Языки и Язык.
KikimoraSiberian
- 1 216 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Нобелевская речь – это нечто совершенно особенное, как для самих авторов, так и для поклонников их творчества. Если бы у вас была возможность обратиться ко всему миру, быть услышанным тысячами (а может, кто знает, и миллионами) с речью, что бы вы сказали? О чём бы вы заговорили, зная, что теперь вас воспринимают уже иначе, не просто как поэта, писателя, но как одного из величайших умов своего времени? Я не зря использовал слово «воспринимают», объективность Нобелевского комитета многие ставят под сомнение, однако, тяжело спорить с тем фактом, что до сих пор нобелиаты приобретают особый статус в глазах читателя. И, осознавая значимость момента, лауреаты премии в своих лекциях высказывают всё то самое главное для них в творчестве и жизни, что, быть может, не успели сказать в своих работах. Концентрация интересных мыслей, идей, выводов в нобелевской лекции редко сравнится по плотности с иными шедеврами, поэтому я со всей уверенностью советую прочитать как минимум речь Иосифа Бродского.
Бродский получил Нобелевскую премию в 1987 году «за всеобъемлющее творчество, проникнутое ясностью мысли и поэтической интенсивностью». Сразу замечу, что к поклонникам Бродского себя никогда не относил, однако, многие его стихотворения люблю, а в ещё большей степени уважаю его как человека одарённого и потрясающе умного, занимавшегося литературой по любви, а не по расчёту. Его речь можно не только прочитать, но даже послушать, и я не просто так упомянул об отсутствии у меня сильных чувств в адрес поэта, потому что тем, кто безмерно любящим Бродского поклонником не является, я намерен рекомендовать всё же чтение. Манера говорить Иосифа Александровича довольно специфична. Олег Целков очень точно описал его стиль:
Многие за это Бродского и любят слушать – неповторимость его чтения напоминает какой-то транс и воздействует на слушающего неоднозначно, а всё новое и необычное нас привлекает. Справедливости ради приведу ещё одну цитату, на этот раз Эллендеи Проффер Тисли:
Истинно это не только в отношении стихотворений, но и, судя по всему, в принципе любой речи Иосифа Александровича. В прозе чуть менее, чем в стихах, но всё-таки ощутимо. Для меня это усложняет восприятие, но кому-то, быть может, придётся по вкусу.
О чём же, собственно, сама лекция и почему стоит её прочитать? Поклонникам – чтобы почувствовать любовь поэта к своему ремеслу, его гордость, его восхищение. Случайно заинтересовавшимся лекцией – чтобы взглянуть на мир глазами прекрасного литератора, за его размышления об этике, одиночестве, за его взгляд на политику и нашу жизнь. Пожалуй, лучшим заключением и возможностью для вас окончательно решить, стоит ли потратить какие-нибудь полчаса своей жизни на чтение данной речи, станет пара цитат из неё:

Очень своевременное произведение.
Хотя у Достоевского они, в сущности, все таковые, с разной степенью "накала" (страстей и ситуативности) может быть, только сделанные.
Федор Михайлович в этом очерке выделяет три (условных) периода творческой деятельности великого поэта. "Условных", потому что периоды эти не имеют четких границ, но вот, например, начало "Евгения Онегина" Достоевский относит к первому периоду, окончание - ко второму.
Объединяет же оба этих периода не только вера в то, что "не вне тебя правда, а в тебе самом", но и "вера в русский характер".
Причем, что интересно, анализируя эту одну из главных работ Александра Сергеевича, Достоевский возносит на чуть ли на недосягаемую "нравственную высоту" Татьяну ("она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда") и одновременно опускает (не менее глубоко) Онегина, который "не способен даже кого-нибудь любить"... (но и не только из-за этой "неспособности" конечно же)...
Третий же период творчества великого поэта характеризуется по Достоевскому неслыханным и невиданным "до него нигде и ни у кого" способности всемирной отзывчивости, которая заключается в изумительной (и никем не превзойденной) глубине его почти совершенного перевоплощения в образы и событийности соседних и (или) других стран.
Вообще очерк, сам по себе, небольшой, но мысли, которые он в себе заключает можно сказать программно-важные в миропонимании и творчестве Достоевского (тем более, что работа эта была написана им уже в последний период жизни, почти накануне смерти). В том числе, не смотря ни на что, Достоевский говорит здесь и о некой будущей мессианской роли русской цивилизации: "стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно... и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону!"

Откровенно говоря,я под впечатлением Нобелевской речи Бродского. С удовольствием прочла и прослушала.
Сколько объема мысли в относительно коротком тексте, поразительно.
Рекомендую каждому книголюбу,даже для тех,кто не фанат Бродского или незнаком с его творчеством.
В лекции Бродский приводит размышления о языке, литературе, искусстве и эстетики. Максимально интересно)

Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем всё это кончается. Было бы досадно израсходовать этот единственный шанс на повторение чужой внешности, чужого опыта, на тавтологию — тем более обидно, что глашатаи исторической необходимости, по чьему наущению человек на тавтологию эту готов согласиться, в гроб с ним вместе не лягут и спасибо не скажут.

Во всяком случае положение, при котором искусство вообще и литература в
частности является достоянием (прерогативой) меньшинства, представляется мне
нездоровым и угрожающим. Я не призываю к замене государства библиотекой --
хотя мысль эта неоднократно меня посещала -- но я не сомневаюсь, что,
выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не
основании их политических программ, на земле было бы меньше горя. Мне
думается, что потенциального властителя наших судеб следовало бы спрашивать
прежде всего не о том, как он представляет себе курс иностранной политики, а
о том, как он относится к Стендалю, Диккенсу, Достоевскому.

Лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии.