Галина

Книга воспоминаний великой певицы - яркий эмоциональный рассказ о том, как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра. Певица рассказывает о встречах с Шостаковичем и Бриттеном, Покровским и Мелик-Пашаевым, Лемешевым и Козловским, Солженицыным и Сахаровым, Булганиным и Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и подлом предательстве. "Эту книгу я должна была написать. В ней было мое спасение. Когда нас выбросили из нашей ...

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,5

579 оценок

5
65%
4
24%
3
8%
2
2%
1
1%

Ваша оценка

Прочитали 637Хотят прочитать 581

Рецензии

Аноним12 августа 2016 г.
Музыка Прокофьева после 1948 года почти не исполнялась, так что денег в доме не было. Однажды выяснилось, что нет ни копейки. Придя к Прокофьеву, Слава застал его беспомощным и растерянным.
— Что случилось, Сергей Сергеевич?
— Слава, подумайте только, сегодня нечем платить кухарке…
Мемуары Вишневской прекрасны как напоминание о том, что путь к творческому успеху зависит частично от таланта, частично от везения, но, прежде всего, от упорного труда, и полностью бесполезны как источник сведений о жизни в СССР.
Певица застала очень интересные времена: от 40-х до 70-х. В стране за это время много чего происходило. Отменялась карточная система, и появлялось движение стиляг. Были пятилетки, освоение целины и массовое жилищное строительство. Гагарин летал в космос, и развивался спорт. Менялся и уровень жизни населения от мод и содержимого тарелок до возможности обзавестись дополнительными метрами. Но если верить Вишневской, то в СССР не менялось ничего: как в 40-е было нечего жрать – так жрать и нечего, как было негде жить – так жить и негде. Все советские мужчины – это законченные алкоголики, превращающиеся в стариков к 50 годам. А все советские женщины – это разожравшиеся бесформенные тумбы в аляповатых страшного вида кофтах.
В остальном – типичная антисоветская истерика. Быть может, в престройку это всё и было откровением. Но в настоящее время уже смешно читать про миллиарды расстрелянных лично Сталиным и большой писюн Лаврентия Берии. Про то, какие душки Сахаров с Солженицыным, и какой мученик Николай 2. Про то, как в СССР уничтожали культуру, организовывая коллективные походы рабочих и служащих в большой театр. Про несчастную Чехословакию и обетованные США.
Вишневская много говорит о советском народе, живущем якобы серой и унылой жизнью. Но достаточно часто удивляется в стиле «а вот народ-то у нас оказывается, какой»: и на репрессии ему пофиг, и по Сталину плачет, и творчество её критикует, мол, негоже это – советской женщине и матери семейства показывать на большом экране сцену полового акта, и большого горя по поводу её отбытия из страны как-то не испытывает.
Много у неё претензий и к партийной верхушке и её политике в отношении творческой интеллигенции. Но что, собственно, партийцы делают такого страшного?
Жрут много? А Вишневская, пардон, чего жрёт? Так нуждается и голодает, что, обустраивая в домике для гостей Солженицына, снимает заграничные портьеры с третьего этажа собственной дачи? У её опального мужа Ростроповича вполне себе хватает денег на коллекционирование фарфора. А вот что жрёт «мученик системы» Шостакович:

Он всю жизнь боялся, что не сможет прокормить семью, а семья была большая, и он был единственным кормильцем. Дети его: дочь Галина с мужем и двумя детьми, сын Максим, тогда еще студент, с женой и сыном — фактически были на его иждивении. Да еще старая нянька, прожившая у него всю жизнь, и домработница в московской квартире, и еще одна домработница и истопник на даче, шофер, секретарь — всем им надо было еще зарплату платить. Ну, и сам Дмитрий Дмитриевич с женой. Итого 15 человек. Он говорил:
— Вы подумайте: ведь только на завтрак нужно две дюжины яиц, килограмм масла, два килограмма творога, несколько литров молока! Это моя семья — что станется с ними, если я перестану писать?..
Привлекают к корпоративам? Но основная масса творческих работников на них с удовольствием идёт – как-никак хороший шанс подзаработать. При желании можно отказаться. По крайней мере, когда это сделала Вишневская – в откровенно грубой форме – никто её (вопреки страшилкам антисталинистов) в ГУЛАГ не потащил и карьеру не перекрыл, а наоборот – даже помогли с квартирой.
Подсиживают друг друга? Как будто артисты Большого не делали того же самого. И не всегда по инициативе КГБ.

