
Издательство "Новое литературное обозрение": Художественная серия
russischergeist
- 123 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Проза поэта Марианны Гейде — сборник рассказов, повестей и всяких других текстов.
«Мр было лет девять, когда он узнал, что его дед умирает от рака. Почему я говорю Мр, а не просто «я»? Да потому, что «я» в этом случае оказалось бы чистой условностью, ведь я совершенно не помню тогдашних своих чувств, плохо помню и ландшафты, окружавшие меня в тот момент, и книги, которые тогда читал, а то, что помню, похоже на созвездия нетвердого света, и я группирую их по своему усмотрению…»
У писателя имеется память, набитая собственными воспоминаниями, потом еще в его распоряжении есть память придуманного героя, в которую автор может поместить всякое придуманное, но скорее всего этот персонаж будет вспоминать то, что произошло именно с писателем, так проще. А ведь то, что кажется писателю его собственными воспоминаниями, на самом деле он как раз и придумал, потому что не мог припомнить, как все было на самом деле.
Реальность ускользает, да и что такое реальность. Что-то рассказанное кем-то, тем, кому мы обязаны доверять, кому нас учили доверять, заставляли доверять? А почему именно этим и этому?
Но, с другой стороны, так ли важно понимать, что имел в виду писатель, это следователю надо знать, что делали и о чем думали граждане А и Б, а тебе всего лишь нужно что-то прочитать и запустить фантазию. К чему тебе задуманное писателем, часто он задумывает одно, а получается другое.
А иногда вдруг выходит, что написанная другим человеком книга — про тебя. И откуда ему было это все знать?

Нас учили разделке слов, снабдили непривычными скользкими инструментами — сперва надлежало отделить приставку чем-то вроде кочерги с короткой ручкой, затем дугообразным фиксатором закрепить корень, прикрыть островерхой крышечкой суффикс, заключить окончание в квадратное окошечко; в наших неопытных руках инструменты кривились, иной нерадивый ученик просто-напросто прилаживал их к трепещущему слову в любом порядке и где придется, иногда получалось забавно; другой раз предлагалось склонять или спрягать, в последнее было легче поверить, это было просто грубое насилие, в котором участвовали и мы, и они, и вы — но как поверить, что можно внушить слову склонность к чему-то, что может вовсе не быть ни мной, ни тобой, ни нами, ни вами; слова состояли совсем из иного вещества, чем мы, и наверняка были не так сговорчивы, как мы — только нас можно было простым звоном электрического колокольчика загонять в пахнущий чужим дыханием класс…

Что душа, даже если она бессмертна, все же есть что-то иное по отношению к нам, а нам пусть будет предоставлено идти дальше, такими же смертными и плотными, совсем бездушными, потому что душа — чужое крылатое насекомое, которым мы залюбуемся, когда бы только нам оставили наше крохотное, пустое, как шелковый кокон — здешнее «я» неизвестного происхождения ткачи выткали полотно, которое обессмертит нашу бренную чувственность…
Вылупилась душа, огляделась, пошлепала крылышками и пропала, а ты остаешься ловить в недоумении шум, о котором сперва тебе кажется, что он приближается: такая обратная акустическая перспектива, потому что, когда псалмопевец возвышает голос, тогда-то дух Божий дальше всего, и лишь в молчание снисходит как в свое насквозь пустое пристанище.

Во мне меньше мяса,Лемур,чем в жестянке с тушенкой,но,кажется втрое больше железа















