чувственном, не поддающемся описанию. Но и в другом, солидном лагере был чужим: от штампа несерьезности литературы «о привидениях» сложно избавиться — и, наверное, только тогда рассказы полноправного классика выберутся из второго эшелона, когда словечко на букву «х» исчезнет из всех статей и аннотаций.
Если выбирать среди более-менее титулованных авторов, Эйкман кажется мне наиболее созвучным Элиаде, особенно в привычке скрывать за мистическими ширмами настоящие мистерии, дремучие и неизъяснимые. Параллель в целом искусственная, потому что подсказана была в первую очередь сюжетом рассказа «The Wine-Dark Sea», сквозь который аукнулась новелла «У цыганок». В обоих вещах речь идет о некоем локусе, со стыдом (Элиаде) или страхом (Эйкман) избегаемом местными жителями; на эту территорию в обоих случаях попадает протагонист средних лет, в обоих случаях встречает троих женщин и проходит некое испытание. Будь эти троицы явно репродукциями мифов, параллель можно было бы отмести; но ни Мойр, ни каких-либо триипостасных богинек из любого пантеона они не напоминают, поэтому такая синхроничность особенно замечательна. И относительно легко отделавшийся Гаврилеску вполне мог быть побит камнями, как некий эпизодический персонаж «The Wine-Dark Sea», окажись трикстерессы в подходящем настроении.
UPD 18.05.13 Страбон: «В океане, говорит Посидоний, лежит островок, находящийся не особенно далеко в открытом море, прямо перед устьем реки Лигера; на острове живут самнитские женщины, одержимые Дионисом; они умилостивляют этого бога мистическими обрядами, так же как и другими священнодействиями; и ни один мужчина не вступает на остров, хотя сами женщины отплывают с него для общения с мужчинами и затем возвращаются обратно».
Если же отвлечься от сравнений, то некий Идеальный Рассказ Эйкмана выглядит следующим образом (здесь скорее пересказ не конкретной вещи, а общей концепции). N сталкивается со странным обстоятельством/"тайной" или ссылается на такое обстоятельство из своего прошлого. После чего, казалось бы, все идёт к геометрически правильной концовке, мол, СВЕРШИЛОСЬ, или НАСТИГЛО, «Мертвые пришли!», короче. Вместо этого с N приключается опыт, совершенно отличный по качеству от того, что ему мысленно уготовил читатель, и превосходящий по силе все то, к чему морально готовился сам протагонист. Это не басни о духах и оборотнях, напичканные загадочными метафорами из области психоанализа и обрывающиеся на самом интере...; это эмоциональные и тревожные головоломки, маскирующиеся под сказки о сверхъестественном. И в довольно прямолинейном по меркам Эйкмана «The Fetch», с фамильной «auld carlin» (что-то вроде «старой карги», несущего дурное предзнаменование женского духа), больше удивляет вереница любовных привязанностей героя, но как только в них начинает приоткрываться какая-то важная для сюжета последовательность, на сцену снова вступает auld carlin.
Или вот «Growing Boys». В нем мало простора для спекуляций (фактически, только генриджеймсовское или/или: ядро распалось, персонаж апаснасте — ядро не распалось, персонаж истеричка и бредит). С точки зрения рассказа об отчуждении и раздражении, испытываемом матерью по отношению к растущим сыновьям, второе «или» куда любопытнее: если сыновья-гиганты существуют только в ее воображении, то выходит, что в этом воображении занимаемое двумя хулиганистыми близнецами время постепенно превратилось в занимаемое ими пространство. Но в любом свете это довольно впечатляющая новелла о Венди, однажды очнувшейся от волшебного наркоза и обнаружившей себя слишком юной матерью каких-то слишком чужих... мужчин? Прочтение интересно дополнить фабульно похожим «Feral» Джойс Кэрол Оутс (есть здесь).
Каждый без исключения рассказ хочется разъять и докопаться до сути: поклонники наплодили довольно много толкований, а издательство Gothic Press (!!!) - целый сборник разъяснительных статей. И это тот случай, когда интересно было выслушать каждого и на каждую деталь обратить внимание, чтобы, может быть, чуть лучше сориентироваться посреди эйкмановской «ничьей воды», равноудаленной от «этой» и «той» сторон.

Men chase the same women again and again; or rather the same illusion; or rather the same lost part of themselves.

It is amazing how full a life a man can lead without for one moment being alive at all.














Другие издания