Ирина Архипова, бледная, запыхавшаяся, вцепившись в мою руку, как безумная зашептала на ухо:
— Не плачь, не плачь. Я отомстила… я отомстила… Я только что вернулась из ЦК… Я отомстила…
Наступают на горло творческой песне? Так и в странах Запада с этим не всё красиво и замечательно. В Америке, например, на одну роль, в том числе главную, могут приходиться по три певицы. И играть они будут в тех костюмах, какие им дадут. В театре Ла Скала была освистана «Травиата» - всё потому, что постановщик не дал публике то, что ей нужно.
Не доплачивают гонорары? Однако скажем-ка честно, занимаются раскруткой. Вряд ли какая-нибудь Галя Иванова (изначальная фамилия Вишневской) смогла бы сделать всё это сама.
А вообще мемуары Вишневской напоминают известный демотиватор – с Новодворской. Вот этот:

Читать далее
95
2,9K
Аноним19 марта 2012 г.
Какая глыба, а? Какой матерый человечище?
В.И.Ленин
Люди такого масштаба рождаются не часто. При жизни о них часто говорят, что у них тяжёлый характер. Ещё бы не тяжелый: они не мирятся, как многие, с несправедливостью, не боятся перечить начальству и вообще мало чего боятся. У них есть чувство собственного достоинства - большая редкость, тем более, в нашей стране. Да нет, в любой стране редкость.
В Вишневской много розенбаумовского "Я Родину свою люблю, но ненавижу государство". С какой-то удивительной пронзительностью пишет она о самых простых русских людях - бабушке, учительнице, коллегах. И очень презрительно о системе. Поэтому тем, кому мил и дорог Советский Союз книгу лучше не читать - зачем раздражаться лишний раз?
В то же время книга абсолютно не политизированна. Ведь в первую очередь она о творчестве, о любви к пению вообще, и опере в частности. О магии человеческого голоса. О том, какой адский труд стоит за красивыми представлениями. В чём-то она очень близка воспоминаниям Шаляпина (не случайно Вишневская его и любила, и почитала). Только, при всём моём пиетете к Федор Иванычу, Галина Павловна тоньше, глубже, острее. Удивляет прекрасный русский язык: не просто правильный и хороший, но ёмкий, выразительный, временами хлёсткий. Но при всём при том по прочтении остаётся очень тёплое чувство: в книге нет никаких разоблачений, нижнего белья, осуждения коллег. Вишневская вообще не оценивает человека, она его ценит.
Редкий дар. Удивительный.
Читать далее
89
1K
Аноним9 марта 2015 г.
Я вам скажу, когда я на самом-самом деле горжусь своей страной (нет, в других случаях, тоже - right or wrong - my country), на самом-самом деле - это когда Пласидо Доминго на русском языке поет: " Забу-удет мир меня, но ты...ты...Ольга..."
И это самое "О-о-ольга" прозрачным, мерцающим шаром выкатывается из его драгоценного горла.
Или когда на экране в огромном кафедральном соборе, пустынном и запредельно прекрасном, играет Баха на виолончели Мстислав Ростропович...
Или когда Вишневская поет "Вокализ" Рохманинова. Услышав именно это произведение в исполнении Галины Вишневской Анна Ахматова написала свое знаменитое:
"Женский голос, как ветер, несется,
Черным кажется, влажным, ночным.
И чего на лету ни коснется –
Все становится сразу иным.
Заливает алмазным сияньем,
Где-то что-то на миг серебрит
И загадочным одеяньем
Небывалых шелков шелестит…"
У автобиографической книги Вишневской такая личная интонация, что сразу я наизусть в 9 лет пою "Евгения Онегина", у меня бабка-цыганка, я с триумфом прохожу конкурс в Большой, я выхожу замуж за Ростроповича и наш первый поцелуй (мы еще не знакомы) - в щиколотку "Ах, какие у вас ноги!".
Вот только никак не удается представить как мне удалось выжить в блокаду, пережить смерть маленького сына, предательство учеников и друзей, ненависть, зависть, доносы...
Ах, ну да, это же не моя судьба... она не всем по плечу. Да что там! Она только ей и по плечу.
Эта женщина родилась королевой. Резкой, властной, прекрасной, женственной, гениальной. Стоит послушать, как она рассказывает о своем муже - она говорит о Короле. Только ему она подчиняется, зато полностью и с королевским достоинством.
Книга называется "Галина. История жизни." На самом деле, конечно, это история страны, история народа, рассказ о высоком искусстве, о гениальном Шостаковиче, о великом Солженицыне, о русском народе, находящемся на момент описываемых событий в тяжелом, рабском, обманутом состоянии... Чтение страшное не описанными событиями даже, а тем, что не можешь ответить себе на возникающий вопрос: "Да изменилось ли хоть что-нибудь?" Верю, что изменилось! Но... насколько?
В последнее время я прочитала три книги воспоминаний о самом расцвете советской империи. Их вполне можно сравнить по отношению авторов к машине советской власти.
Каверин "Эпилог" - автор писатель, на неплохой должности в Союзе писателей СССР (кстати, этот СП - сам по себе машина подавления инакомыслящих). Панически боится властей, клеймит тех, кто кажется ему сотрудничающим с КГБ. Но кидается жать руку следователю, когда тот цитирует ему "Двух капитанов": "Я восхищаюсь вашей начитанностью!..."
Померанц "Записки гадкого утенка" - автору не дали стать "кем-то". Он стал им в факультативном порядке. Прошел войну, лагеря, был профессиональным диссидентом и никогда - ничего - не боялся после Сталинграда. Потому что понятие страха потеряло смысл.
Галина Вишневская "Галина" - есть вещи важнее протестов. Да и куда? К кому идти протестовать? Она гений, занятый своим делом. Искусством. Музыкой. Оперой. Пример Шостаковича перед глазами: его сломали, уничтожили, он подписывал все "осуждающие" письма не глядя и не читая, лишь бы дали писать, творить, сочинять. А то ведь могут и этого не дать!

