
Военные мемуары
Melory
- 394 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Калинин Степан Андрианович, генерал-лейтенант. После октябрьского переворота был удостоен чести заниматься сбором хлеба у населения. Хлеб не всегда просто отбирали у так называемых кулаков, его еще и закупали. Правда, по своеобразным ценам. Калинину выделяют целых семь миллионов рублей на закупку. Интересно, что деньги в банке ему выдали по обычному удостоверению исполняющего обязанности командира давно несуществующей 7 й роты 12 го запасного полка и чека на получение денег. Он путешествует по стране, отыскивает зерно на элеваторах и все найденное направляет в Москву, откуда продовольственные запасы распределялись по промышленным центрам республики. Из одной только Уфимской губернии он вывез сто тысяч пудов. «Нам казалось, что мы поступили правильно. Нельзя было задерживать хлеб на элеваторе, когда в нем так нуждались армия и население городов. Однако бывший в то время по каким–то делам в Уфе Народный Комиссар продовольствия Александр Дмитриевич Цюрупа признал наши действия анархическими. — Отправить в Москву хлеб из государственного элеватора с таким же успехом могли местные власти, — сказал он. — Вы же своим самоуправством срываете их плановую работу, вносите дезорганизацию.»
За его активные действия, Калинина назначают комиссаром Главного штаба продовольственной армии. Начальником его был Морозов, бывший генерал царской армии. Для удобства сбора хлеба, всю территорию республики разбили на секторы, границы которых должны совпадать с границами военных округов. В каждом секторе имелся начальник и штаб, в каждой губернии — бригада. Если в 90-х, после развала Союза, развилось челночество, то в 18-м году, после переворота развилось «мешочество», что суть одно и то же. На станциях мешочники–спекулянты буквально с боем захватывали поезда, что мешало нормальной работе железнодорожного транспорта. Однако, далеко не все были спекулянтами. Люди просто ехали в в хлебные районы, чтобы обменять скудные пожитки на десяток фунтов крупы, ведро картофеля, пуд–другой хлеба для голодных детишек. Интересно, что на руководящих должностях было много детей богатых промышленников, которые публично отреклись от своих отцов и завоевали доверие большевиков. С началом ВОВ, Калинина вызывает Тимошенко и поручает ему силами войск 24 й армии, по мере их прибытия, а также рабочих Военстроя, управления строительства Дворца Советов, молодежи Москвы, общей численностью около 500 тысяч человек, подготовить прочную оборону на рубеже Ржев — Дорогобуж. «…выходя из кабинета Тимошенко, я невольно подумал: «Легко сказать, обеспечить руководство полумиллионной армией рабочих, студентов, учащихся школ, разбросанной по франту на 150 километров». Довелось Калинину столкнуться и с военным гением Жуковым Г.К. «Вечером 14 июля меня вызвал к телефону генерал армии Г. К. Жуков, бывший в то время начальником Генерального штаба. К нему поступили сведения, будто в районе города Белый немцы выбросили крупный авиадесант. Нам в штабе армии об этом ничего не было известно. Я так и сказал генералу Жукову, добавив при этом, что немедленно все выясню и через несколько минут доложу обстановку в районе города Белый.
— Какой же вы командующий, если не знаете, что у вас под носом делается? — услышал я в ответ.
— В районе города Белый находится дивизия генерал–майора А. Д. Березина. Он — опытный командир и сообщил бы о десанте, — попытался я дать объяснение, но меня уже никто не слушал.
Утром следующего дня в Семлево, где находился в это время наш штаб, приехал генерал–майор К. И. Ракутин с предписанием принять от меня командование 24 й армией. Хотя еще накануне выяснилось, что слухи о десанте были ложными, последствия их обошлись мне дорого.» Степана Андриановича отстраняют от командования армией. Он снова попадает к Тимошенко и тот поручает ему возглавить командование одной из армейских групп. «— Наступление начать возможно быстрее, во всяком случае, не позднее двадцать четвертого июля, — добавил маршал, уточняя приказ. — Учтите, что девяносто первая и сто шестьдесят шестая дивизии целиком в вашем распоряжении, восемьдесят девятая остается временно в моем резерве. Без моего ведома ее не трогать. Вам все ясно?
— Все ясно, — ответил я.
— Тогда немедленно принимайтесь за дело. Установите связь со штабом фронта средствами переданного в ваше подчинение штаба корпуса, а чтобы не нарушать ее, штаб группы пока не перемещайте.
Час от часу не легче: 89 я дивизия остается в резерве главнокомандующего, штаб не перемещать.»
Впрочем, и эта группа была очень быстро упразднена. Снова создается впечатление, что Тимошенко лишь создавал вид бурной деятельности, ожидая, что ситуация решится сама собой. А быть может, он просто ждал прихода немцев. И к сожалению, приходится констатировать, что таких людей в вооруженных силах было не так уж и мало. Отдельные командиры дивизий запросто оставляли маленькие города и поселки под предлогом того, что за маленькие города держаться нет никакого смысла. «— Там осталось много жителей, — возражал он. — Неудобно как–то выселять их прежде времени. К тому же Ельня — маленький городок. Есть ли нужда держаться за него?» Вероятно Тимошенко потом не раз пожалел, что взял к себе такого настырного человека, как Калинин, который не жаждал сдавать города и поселки немцам. «— Боюсь, что это будет ловушкой, — продолжал сомневаться командир дивизии. — Противник может обойти город.
— Могут, конечно, быть всякие неожиданности. Но ведь вокруг Ельни — ровная местность. Даже оврагов нет ближе десяти километров. Значит, опасаться внезапного обхода Ельни нечего.
— Что ж, вы, пожалуй, правы. Но надо связаться с командующим армией. Пусть он решает.
— При чем тут командующий? Это направление поручено оборонять частям вашей дивизии. Следовательно, от вас прежде всего зависит превращение Ельни в опорный пункт. Надо же проявлять и собственную инициативу.
Но командир дивизии продолжал стоять на своем: пусть решает командующий.
После разговора с комдивом я написал краткое донесение и с мотоциклистом послал маршалу С. К. Тимошенко.»
С другой стороны, у командующих армиями, после случая с Павловым, развилась какая-то боязнь делать что-либо без подтверждающего приказа. Так, командующий 30-й армии, генерал Хоменко, дошел до того, что не проводил совещаний своего штаба без стенографистки. «Все служебные разговоры, которые генерал Хоменко вел с подчиненными командирами, обязательно записывались. Эту работу выполняла стенографистка, постоянно следовавшая за ним. По возвращении в штаб она перепечатывала стенограммы и передавала начальнику штаба. Таким образом, штаб всегда знал, какие распоряжения отданы командующим, какие недостатки выявлены, на что обращено внимание. Проверить исполнение приказаний в таких случаях не представляло большого труда».
А вообще, остается лишь поражаться тому, что немцы не взяли Москву. Ведь отдельные руководители (особенно такие как Тимошенко и Жуков) делали все, что было в их силах, для воцарения бардака на фронте. «За день до наступления противника поступил приказ сдать обороняемый рубеж 18 й дивизии народного ополчения, причем, не дожидаясь ее подхода, отвести свои части в район станции Новодугинская для погрузки в эшелон. О том, куда собирались отправить 248 ю дивизию, известно не было. Но приказ есть приказ, и его нужно выполнить. Ополченческая дивизия ввязалась в бой с немцами где–то юго–западнее Сычевки и сюда не прибыла. А пока части 248 й дивизии сосредоточивались, как было приказано, в районе Новодугинская, противник без единого выстрела занял их позиции на Днепре.» А потом тем же самым частям, которые в приказном порядке были выведены из этого района, было приказано срочно отбивать у немцев оставленные позиции. «А теперь мне же приказано выбить врага с этих позиций, восстановить положение. Но это легко сказать — выбить. У немцев уже сейчас сил в два–три раза больше, чем у нас. И они продолжают подбрасывать новые резервы.» Степана Андриановича все-таки сбагрили с фронта, дабы не задавал много вопросов. Его направили представителем Ставки в Сибирь, где формировались двенадцать новых дивизий. Там он курировал обучение бойцов, подготовку их к военным действиям. Учить бойцов его заставили обороне, а не наступлению. Из 12 дивизий, направленных в те дни из Сибири, было сформировано две армии, одна из которых приняла участие в разгроме гитлеровцев под Москвой, вторая сражалась под Ленинградом. В действующую армию Калинина упорно не пускали. После сибирских дивизий, ему поручили тренировать солдат в Приволжском округе. После Приволжского округа был Харьковский военный округ. В мае сорок четвертого года один из представителей Ставки спросил его:
«— Не пора ли вам повоевать, товарищ Калинин?» И словно издеваясь, сам же ответил, что на фронт Калинина не пошлют. Он и дальше будет готовить резервы. Так оно и случилось, на фронт Степан Андрианович так и не попал…

Помню такой случай. Как–то, обсуждая текущие дела, мы допоздна засиделись с секретарем обкома партии Комаровым в его кабинете. Вдруг к нам ворвался паренек лет пятнадцати–шестнадцати с мешком в руках. Молча, не произнося ни слова, он развязал мешок и начал выкладывать на стол секретаря обкома аккуратно перевязанные бечевкой пачки денег.
— Принимайте. Это от меня на танк для Красной Армии, — сказал он, доставая последнюю пачку.
— Где взял деньги? — строго спросил его Комаров.
— Берите, не ворованные. На такое дело ворованные не дают, — с заметной обидой произнес мальчик.
— Знаю, что не ворованные. Но все же, кто тебя послал к нам в обком?
— Никто не посылал, сам пришел. И деньги мои. У меня есть три пчелиных улья. Меду в этом году было много. Собрал его, продал. Деньги вот принес сюда, пусть на них танк для Красной Армии построят.
— Спасибо, дружок. Правильно поступил. Откуда ты? Из какого колхоза? Как тебя зовут?
— Это неважно. Пастухом я в колхозе работаю. А кличут Ванюшкой. До свидания.