Бедный Дмитрий Дмитриевич! Когда в 1948 году в переполненном людьми Большом зале Московской консерватории он, как прокаженный, сидел один в пустом ряду, было о чем ему подумать, а потом помнить всю жизнь. Он часто говорил нам, когда мы возмущались какой-нибудь очередной несправедливостью:
— Не тратьте зря силы, работайте, играйте… Раз вы живете в этой стране, вы должны видеть все так, как оно есть. Не стройте иллюзий, другой жизни здесь нет и быть не может.
А однажды высказался яснее:
— Скажите спасибо, что еще дают дышать.
Но Вишневская и Ростропович следующее поколение, они смогли вытерпеть великодержавное хамство не до конца. Написали письмо в защиту Солженицына. Что ж, их не посадили и не убили - времена не те, Сталин давно в могиле, но... Пришлось уехать. О, как их унижали перед отъездом! Как объясняли им, что они никто, что только властию коммунистической партии им разрешено было похлебать из лучшей кормушки, что они деградировали, как артисты, что "ишь, куда замахнулись - Брежневу заявление подавать", что "тут оркестры сами не хотят с вами работать и там вы никому не будете нужны". И еще многое и многое.
Но перед Галиной уже стояла только одна цель - уехать. На два года.
Вышло же - на целых шестнадцать лет. Однажды они из газет узнали, что лишены гражданства.
Прошло много-много лет, и вот старая Галина Вишневская, уже похоронившая своего любимого мужа, отвечает на вопросы ведущей передачи:
Вы столько прожили во Франции, вы уже привыкли, зачем возвращаться?
Потому, что это моя страна, мой народ. Я люблю его со всеми его вывертами, свойственными и мне в том числе, я от этого не отрекаюсь. Да хочу я тут жить и всё!
Читать далее
66
1,1K

Все рецензии

Цитаты

Аноним20 марта 2012 г.
Однажды на панихиде попросили спеть солиста оперы Д. Бедросяна. Тот с готовностью согласился, поставил ноты перед аккомпаниатором и с чувством запел романс Даргомыжского «Мне грустно потому, что я тебя люблю…», совсем упустив маленькую деталь, а именно: что кончается романс словами «Мне грустно потому, что весело тебе», да еще с повтором. Спев роковую фразу первый раз, он, в изумлении от себя же услышанного, выпучил глаза, повернулся к покойнику и, отвесив ему земной поклон, закончил, с тоскою глядя на него: «Потому, что весело тебе».
Читать далее
15
2,1K
Аноним19 марта 2012 г.
После генеральной репетиции на обсуждении спектакля выступил знаменитый баритон Алексей Иванов и сказал, что Покровский испортил спектакль тем, что дал партию Купавы Вишневской, потому что Мизгирь не сможет бросить, оставить ради Снегурочки такую Купаву. Для этого надо быть полным дураком, публика ему не поверит.
14
1,9K
Аноним19 марта 2012 г.
Всех сопрано Большого театра в срочном порядке вызвали на репетицию, чтобы петь «Грезы» Шумана в Колонном зале Дома союзов, где стоял гроб с телом Сталина. Пели мы без слов, с закрытыми ртами — «мычали». После репетиции всех повели в Колонный зал, а меня не взяли — отдел кадров отсеял: новенькая, только полгода в театре. Видно, доверия мне не было. И мычать пошло проверенное стадо.
14
1,6K